Получив сообщение от мистера Пинчеона, плотник поспешно завершил мелкую работу, которой до того занимался, и отправился к Дому с Семью Шпилями. Упомянутый особняк, пусть стиль его уже слегка устарел, до сих пор оставался респектабельной семейной резиденцией, достойной лучших джентльменов города. Нынешний владелец, Гервазий Пинчеон, поговаривали, разлюбил этот дом вследствие шока, пережитого в раннем детстве, когда он нашел своего внезапно скончавшегося дедушку. Подбежав, чтобы вскарабкаться на колено полковника Пинчеона, мальчик увидел вместо любимого дедушки труп. Достигнув зрелости, мистер Пинчеон посетил Англию, где женился на состоятельной леди, после чего провел немало лет, путешествуя между родной землей и разными городами континентальной Европы. В тот период семейный особняк был отписан его родственнику, который получил право в нем проживать в обмен на заботу о доме. Родственник так тщательно выполнял свой контракт, что теперь, пока плотник приближался к дому, его наметанный глаз не мог обнаружить ни малейшей потребности в ремонте. Пики семи шпилей гордо поднимались к небу, крыша выглядела совершенно надежной, а внешние стены покрывала блестящая штукатурка, которая в свете октябрьского солнца выглядела совсем новой.
С первого взгляда можно было заметить, что в доме обитает большая семья. Огромная поленница тянулась от ворот к задней части дома, толстая кухарка – или, возможно, домоправительница – стояла у боковой двери и торговалась с фермером, который привез на продажу кур и индюшек. То и дело либо служанка в безупречной униформе, либо довольное лицо раба мелькали за окном в нижней части дома. А у открытого окна комнаты на втором этаже, над горшками с чудесными нежными цветами – экзотическими, но никогда не знавшими иных лучей, кроме осеннего солнца Новой Англии, – застыла фигурка юной леди, столь же экзотической, как цветы, и столь же прекрасной и тонкой. Ее присутствие придавало всему дому флер легкого волшебства и неописуемой грации. Во всем же остальном то был основательный и торжественный особняк, подходящее обиталище для патриарха, который мог расположиться в главном шпиле и отписать оставшиеся шесть своим детям, в то время как огромная каминная труба в центре символизировала гостеприимное сердце старика, который согревал и объединял их.
На главном шпиле были установлены солнечные часы, и плотник, проходя под ними, отметил время.
– Три часа! – сказал он себе. – Отец говорил мне, что их установили всего за час до смерти полковника. И как же четко они показывают время все эти тридцать семь лет! Тень ползет и ползет, все так же отбрасываемая стрелкой!
Мастеровому, такому как Мэттью Мол, пристало бы входить в особняк джентльмена через заднюю дверь, вместе со слугами и рабочими, или же через боковой вход, куда допускались чуть более почтенные торговцы. Но плотнику были свойственны немалая гордость и непокорность, а в тот момент сердце его еще и сжималось от наследственной горечи, поскольку он считал, что великий Дом Пинчеонов стоит на земле, которая должна принадлежать ему. На этом самом месте, у источника вкусной воды, его дед повалил старые сосны и построил коттедж, где родились его дети, и вырвать право собственности полковнику Пинчеону удалось лишь из мертвых пальцев. Таковы были причины, по которым юный Мол отправился прямо к парадному входу под порталом из резного дуба и так загрохотал дверным молотком, словно сам старый колдун явился на этот порог.
Черный Сципион ответил на призыв с изумительной скоростью, но лишь удивленно выпучил глаза при виде простого плотника.
– Господь милосердный, ну и сильный же парень этот плотник! – бормотал Сципион себе под нос. – Кто угодно решил бы, что он колотит по двери огромной дубиной!
– Я пришел, – дерзко заявил ему Мол. – Проводи меня в кабинет своего хозяина.
Когда он перешагнул порог, нота нежной и грустной музыки задрожала и завибрировала в коридорах, доносясь из комнат над лестницей. То был клавикорд, который Эллис Пинчеон привезла с собой из-за моря. Прекрасная Эллис большую часть своего девичьего досуга посвящала цветам и музыке, хотя первые были склонны вянуть, а мелодии часто бывали печальными. Она получила образование за морем и была не в силах привыкнуть к стилю жизни Новой Англии, в котором прекрасное просто не могло проявиться.
Поскольку мистер Пинчеон с нетерпением ожидал прибытия Мола, черный Сципион, конечно же, без промедления пригласил плотника к хозяину. Комната, в которой этот джентльмен устроил свой кабинет, была невелика, окна ее выходили в сад за домом и были частично затенены кронами фруктовых деревьев. То были личные апартаменты мистера Пинчеона, что доказывала сама мебель, элегантная и дорогая, явно вывезенная из Парижа; пол был покрыт ковром искусного и богатого плетения, благодаря которому тот словно светился, как живой цветок на солнце. В одном углу стояла мраморная скульптура женщины, единственным одеянием которой служила ее красота. Несколько картин – которые выглядели старыми, подернутых мягкой пеленой времени, – висело на стенах. У камина стоял большой и очень красивый комод из черного дерева, инкрустированный слоновой костью: антикварная вещь, купленная мистером Пинчеоном в Венеции для хранения медалей, древних монет и прочих мелких и ценных диковинок, собранных им в путешествиях. При всем разнообразии обстановки, однако, комната не утратила изначальных своих черт. Низкий потолок, балки под ним, каминная труба со старомодными голландскими плитками – обстановка отражала разум, совершенно чуждый иностранным идеям, и никакие новшества и искусственные тонкости не делали ее более элегантной.
В комнате, обставленной с редким вкусом, два предмета казались совершенно неуместными. Первым была большая карта или топографический план участка земли, начертанный давным-давно и успевший потемнеть от дыма и копоти, стереться там и тут от прикосновений пальцев. Вторым был потрет старого сурового человека в пуританском одеянии, нарисованный грубо, но выразительно, и крайне удачно передающий сильное впечатление от характера оригинала.
За маленьким столиком, у камина с морским углем, сидел мистер Пинчеон, попивая кофе, к которому пристрастился еще во Франции. То был человек средних лет и приятной наружности, его парик ниспадал на плечи сюртука из синего бархата, борта и отверстия для пуговиц которого были отделаны кружевами. Отблески камина играли на его жилетке, расшитой чистым золотом. При появлении Сципиона, который приглашал плотника войти, мистер Пинчеон слегка обернулся, а затем принял прежнее положение, явно решив допить кофе, намеренно не замечая гостя, которого сам же звал. Он не хотел быть грубым или негостеприимным – от подобного обвинения он покраснел бы первым, – просто не представлял, что человек такого положения, как Мол, достоин вежливых расшаркиваний или способен обеспокоиться их отсутствием.
Плотник, однако, немедленно подошел к камину и повернулся, глядя в лицо мистера Пинчеона.
– Вы посылали за мной, – сказал он. – Будьте добры объяснить ваше дело, чтобы я мог вернуться к своим.
– Ах, простите! – тихо ответил мистер Пинчеон. – Я не собирался безвозмездно отнимать у вас время. Вас зовут, полагаю, Мол – Томас или Мэттью Мол, и вы сын или внук строителя этого дома?
– Мэттью Мол, – ответил плотник, – внук законного владельца этой земли.
– Мне известен спор, на который вы намекаете, – заметил мистер Пинчеон с прежней невозмутимостью. – Я прекрасно осведомлен, что мой дед вынужден был прибегнуть к законному разбирательству, чтобы обосновать свое право владения данным участком. Мы не будем, если позволите, возобновлять этот спор. Все было решено в свое время вполне компетентными законниками – беспристрастными, надо полагать, – и решение их окончательно. И все же довольно примечательно, что именно эта тема связана с тем, что я желал вам сказать. И эта самая укоренившаяся враждебность – простите, я не желал вас оскорбить, – эта раздражительность, которую вы сейчас продемонстрировали, тоже связана с моим делом.
– Если вы можете извлечь нечто полезное, мистер Пинчеон, – сказал плотник, – из естественного отвращения человека к сотворенному с его родом злу, можете начинать.
– Я ловлю вас на слове, глава семьи Молов, – с улыбкой ответил владелец Семи Шпилей, – и продолжу предположением, что ваше фамильное отвращение – обосновано оно или нет – все же связано с моим делом. Вы слышали, полагаю, что род Пинчеонов со времен моего деда ведет продолжительную тяжбу за право владеть обширной территорией на востоке?
– Очень часто, – ответил Мол, и улыбка скользнула по его губам, – очень часто слышал от моего отца!
– Эта тяжба, – продолжил мистер Пинчеон после паузы, словно пытаясь понять, что же значила эта улыбка плотника, – на момент кончины моего деда была практически завершена в нашу пользу. Общеизвестно, что в своих делах он не терпел ни сложностей, ни проволочек. Едва ли следует говорить, что полковник Пинчеон был человеком практичным, довольно сведущим в личных и общественных делах, и не относился к тем, кто тешит себя несбыточными надеждами или готов следовать необоснованным планам. Следовательно, логично предположить, что у него были основания, неизвестные наследникам, уверенно ожидать успеха в своем деле о восточных территориях. Иными словами, я верю – и мои советники по правовым вопросам разделяют эту веру, которая в некотором роде подтверждается семейными преданиями, – что мой дед располагал неким фактом или же документом, необходимым для завершения тяжбы, однако утраченным с его смертью.
– Очень вероятно, – сказал Мэттью Мол (и снова, стоит отметить, мрачная улыбка озарила его лицо), – но какое отношение к великим делам Пинчеонов может иметь бедный плотник?
– Возможно, никакого, – ответил мистер Пинчеон. – Возможно же – самое прямое!
Затем Мэттью Мол и владелец Семи Шпилей обменялись множеством слов, связанных с уже упомянутой темой. Казалось (хоть мистер Пинчеон и не спешил делиться историями, крайне абсурдными на первый взгляд), что они озвучивают народное поверье, указывающее на таинственную связь между семейством Молов и огромными и недостижимыми владениями Пинчеонов. Часто говорилось, что старый колдун, будучи повешен, совершил выгодную сделку с полковником Пинчеоном, получив огромные восточные владения в обмен на пару акров садовой земли. Очень старая женщина, недавно усопшая, в разговорах у камина пользовалась более метафорическим выражением: многие мили земель Пинчеонов были отправлены лопатами в могилу старого Мола, неглубокую яму меж двух камней у подножия Висельного Холма. Стоит отметить также, что, когда законники искали пропавший документ, к слову, так и не найденный, многие поверили, что его забрала рука скелета. И столь сильна была вера законников в эти сказки, что они тайно обыскали могилу колдуна (о чем мистер Пинчеон не счел нужным сообщать плотнику). И ничего не обнаружили, кроме странного факта: у скелета непостижимым образом исчезла правая рука.