Вся эта история с Африканом настолько удручала Порфирия, что пару часов назад он вывел из состава Митрополитбюро и отправил на пенсию престарелого протопарторга Василия, имевшего неосторожность внешне напоминать собою Африкана. Причём формулировка была страшна: «Отстранить от занимаемой должности с острой сердечной недостаточностью…»
Тоненько прозвенев, на левую руку Партиарха опустился прозрачный худосочный комар. Видимо, прилетел откуда-нибудь из-за Чумахлинки. Лыцкие на подобное кощунство просто бы не отважились… Любой на месте Порфирия сразу бы согнал его к чёртовой матери, а то и размазал единым взмахом. Но Партиарх был политик во всём. Сокрушённо покачивая головой, с мягкой укоризной следил он за тем, как, вызревая в рубиновую каплю, раздувается брюшко неразумного кровопийцы. «Ну куда же ты столько пьёшь, дурашка? – казалось, говорили скорбные глаза Порфирия. – Меня, допустим, не убудет, но ты хотя бы о себе подумай…» Наконец зарвавшийся комар всполошился и, натужно зазвенев, попробовал взмыть. Поздно. Перебрал. Кровушка тут же потянула вниз. Лишь тогда Партиарх вздохнул и погрозил пальцем изнемогающему в полёте насекомому:
– У, нехристь!..
И то ли этого лёгкого сотрясения оказалось достаточно, то ли случилось одно из мелких нечаянных чудес, которыми славен был Партиарх, но брюшко мгновенно лопнуло, оросив столешницу невинной кровью, а сам комар, вернее, верхняя его половинка вознеслась, звеня, к потолку.
Не так ли и душа человеческая?..
Внезапно Партиарх насторожился. Встал, прошёлся по келье, выглянул в окно. Внизу сиял золотыми огнями ночной Лыцк. Вдалеке над пятиэтажным магазином «Культтовары» пылали алые неоновые буковки: «СЛАВА БОГУ!» Столица мирно отходила ко сну.
И тем не менее секунду назад что-то случилось. Что-то очень и очень серьёзное… Впрочем, кажется, не здесь – за Чумахлинкой…
Прозорливец не ошибся. Именно в этот миг перед зданием, где располагалась фирма «Ограбанкъ» и где должна была по первоначальному замыслу Африкана состояться сходка «Красных херувимов», рванула легковушка с динамитом.
– Чадо… – елейно промолвил Порфирий. – Мы же вроде договаривались: никаких взрывов…
– Взрыв – не наш, – побледнев, открестился Питирим.
Отвага отвагой, но при виде такого смирения струхнёт любой. Кротость, по Достоевскому, это вообще страшная сила, а уж кротость Партиарха… Сразу можно гроб заказывать.
– Не наш, говоришь? – с детским недоумением переспросил Порфирий. – А чей же?..
– Пока трудно сказать… Уточняем… Главное – Африкана там не было… Видно, почуял опасность… собрал подполье по другому адресу…
Глаза Партиарха ласково просияли, прозревая грешную душу митрозамполита до самого донышка. Испугался – значит не врёт. Потому что врут в таких случаях без страха и упрёка. Стало быть, взрыв и впрямь не его рук дело…
– Даже если не наш!.. – проворчал наконец Партиарх, снова становясь придирчивым и брюзгливым. (У Питирима сразу отлегло от сердца.) – Ты-то куда смотрел?.. Хорошо ещё, что уберёгся Африкан! А разнесло бы его в мелкие дребезги?.. Тут же бы легенда возникла: дескать, жив, уцелел, тому являлся, этому… А как опровергнешь? Мы ж без трупа – как без рук! – Порфирий фыркнул, помолчал, потом спросил отрывисто: – Что Баклужино?
– Молчит… Скорее всего, свалят на пролыцкие элементы.
– Ну, это понятно… Думаешь, он уже и там кого-то успел достать?.. Кого?
– Завтра выясним! – стремительно оживая, заверил Питирим. – Кое-какие данные уже есть. Наводчик – наверняка кто-то из «херувимов», скорее всего перевербованный нами шофёр джипа. Не знал, что место сходки меняется, ну и дал прежний адрес… И видимо, не только нам…
– Что ж, оперативно, оперативно… – похвалил Порфирий.
Услышав комплимент, нарком инквизиции встревожился вновь. «С острой сердечной недостаточностью…» – прозвучал в ушах официальный траурный голос диктора.
Необходимо было что-то предпринять. Причём немедленно… И ширнутый адреналином мозг не подвёл.
– Я вот думаю, – осторожно покашляв, отважился Питирим. – А так ли уж необходим этот труп?..
– То есть? – опешил Партиарх.
– Если похороны выльются во всенародную демонстрацию… Мне кажется, на Западе и без трупа поверят… А у нас – тем более…
– Погоди-погоди… – отстраняясь, сказал Порфирий. – Ты что предлагаешь?
– Самое простое. Национальный траур. Похоронить цинковый гроб, да и дело с концом!
Несколько секунд Порфирий пребывал в неподвижности. Потом встал. Случай – редкий. Как это ни печально, но ростом Бог незаслуженно обидел Партиарха. Поэтому с людьми Порфирий предпочитал говорить сидя, а на трибуну всегда поднимался в одиночестве – чтобы не с кем было сравнивать.
Неслышным шагом лунатика прошёлся он по устланной ковром келье. Искоса, как бы заново запоминая черты лица, взглянул на Питирима.
– А как быть с самим Африканом? – вкрадчиво осведомился он.
– Самозванец! – истово отвечал нарком инквизиции.
– Как же самозванец? А чудеса в Баклужино творит!
– Да какие там чудеса? Его же весь народ хоронить будет! Искренне!.. Со слезами!.. То есть чудотворная сила сразу же перейдёт с самого Африкана на его мавзолей! А уж самозванца, лишённого благодати, убрать – проблем не составит…
Партиарх слегка изменился в лице и, обойдя стол, медленно взъёрзнул на высокое кресло. Кажется, выход был найден, но следовало ещё продумать детали – и тщательнейшим образом…
– Ты говоришь: цинковый гроб? Значит, погиб при взрыве. То есть патриоты извлекли останки из-под обломков, передали нам… – Тут на лице Партиарха обозначилось некое сомнение. – Цинковый… – повторил он с неудовольствием. – Н-нет, несолидно! Лучше урну с прахом… Конечно, идеальный вариант – это мумия, н-но… На то, чтобы изготовить мумию, у нас просто нет времени… – Вновь призадумался. – Позволь! А как же официальная версия с болезнью?
– Вполне стыкуется… Почувствовал приближение смерти – и решил пасть в бою. Тот же вариант Че Гевары, только чуть усложнённый…
– Ну хорошо! А сегодняшние бюллетени? Кто их вывешивал?
– Враги – кому ж ещё?.. – преданно глядя на Партиарха, молвил Питирим. – Внутренние враги… Открытый процесс над ними – сразу после похорон! Без этого – никак…
Порфирий вздохнул. Очень не хотелось жертвовать седеньким ясноглазым Дидимом – но что делать!.. Надо.
Везёт дуракам. Ну как это: появиться средь бела дня в приметном монашеском одеянии на главной площади Баклужино – и не быть задержанным? На площади, полной цветов, детей и контрразведчиков, где каждый квадратный метр заговорён! Уму непостижимо… И ладно бы колдун, ладно бы чудотворец – это бы ещё можно было понять! А то ведь лох лохом – и надо же! Просочился…
Оперативники, правда, говорили потом, что приняли гада за своего. Да им и в голову не приходило, что на площадь может проникнуть посторонний! Кое-кто даже утверждал, будто где-то уже видел эту волосатую гниду: не то на приёме в посольстве Башкортостана, не то при штабе танкового корпуса…
Короче говоря, никем не остановленный провокатор благополучно достиг узорчатой решётки перед Президентским Дворцом и, выждав, когда вереница широких правительственных машин выплывет из-за универмага, быстренько приковался к чугунному глухому завитку ограды. Забросил ключ от наручников в клумбу и, вытащив из-под чёрного подола алое полотнище с серпом и молотом, потребовал раззомбирования политзаключённых.
– Отставить! – отрывисто произнёс в десятке шагов от места происшествия старший лейтенант Обрушин (для друзей и начальства – Павлик).
Двое сотрудников в штатском, метнувшиеся было за ключом, тут же сделали вид, что просто споткнулись, и, мечтательно вскинув брови, вновь залюбовались кустами роз.
– Сашок! – озабоченно позвал старший лейтенант, глядя исподлобья на приближающийся лимузин Президента, окутанный зыбким золотистым сиянием. – Займи его… А я пойду приведу разъярённых женщин из универмага…
Лейтенант Александр Корепанов скроил простецкую физию и ленивым прогулочным шагом двинулся к провокатору.
– Ты чего это, мужик?.. – наивно подивился он, остановившись перед прикованным. – А заклятие наложат?..
– Изыди, сатана! – сквозь зубы отвечал ему тот. Был он взвинчен, измождён и волосат до невозможности. – Не боюсь я ваших дьявольских козней!..
Аура – жиденькая, скорее жертвенных, нежели агрессивных оттенков. Оружия и взрывных устройств тоже не видно. Неужто и впрямь протестовать вышел?
– Почему это «наших»? – обиделся Сашок. – Может, я и сам в комсобогомоле состою!..
Он приосанился и осенил себя даже не крестным, а звёздным знамением, метнув собранную в щепоть пятерню молниевидным зигзагом: лоб – левый сосок – правое плечо – левое плечо – правый сосок. Однако схитрил: чуть просунул большой палец между указательным и средним, а мизинец – между средним и безымянным, так что знамение силы не возымело. Кто руку не набил – лучше не пробовать. А то в самом деле долбанёт благодатью – и прощай карьера колдуна! Да и вообще карьера…
Приковавшийся моргнул и с недоверием уставился на слишком уж подозрительного союзника. А тот подступил поближе и, как бы нечаянно заслонив подруливающий кортеж, с интересом потрогал приколотый к рясе Орден Ленина, искусно выпиленный лобзиком, раскрашенный и местами даже вызолоченный.
– А чего это он у тебя из фанеры? Под Африкана, что ли, работаешь?
Действительно, пламенный протопарторг, как доподлинно было известно лейтенанту Корепанову, тоже носил на груди подобную самоделку и уже многих ею исцелил.
– Да хоть бы и под Африкана!.. – огрызнулся волосатик, безуспешно пытаясь выглянуть из-за лейтенанта.
– Чего там? – простодушно полюбопытствовал тот и обернулся.
Кильватерная колонна иномарок успела причалить к полого ниспадающим ступеням Дворца. Президент покинул лимузин и, лучась незримым для простых избирателей золотистым ореолом, стоял теперь в компании седого негра, двух махоньких очкастых японцев и рослого длиннозубого англосакса. Прочих иностранцев в расчёт можно было не принимать: Москва, Петербург, Казань… Все со сдержанным удивлением смотрели на странную парочку у чугунной ограды.