Над головами потемнело, затем полыхнуло. Гром откашлялся — и гаркнул… Далее тучи, словно испугавшись собственной выходки, стали стремительно разбегаться, и над проспектом Нострадамуса снова проглянула синева…
Двинулись дальше. Вернее сказать, двинулся один Анчутка. Услышав сзади болезненное покряхтывание протопарторга, он оглянулся и увидел, что тот изо всех сил пытается стронуть правую ступню, как будто приросшую к асфальту. Домовичок кинулся было на помощь — и тут с ним произошло то же самое. Правую ножку — ровно примагнитило.
— Ну всё, Анчутка… — с мрачным удовлетворением подвёл итог Африкан, прекращая попытки. — Аминь, приколдовали! Не иначе — контрразведка работает…
Интимно прошепелявили шины, и к бровке прильнул длинный тёмный автомобиль. Выплыл — словно из небытия. Дверцы разом распахнулись — и какие-то люди в штатском кинулись к Африкану.
— Ну, слава Богу, успели… — с облегчением выдохнул, останавливаясь перед протопарторгом статный моложавый красавец лет тридцати. Полковник Выверзнев. Батяня.
— Куда успели?.. — с язвительной горечью осведомился Африкан.
— Не куда, а откуда… — поправил полковник. — За вами сейчас, гражданин Людской, как минимум три бригады киллеров охотятся. Из-под носа у них, можно сказать, вас выхватили… — с этими словами он вежливо, но твёрдо взял Африкана за локоть. — Прошу в машину!..
— Как?.. — брюзгливо спросил протопарторг, безуспешно пытаясь отнять босую ступню от тротуара.
— Сашок!.. — процедил Выверзнев, оборачиваясь. — Ну в чём дело?..
Юный круглолицый Сашок метнулся к протопарторгу и в три пасса расколдовал ногу. Двое кряжистых сотрудников тут же подхватили Африкана и сноровисто затолкали его в кабину. Тот было оглянулся, ища глазами Анчутку, но дверцы захлопнулись — и машина рванула с места.
Поскуливая, Анчутка сидел на корточках посреди тротуара и время от времени силился оторвать от асфальта правую ножку. Находись он поближе к стене здания, можно было бы зарядиться от жилья и попробовать расколдоваться самому. А так — хочешь, не хочешь — придётся сидеть и ждать, пока заклятие не выдохнется. Силёнок хватало лишь на то, чтобы сохранять невидимость. Хорошо ещё колдун попался молоденький. Вот если кто матёрый, из Лиги Колдунов, заклятие наложит — день просидишь прикованный, а то и сутки…
Откуда-то взялись трое граждан, уже встретивших комиссию ООН. Колеблясь, как полосы на государственном стяге, они остановились рядом с Анчуткой.
— В Лыцке — как?.. — с недоумением жаловался один. — Выпьешь — двухпартийная система, протрезвеешь — опять однопартийная. А у нас в Баклужино даже и не знаешь, пьяный ты или протрезвел уже…
Второй слушал и время от времени ронял башку — вроде бы соглашался.
— Вы мне дайте автомат!.. — куражился третий. — Я их, козлов, враз перестреляю!.. Загубили область!.. Всех, гады, продали!..
— Халявщик ты, — твёрдо сказал первый. — Автомат ему! Да ты хоть знаешь, сколько он сейчас стоит, автомат?.. А самому на ствол заработать? Слабо?..
Вроде бы заклятие стало помаленьку выдыхаться… Анчутка поднапрягся — и пяточка с чмокающим звуком отделилась от шершавого покрытия. Домовой метнулся вправо, влево — и остановился в растерянности. Ну и куда теперь? Следовать за Африканом в контрразведку или пойти предупредить Панкрата? «Херувимов» Анчутка побаивался, но в то же время понимал, что, кроме них, никто ему сейчас не поможет…
И домовёнок торопливо заковылял в сторону краеведческого музея.
Он опоздал всего на несколько минут. На крыльце музея шёл захват — и тоже с применением самой чёрной магии… Члены террористической организации «Красные херувимы» застыли без движения в скучающих позах. Видимо, заклинанием их накрыло совершенно внезапно. Меж ними, сноровисто изымая всё взрывчатое и огнестрельное, сновали хмурые озабоченные люди в штатском. Разоружив, снимали боевика со ступеней и уносили в фургон.
Круглыми от ужаса глазёнками Анчутка смотрел, как исчезают в чёрном проёме рифлёные подошвы ботинок Аристарха Ретивого. Колыхнулось, словно помахало на прощание, белое кашне заносимого в фургон Панкрата. Всё. Уехали…
Горестно уронив хрупкие плечики, домовой подобрался к опустевшему крыльцу. Больше рассчитывать было не на кого — только на себя…
— Не поняла!.. — прозвучал сзади мелодичный голос — и домовичок, вздув дымчатую шёрстку, подскочил на месте.
Обернулся. Перед ним в пятнистом десантном комбинезоне и с помповым ружьём в руках стояла оскорблённая в лучших чувствах Ника Невыразинова, опоздавшая, по обыкновению, на полчаса…
— Не поняла! — холодно повторила она. — Где остальные?
Глава 14Глеб Портнягин, сорок четыре года, президент
Экстренный выпуск «Краснознамённого вертограда», целиком посвящённый грандиозным похоронам Африкана, Глеб Портнягин читал на грани апоплексического удара. Ах, сволочи! Ведь это ж надо, что придумали!.. Портнягин заставил себя оторваться от мерзкой газетёнки — и прочистил чакры…
За стёклами потемнело, затем полыхнуло. Гром откашлялся — и гаркнул. Президент схватил трубку.
— Ну и что это у нас делается за окном?.. Ах, из Лыцка приползло?.. И что теперь? Мне самому облака разгонять?..
Он бросил трубку, едва не разбив аппарат. Ополоснулся изнутри энергией — и вновь взбычился над распластанным по столу «Вертоградом»…
Следующая заметка взахлёб расписывала чудеса, уже имевшие место во время погребения… Комсобогомолка Сериознова при одном только взгляде на мавзолей протопарторга излечилась от бесплодия и забеременела прямо на площади. Несколько слепых, дотронувшихся до лафета, на котором везли урну с прахом Африкана, прозрели политически и прилюдно заявили, что в следующий раз обязательно придут на выборы…
У, словоблуды!.. Портнягина душила ненависть. Трудно было с этим смириться, но на сей раз Партиарх Порфирий переиграл его с блеском… Пришлось прочистить чакры повторно.
Погода за окном стремительно улучшалась… И попробовала бы она не улучшиться! Наконец замурлыкал телефон, которому, честно говоря, давно уже пора было замурлыкать…
— Ну?..
— Привезли, Глеб Кондратьич…
— Что он?
— Жив… — как-то слишком уж уклончиво отозвались на том конце провода.
— Ведите!..
Глеб Портнягин откинулся на спинку кресла и воззрился на дверь. Лицо Президента окаменело — и не потому, что он опасался, как бы какой-нибудь подкравшийся со спины страшок не выдал ненароком его чувств. Во-первых, страшки сидели, как положено, за портьерой. А во-вторых, глава Лиги Колдунов Баклужино в данный момент ничего не думал скрывать. Большое человеческое сердце Президента, о котором столь часто писали столичные газеты, било, как колокол. Наконец кивнула сияющая дверная ручка — и в кабинет, сильно ссутулившись и глядя исподлобья, косолапо ступил…
Президент задохнулся и встал.
В кабинет ступил обрюзгший старик с сократовской выпуклой плешью и пегой разлапой бородой. Был он почему-то бос и одет в просторную старую рясу с бурыми подпалинами… Для полноты картины не хватало только венка из полевых цветов. Боже, что с нами делает время!.. Неужели с этой вот дряхлой развалиной Глеб Портнягин когда-то, по молодости лет, пытался взять на пару продовольственный склад? Боже мой, Бож-же мой!..
За понурым плечом вошедшего возвышался статный полковник Выверзнев. Красивое мужественное лицо его выражало приличную случаю сдержанную скорбь.
Глеб Портнягин повёл бровью. Полковник понимающе наклонил голову — и вышел, а запавшие от жалости глаза Президента вновь обратились к бывшему другу и подельнику.
Душераздирающие зрелище… Вместо мощного алого ореола — какие-то жиденькие клочья и колтуны из рыжеватых паутинчатых лучиков. Даже кинозвёзды, чья аура давно выпита зеркалами и съёмочными камерами, не выглядят столь удручающе.
Следом за Африканом прямо сквозь стену в кабинет впёрлась целая толпа обрюзгших сгорбленных страшков. Огромное горе протопарторга было для них всё равно что званый обед.
Президент вышел из-за стола, шагнул навстречу и бережно, как на похоронах, обнял бывшего друга.
— Эх, Никодим… — с болью выговорил он.
Сократовская плешь протопарторга ткнулась в широкую грудь колдуна.
— Глеб… — в горле поверженного всклокотнуло рыдание. — Ты не поверишь… сам сдаваться шёл…
Продолжая придерживать за плечи нетвёрдо стоящего на ногах Африкана, Глеб Портнягин подвёл его к креслу, усадил.
— Мерзавцы, ах мерзавцы… — сдавленно приговаривал он. — Что же они с тобой сделали!..
Опустившись в кресло, Африкан сгорбился окончательно.
— В Гаагу отправишь? — старчески шамкая, осведомился он с видимым равнодушием к своей дальнейшей судьбе. Предыдущих сочувственных слов протопарторг либо не расслышал, либо не принял всерьёз.
Глеб выпрямился. Глаза его метнули тёмные молнии.
— В Гаагу?.. — оглушительно переспросил он, широко разевая львиную пасть. — Ну, нет!.. Такого подарка они от меня не дождутся!..
Гневно оглянулся через плечо и лёгким дуновением развеял толпу рассевшихся посреди кабинета страшков. Раздражали…
Медленно, скорее с досадливым недоумением, нежели с надеждой, Африкан поднял измученное лицо, всмотрелся… Зная Портнягина с детства, на пощаду он даже и не рассчитывал… Одного не учёл Никодим: с возрастом люди иногда становятся мудрее. Особенно если достигнут высшей власти…
Великодушие Президента застигло Африкана врасплох — и протопарторга накрыло синдромом Иоанна Грозного, любившего в трудные минуты предаться самоуничижению…
— Глеб… — надломленно, с покаянной слезой в голосе выдохнул Африкан. — Прости меня, Глеб!.. Кругом перед тобой виноват, кругом!.. Даже тогда… Даже тогда на складе… Не урони я там ящик с водкой — хрен бы нас повязал участковый! — У протопарторга вновь перемкнуло гортань. — Глеб, я уйду из политики!.. — надрывно поклялся он. — Уже ушёл… Давай забудем всё… Давай снова станем друзьями…
Эта сбивчивая речь произвела на Президента весьма сильное впечатление, но отнюдь не то, на которое надеялся втайне сам Никодим. Поначалу Глеб Портнягин слушал протопарторга с изумлением, переходящим в оторопь. Когда же дело дошло до заверений в дружбе, тяжёлое лицо колдуна из бронзового стало чугунным. Воздух в кабинете отяжелел, как перед грозой. По углам испуганно заклубились угланчики и прочая мелкая проглядь. Под потолком треснул ветвистый разряд, а за всколыхнувшейся гардиной поднялась яростная толкотня…