Овцы находились на самом краю кишлака в кошаре. Анвар кинулся бежать. Добежав до кошары, он изо всей силы навалился на ворота плечом и, едва не застряв между створками, пролез во двор. Овцы стояли, сбившись в кучу, и дрожали не то от холода, не то от страха. Дед и Раджаб, с трудом расталкивая их, пересчитывали, то и дело сбиваясь со счета. Заметив Анвара, Раджаб помахал ему рукой и пошел навстречу. Дед, не обращая на него внимания, продолжал считать сам.
— Смотрю, что-то темное через дувал — гоп-ля!.. — начал рассказывать Раджаб. — Я за ружье. А овцы как шарахнутся ко мне, чуть с ног не сбили… Смотрю, еще один на дувале… Ну, я по нему в упор ка-ак шарахну!.. Убежал, черт… Но далеко не уйдет. Я ему вмазал… точно видел.
— А первый как же? — нетерпеливо спросил Анвар.
Раджаб сощурил хитрые глаза, усмехнулся.
— Тот сидит… — сказал самодовольно. — В яму попал и сидит. Там у дувала колодец старый, без воды… Видно, волочил барашка, ворюга. Пятился задом и угодил туда… вместе с овцой.
— Поглядим пойдем, Раджаб-ака!
— Там сейчас темно. Пусть немного посветлеет.
— Увидим, Раджаб-ака, пойдемте…
Раджаб прислонил двустволку к заснеженному дувалу, и они вдвоем направились к старому колодцу. Яма действительно была доверху наполнена мраком. Анвар наклонился, напряженно всматриваясь в темное дно. Снизу стрельнули две колкие зеленые точки. Анвар отпрянул, словно они могли обжечь.
— Во-он он, — протянул Раджаб, направляя в яму луч карманного фонарика. — Ну, как тебе нравится твой зиндан[8], голубчик?..
Волк, по всему видать, матерый. Задрав кверху скуластую морду, он часто-часто глотал воздух, судорожно дергал запавшими боками. Когда ему в глаза ударял свет, зрачки его вспыхивали, и он скалил крупные желтые зубы. Было похоже, что он смеется, и Анвару сделалось не по себе, по спине поползли мурашки.
На полуобвалившихся стенах колодца чернели глубокие борозды — следы могучих когтей.
— С самого вечера не отдыхал, бедняга, думал, выпрыгнет, — заметил Раджаб.
Овца лежала подле волка. Она приподняла голову, бессмысленно тараща обезумевшие от страха глаза, и снова уронила ее на задние лапы хищника. Волк не шевельнулся, даже не обратил на нее внимания. Зачем она ему, когда он потерял свободу… Он не отрывая глаз наблюдал за людьми.
— Ишь как смотрит. Думает шкуру спасти… Нет уж, голубчик, не выйдет, — проворчал Раджаб.
Плененный хищник как будто понял значение его слов. Он приподнялся, присел на задние лапы, напружинился и неожиданно совершил невероятный прыжок. Его передние лапы зацепились за край колодца, и он, выпустив огромные когти, глубоко погрузил их в мерзлую землю. Задние лапы, цепляясь за стенки колодца, соскальзывали, с шумом осыпали землю.
— Назад!.. Назад!.. Пошел!.. — закричал Раджаб, швыряя в оскаленную морду зверя землю. Пятясь назад, он зацепился за что-то и упал на спину. Выругавшись, вскочил и опрометью кинулся за ружьем. — Беги!.. — заорал он срывающимся голосом Анвару. — Разорвет!..
Волк выкарабкался наружу. Он был покрыт инеем, казался седым. Свалявшаяся на его боках шерсть слиплась от запекшейся крови. Передернув брюхом, он стряхнул с себя землю и медленно повернул голову в сторону Анвара. Шерсть на его спине вздыбилась.
— Беги! — крикнул Анвару дед, расталкивая овец, чтобы выбраться из середины отары и прийти внуку на помощь.
Волк, не сводя с Анвара настороженных цепких глаз, сделал шаг в его сторону.
В этот момент откуда-то прибежал Суллон. С разбегу ударил грудью ощерившегося хищника. И они оба покатились, сцепившись в один клубок, хрипя, вздымая снежную пыль. Вдруг волк поднялся, отряхнулся, а Суллона не было. Суллон исчез. Будто волк проглотил его живьем. Лишь через несколько секунд откуда-то из-под земли донесся заливистый лай Суллона. Он провалился в яму.
Волк мог теперь без особых усилий перемахнуть через дувал, а там его — только и видели. Но он не собирался удирать. Он видел перед собой врагов и приготовился с ними биться насмерть. Анвару стало жутко. С трудом оторвав от земли будто приросшие ноги, он кинулся наутек… Раскатисто прогремел выстрел…
Оглянувшись, Анвар увидел Раджаба, опускающего ружье. Из ствола выходил сизый дымок. Волк лежал, уткнувшись пастью в снег. В двух шагах от Анвара. Значит, он бросился за ним, и Раджаб выстрелил вовремя.
— Ух, черт! Ну и напугал же меня, — проговорил Раджаб и взмахнул прикладом, намереваясь ударить хищника по голове. Дед схватил его за руку и укоризненно покачал головой.
— Не надо, — сказал он. — Ни к чему это… Хоть это и хищник, но умер с достоинством. Такая смерть заслуживает почтения… Закопать бы его надо… — проворчал дед после некоторого молчания и пошел вон, сделав Анвару знак рукой, чтобы он следовал за ним.
Дед шел неторопливо. Кишлак еще не проснулся, и было тихо. Мерзлый снег хрустел под ногами.
— Дедушка, а разве можно жалеть волков? — спросил Анвар, приноравливаясь к его шагу.
— Жалеть?.. Жалеть нельзя, сынок, — сказал дед. Задумавшись, минуту шагал молча. — А ты видел, как он смотрел на нас? — спросил дед неожиданно. — Он нас не боялся… И ружья тоже не испугался. А мог ведь драпануть…
Где-то вставало солнце. Зарозовели вершины гор. Начинался новый день. Дед положил руку на плечо внука и до самого дома не произнес ни слова.
ДОБРОЕ ДЕЛО
Мамадали-ата наотрез отказался дать ребятам арбу. Не забыл, как прошлой осенью Анвар и Энвер чуть не опрокинули арбу в канал, теперь не доверял им.
— Мамадали-ата, мы Анорхо́н-буви́ гузапаи привезем. Гульнара говорила, что старушке даже лепешек испечь не на чем… — старался втолковать конюху Анвар.
Но упрямый старик и слушать не хотел.
— Мы будем осторожны, ну, пожалуйста, дайте нам арбу, — вторил другу Энвер. — Мы ведь не для себя, а для жены Борон-бобо. Вот скоро приедет Борон-бобо из Ташкента и спросит у жены: «Почему в доме холодно?» А она ответит: «Твой друг Мамадали-ата, с которым вы в детстве хлеб-соль делили, которого ты всегда самыми сладкими дынями угощал, не дал арбу гузапаи привезти…»
Старик насупился, крякнул, прикрыв рот рукой. Потом тихо, извиняющимся тоном сказал:
— Только что сердешным клевера дал. Стало быть, обеденный перерыв у них. Лошади тоже должны хоть иногда отдыхать, как вы думаете?.. Приходите после обеда. Так и быть уж, впрягу вам лошадей посмирнее… Только не забудьте разрешение получить у бригадира.
Ребята направились к дому бригадира. Молчали. Видимо, оба думали об одном и том же. Бозор-ака вряд ли позволит им взять арбу. Мамадали-ата знает это, потому, наверно, и направил их к бригадиру.
…Возвращаясь из школы, Анвар догнал друга:
— Ты сейчас свободен? Надо сделать одно доброе дело. Поможешь?
За чем же дело стало! Энвер всегда готов помочь.
— Конечно, — ответил он.
— Анорхон-буви надо привезти со склада дров.
— Со склада? Склад в девятой бригаде! Это очень далеко!
— Будь он близко, старушка бы сама по полену перетаскала.
Анвар был прав. Энвер возражать не стал. Но оказывается, и доброе дело не так-то просто выполнить…
Ребята позвонили на склад. Кто-то хриплым сонным голосом ответил, что на складе нет никаких дров. Пришлось дознаться в правлении. Оказалось, что на складе дрова имеются. Главный бухгалтер сказал, что для Анорхон-буви давно выписаны несколько кубометров саксаула, а она почему-то их не забирает. Наверно, не нужны, вот и не спешит. «Если сегодня или завтра не приедет за ними, их отдадут кому-нибудь другому…» — сказал бухгалтер.
…Остановились перед калиткой бригадира, переглянулись, постояли в нерешительности. Потом Энвер набрался смелости и постучал по медному кольцу, ввинченному вместо ручки, — оно блестело, как золотая серьга. Бригадир очень не любил, когда его тревожили по пустякам в то время, когда он отдыхал. Кто знает, как он отнесется к затее ребят…
Через несколько минут из дома в накинутом на плечи полосатом стеганом халате и галошах на босу ногу вышел бригадир. Отворил калитку — на его лице отразилось удивление, потом досада. Он зевнул: видно, поднялся с постели.
— Что за нелегкая принесла вас ко мне? — спросил он хмуро.
Анвар объяснил, с чем пожаловали.
Бригадир насупился.
— Все арбы заняты, — сказал он. — Их мне не хватает, чтобы удобрение к сроку вывезти на поле. Со дня на день к нам должна комиссия из района нагрянуть. Будут проверять, подготовлены ли поля к пахоте. А что я им скажу, если мы еще и половины удобрений не вывезли?.. Вот закончим дело, тогда и до дровишек дело дойдет. Тогда сам, самолично привезу «профессорше» топлива.
— Тогда уже тепло станет. Да и Борон-бобо приедет, сам побеспокоится, — возразил Энвер.
— Отправляйтесь-ка лучше домой учить уроки. А в дела взрослых не вмешивайтесь! — возмутился бригадир. — Я-то думал, комиссия приехала, а это они, бездельники, барабанят в калитку в обеденный перерыв!..
Ворча еще что-то себе под нос, он закрыл калитку и набросил цепочку.
Все эти дни ребята думали, как помочь старушке. Можно ли играть в снежки, кататься на санках или ходить в кино, если поблизости кому-то плохо, а ты хочешь помочь и не можешь…
Анорхон-буви сидела задумчивая, засунув ноги под выстывший сандал, обложившись стеганым одеялом, зябко поеживаясь. В комнате было холодно и сыро. Зима в этом году выдалась суровая. Всего за несколько недель истопила Анорхон-буви все дрова, которые Борон-бобо заготовил, уезжая в Ташкент. А весна еще в силу не вошла — никак не обогреет землю… Анорхон-буви озябшими руками развернула почтовый конверт, вынула из него сложенный вчетверо листок. По нескольку раз в день вынимает она из-под скатерки письмо, полученное от мужа, и сосредоточенно водит взглядом по крупно и размашисто написанным строчкам, чуть заметно шевелит губами. И ей кажется, что она читает. В самом же деле она вовсе не умеет читать. А просто помнит каждое письмо наизусть. Пусть аллах пошлет Борон-бобо здоровья, не забывает он жену — пишет. Как только от него приходит новое письмо, Анорхон-буви спешит к Гульнаре, дочери своей подруги. Гульнара славная девушка, никогда не отказывает, читает. А Анорхон-був