На лице убийцы отобразился ужас. Бедняга решил, будто его подставили. Не являясь ни колдуном, ни ясновидцем, он не мог удостовериться воочию, что благодать покинула протопарторга. Происшедшее показалось негодяю чудом. Стало быть, соврали… Стало быть, в силе ещё лидер правых радикалов…
В нежных Анчуткиных ушонках звенел отголосок выстрелов, и поэтому тяжкий стук от упавшего на пол пистолета прозвучал еле слышно. Убийца, мелко звездясь, пятился к двери. Потом резко повернулся – и вылетел стремглав из квартиры.
– Зря… – равнодушно каркнул Африкан.
Башенные часы на Ефреме Великом пробили вдалеке три часа пополудни.
– Анчутка… – обессиленно позвал протопарторг. – Поди скажи Панкрату, что всё отменяется… А то ждать будет… Не дай бог ещё чего натворит… от большого ума…
Анчутка отступил, наежинился и упрямо затряс головёнкой. Оставить хозяина одного? В таком состоянии?.. Как и всякий порядочный домовой, на это он пойти просто не мог…
Протопарторг взглянул на домовичка из-под всклокоченной пегой брови и заставил себя усмехнуться:
– Ладно… Тогда – вместе… Помоги-ка подняться…
Вдвоём они покинули конспиративную квартиру и, оставив её открытой, спустились по лестнице, выбрались на проспект. Казалось, Африкана покинула не только чудотворная, но и физическая сила: ковылял, изнемогая. Каждый шаг приходилось одолевать. Наряд протопарторга внимания не привлекал – по случаю приезда специальной комиссии ООН город был наводнён провокаторами в рясах.
Навстречу шли два милиционера, лица которых показались Анчутке знакомыми. Да и голоса тоже.
– У, ш-шакалы… – приглушённо возмущался один из них. – Как прибыла комиссия – сразу небось хвост поджали!.. Слышь?.. Молчат… Ни самолетика не подняли!..
– Да это не из-за комиссии… – ворчливо отвечал ему второй. – Африкан загнулся… Ну, этот… экстремист… В Лыцке сегодня хоронят… Только что передали…
– И чего?..
– Ну так американцы-то! Они ж его выдачи требовали… А теперь и требовать нечего…
Протопарторг остановился и долго глядел им вослед.
– А-а-а… – потрясённо протянул он наконец. – Вон оно что, оказывается…
– Глянь! – с надеждой выпалил Анчутка, тыча пальчиком.
Африкан нехотя взглянул. В рыжеватой сомнительной дымке, окутывавшей руку, упрямо сквозили алые прожилки и волокна.
– Думаешь, кто-то ещё верит, что я живой? – с сомнением проговорил протопарторг. – Да нет, Анчутка, вряд ли… Скорее всего, пьяные лежат и ни о чём пока не знают…
Над головами потемнело, затем полыхнуло. Гром откашлялся – и гаркнул. Далее тучи, словно испугавшись собственной выходки, стали стремительно разбегаться, и над проспектом Нострадамуса снова проглянула синева.
Двинулись дальше. Вернее сказать, двинулся один Анчутка. Услышав сзади болезненное покряхтывание протопарторга, он оглянулся и увидел, что тот изо всех сил пытается стронуть правую ступню, как будто приросшую к асфальту. Домовичок кинулся было на помощь – и тут с ним произошло то же самое. Правую ножку – ровно примагнитило.
– Ну всё, Анчутка… – с мрачным удовлетворением подвёл итог Африкан, прекращая попытки. – Аминь, приколдовали! Не иначе контрразведка работает…
Интимно прошепелявили шины, и к бровке прильнул длинный тёмный автомобиль. Выплыл – словно из небытия. Дверцы разом распахнулись – и какие-то люди в штатском кинулись к Африкану.
– Ну, слава богу, успели… – с облегчением выдохнул, останавливаясь перед протопарторгом, статный моложавый красавец лет тридцати. Полковник Выверзнев. Батяня.
– Куда успели?.. – с язвительной горечью осведомился Африкан.
– Не куда, а откуда… – поправил полковник. – За вами сейчас, гражданин Людской, как минимум три бригады киллеров охотятся. Из-под носа у них, можно сказать, вас выхватили… – С этими словами он вежливо, но твёрдо взял Африкана за локоть. – Прошу в машину!
– Как?.. – брюзгливо спросил протопарторг, безуспешно пытаясь отнять босую ступню от тротуара.
– Сашок!.. – процедил Выверзнев, оборачиваясь. – Ну в чём дело?..
Юный круглолицый Сашок метнулся к протопарторгу и в три пасса расколдовал ногу. Двое кряжистых сотрудников тут же подхватили Африкана и сноровисто затолкали его в кабину. Тот было оглянулся, ища глазами Анчутку, но дверцы захлопнулись – и машина рванула с места.
Поскуливая, Анчутка сидел на корточках посреди тротуара и время от времени силился оторвать от асфальта правую ножку. Находись он поближе к стене здания, можно было бы зарядиться от жилья и попробовать расколдоваться самому. А так – хочешь не хочешь – придётся сидеть и ждать, пока заклятие не выдохнется. Силёнок хватало лишь на то, чтобы сохранять невидимость. Хорошо ещё колдун попался молоденький. Вот если кто матёрый, из Лиги Колдунов, заклятие наложит – день просидишь прикованный, а то и сутки…
Откуда-то взялись трое граждан, уже встретившие комиссию ООН. Колеблясь, как полосы на государственном стяге, они остановились рядом с Анчуткой.
– В Лыцке – как?.. – с недоумением жаловался один. – Выпьешь – двупартийная система, протрезвеешь – опять однопартийная. А у нас в Баклужино даже и не знаешь: пьяный ты или протрезвел уже…
Второй слушал и время от времени ронял башку – вроде бы соглашался.
– Вы мне дайте автомат!.. – куражился третий. – Я их, козлов, враз перестреляю!.. Загубили область!.. Всех, гады, продали!..
– Халявщик ты, – твёрдо сказал первый. – Автомат ему! Да ты хоть знаешь, сколько он сейчас стоит, автомат?.. А самому на ствол заработать? Слабо?..
Вроде бы заклятие стало помаленьку выдыхаться… Анчутка поднапрягся – и пяточка с чмокающим звуком отделилась от шершавого покрытия. Домовой метнулся вправо-влево – и остановился в растерянности. Ну и куда теперь? Следовать за Африканом в контрразведку или пойти предупредить Панкрата? «Херувимов» Анчутка побаивался, но в то же время понимал, что, кроме них, никто ему сейчас не поможет.
И домовёнок торопливо заковылял в сторону краеведческого музея.
Он опоздал всего на несколько минут. На крыльце музея шёл захват – и тоже с применением самой чёрной магии… Члены террористической организации «Красные херувимы» застыли без движения в скучающих позах. Видимо, заклинанием их накрыло совершенно внезапно. Меж ними, сноровисто изымая всё взрывчатое и огнестрельное, сновали хмурые, озабоченные люди в штатском. Разоружив, снимали боевика со ступеней и уносили в фургон.
Круглыми от ужаса глазёнками Анчутка смотрел, как исчезают в чёрном проёме рифлёные подошвы ботинок Аристарха Ретивого. Колыхнулось, словно помахало на прощанье, белое кашне заносимого в фургон Панкрата. Всё. Уехали…
Горестно уронив хрупкие плечики, домовой подобрался к опустевшему крыльцу. Больше рассчитывать было не на кого – только на себя…
– Не поняла!.. – прозвучал сзади мелодичный голос – и домовичок, вздув дымчатую шёрстку, подскочил на месте.
Обернулся. Перед ним, в пятнистом десантном комбинезоне и с помповым ружьём в руках, стояла оскорблённая в лучших чувствах Ника Невыразинова, опоздавшая, по обыкновению, на полчаса.
– Не поняла! – холодно повторила она. – Где остальные?
Экстренный выпуск «Краснознамённого вертограда», целиком посвящённый грандиозным похоронам Африкана, Глеб Портнягин читал на грани апоплексического удара. Ах, сволочи! Ведь это ж надо, что придумали!.. Портнягин заставил себя оторваться от мерзкой газетёнки – и прочистил чакры.
За стёклами потемнело, затем полыхнуло. Гром откашлялся – и гаркнул. Президент схватил трубку:
– Ну и что это у нас делается за окном?.. Ах, из Лыцка приползло?.. И что теперь? Мне самому облака разгонять?..
Он бросил трубку, едва не разбив аппарат. Ополоснулся изнутри энергией – и вновь взбычился над распластанным по столу «Вертоградом».
Следующая заметка взахлёб расписывала чудеса, уже имевшие место во время погребения. Комсобогомолка Сериознова при одном только взгляде на мавзолей протопарторга излечилась от бесплодия и забеременела прямо на площади. Несколько слепцов, дотронувшихся до лафета, на котором везли урну с прахом Африкана, прозрели политически и прилюдно заявили, что в следующий раз обязательно придут на выборы…
У, словоблуды!.. Портнягина душила ненависть. Трудно было с этим смириться, но на сей раз Партиарх Порфирий переиграл его с блеском. Пришлось прочистить чакры повторно.
Погода за окном стремительно улучшалась. И попробовала бы она не улучшиться! Наконец замурлыкал телефон, которому, честно говоря, давно уже пора было замурлыкать.
– Ну?..
– Привезли, Глеб Кондратьич…
– Что он?
– Жив… – как-то слишком уж уклончиво отозвались на том конце провода.
– Ведите!..
Глеб Портнягин откинулся на спинку кресла, воззрился на дверь. Лицо Президента окаменело – и не потому, что он опасался, как бы какой-нибудь подкравшийся со спины страшок не выдал ненароком его чувств. Во-первых, страшки сидели, как положено, за портьерой. А во-вторых, глава Лиги Колдунов Баклужино в данный момент ничего не думал скрывать. Большое человеческое сердце Президента, о котором столь часто писали столичные газеты, било как колокол. Наконец кивнула сияющая дверная ручка – и в кабинет, сильно ссутулившись и глядя исподлобья, косолапо ступил…
Портнягин задохнулся и встал.
В кабинет ступил обрюзгший старик с сократовской выпуклой плешью и пегой разлапой бородой. Был он почему-то бос и одет в просторную старую рясу с бурыми подпалинами. Для полноты картины не хватало только венка из полевых цветов. Боже, что с нами делает время!.. Неужели с этой вот дряхлой развалиной Глеб Портнягин когда-то, по молодости лет, пытался взять на пару продовольственный склад? Боже мой, бож-же мой!..
За понурым плечом вошедшего возвышался статный полковник Выверзнев. Красивое мужественное лицо его выражало приличную случаю сдержанную скорбь.