— Опять разыгрываешь? — спросил Анвар.
Энвер покачал головой.
— Ты только послушай…
Энвер быстро встал. Открыв дверцы небольшой ниши в стене, достал две бутылки и поставил их на пол. Потом вынул еще и еще. Движения его были резки и торопливы. При желтоватом свете лампы на полу тускло поблескивало уже больше десяти бутылок. Они стояли рядом, как шеренга солдат. Первая бутылка до самого горлышка была наполнена водой. Во второй воды было поменьше. В третьей еще меньше. А последняя и вовсе пустая.
В той же нише Энвер взял две палочки, на одну из которых был надет маленький блестящий патрон от нагана. И расположился поудобнее на подстилке. Все это он проделал молча и как-то волнуясь. Затем медленно занес палочки, будто раздумывая, по которой из бутылок ударить. Стукнул по первой, по четвертой, по десятой, опять по первой. Палочки замелькали, извлекая звон различных оттенков. И Анвар с удивлением узнал мелодию, придуманную Энвером. Не удержался и стал напевать эту веселую песенку о мальчике, любящем свой кишлак и горы:
Посох чабанский держу я в руке.
Как ликует душа на такой высоте!
Я отару гоню на джайляу все выше,
Пусть горы родные мою песню услышат!..
Энвер засмеялся. Он обрадовался, что его друг узнал мелодию. И тоже запел. Они пропели песенку до конца.
Потом Энвер сыграл что-то незнакомое Анвару. Грустная была мелодия.
— Это татарская народная песня «Порт-Артур», — сказал Энвер и бросил палочки на пол.
— Почему ты никому не говорил, что такое придумал? — упрекнул друга Анвар. — Мог бы в школе на вечере сыграть.
Энвер махнул рукой:
— Станут опять обзывать «композитором»…
— Почему обзывать? Разве это обидное слово?
— Не обидное, если ты в самом деле композитор…
В прихожей послышались шаркающие шаги. В комнату вошла бабушка Энвера.
— Отведайте, дети, моих лепешек, — сказала она и положила на колени внуку румяную лепешку.
СТРАДА
Богатый урожаи́ нынче выдался в колхозе. Алым соком налилась алыча. Зазолотился инжир, до сей поры прятавшийся от ребячьих глаз среди густых веерообразных листьев. А орехов сколько! Орехов в этом году уродилось видимо-невидимо. Целыми семействами по четыре-пять штук сидят они на ветках плотно, один к одному в своих зеленых сборчатых одежках, высовывая обожженные носы.
Для кишлачной детворы сбор фруктов — настоящий праздник. И длиться бы этому празднику каждый день с восхода до заката, если бы не школа. Начался учебный год. Кончилось беспечное время летних каникул. Теперь забот у ребят не меньше, чем у взрослых. Скорей бы опять каникулы!..
Лишь по воскресеньям ребята с первыми лучами солнца будят друг друга и ватагами разбегаются по садам. Прежде чем соберутся старшие и успеют им поручить какое-нибудь дело, они до отвала набивают фруктами свои удивительна емкие животы, наполняют орехами карманы, прячут их за пазуху. А потом, собравшись вместе, начинают выхваляться друг перед дружкой.
— Я насобирал тысячу орехов! — заявил Шариф-Крикун, похлопав ладонью по оттопыренной рубашке.
— Эх, а у меня только триста штук, — завистливо вздохнул кто-то.
— Знаете что, ребята, давайте сложим все вместе и разделим поровну! Чтобы никому не было обидно, — предложил Анвар.
— Ха! Нашел дурака! Я еще ни одного орешка не съел, а ты уже штук сорок погрыз! — не согласился счастливый обладатель тысячи орехов.
— Директор школы идет! — сказал кто-то.
Между деревьями, слегка пригибаясь, чтобы не задеть головой ветки, приближался Парда́-муали́м. Он сегодня был в отутюженных полотняных брюках, украинской вышитой косоворотке и широкополой соломенной шляпе. Мальчишки приумолкли. Они не знали, куда спрятать черные от ореховой скорлупы руки. Им Парда-муалим не позволял появляться в школе с такими руками. И ребятишки обычно каждый вечер, усевшись на берегу арыка, до крови драли руки о мокрый кирпич, отмывая въевшуюся краску.
— Здравствуйте, ребята! — сказал Парда-муалим.
— Здравствуйте! — в один голос ответили ребята.
— Муалим, а вы сегодня оделись, как в праздник, — заметил Шариф.
Учитель, загадочно прищурившись, сказал:
— Сегодня праздник и есть. Колхоз начинает уборку хлопка. Разве вы не знали?..
— И мы на своем участке начнем?
— Конечно. Можно ли отставать от других?
— Ура! — закричали ребята, подбрасывая тюбетейки и прыгая от восторга. А для радости у них была особая причина. Они имели специальный уговор с правлением колхоза.
Энвер хотел спросить, остается ли их уговор в силе, но учитель поднял руку, требуя тишины, и сказал:
— Как раньше условились, вместо выплаты денег за хлопок, который мы соберем, колхоз построит нам спортивный зал.
— А ринг поставят? — осведомился Анвар.
Он давно донимал директора школы этим вопросом. Анвар собирался стать боксером. И не каким-нибудь, а чемпионом. В кишлаке, правда, ребята давно его признали чемпионом. Они иногда устраивали матчи в саду, намотав на руки махровые полотенца. Но Анвар мечтал выступать в настоящих матчах. У него были две книжки по технике бокса. Он их знал почти наизусть, отрабатывал различные комбинации, нанося удары по воображаемому противнику. Он научил кое-чему и Энвера. Они оба теперь даже во сне видели этот самый ринг и кожаные перчатки.
— С рингом потруднее, мой джигит, — сказал Парда-муалим. — Но ты не огорчайся. Ринг и перчатки приобретем сами, если сдадим хлопок сверх договора. А у нас, я думаю, будет излишек. Урожай хороший. Недаром вы, ребята, так славно потрудились…
Учитель хотел еще что-то сказать ребятам, но в это время Шариф, и без того долговязый, приподнялся на цыпочки, чтобы его получше было видно, и громко крикнул:
— Давайте соревноваться — кто больше соберет хлопка!
— Шариф дело говорит, — заметил учитель.
Когда крики немного приутихли, Анвар спросил:
— А какая будет норма?
Ребята заспорили.
— Предлагаю сто килограммов! — провозгласил Шариф.
— Ты что, свихнулся? — закричали на него.
Парда-муалим засмеялся, сказал:
— С нормой ты, конечно, перехватил, Шариф-джан. А вот по шестьдесят килограммов каждый соберет! Как считаете, ребята?
— Это можно.
— Соберем!
— Надо девчонок тоже позвать!
— Девочки уже на участке, — сказал директор школы. — Вам придется немало потрудиться, чтобы насобирать столько хлопка, сколько они уже собрали…
Хлопчатник на школьном участке выдался всем на удивление. Даже колхозный агроном, когда увидел, восторженно защелкал языком. Во всем колхозе, поди, человека жаднее на похвалу не сыщешь. Редко какому бригадиру удавалось удостоиться его похвалы. А тут агроном не удержался, хлопнул в ладоши и говорит: «Вот это хлопок!» И правда, на каждом кустике по двадцать, а то и по тридцать коробочек. Как на самых лучших участках колхоза. От края до края поле белым-бело, будто снегом присыпано. Только успевай собирать. А не успеешь — даже слабый ветерок развеет легкие пушинки, разметает по свету, словно головки одуванчика.
Сколько радости было, когда пришла вода из болота!.. Поникшие к земле кустики за ночь напились, а наутро уже, выпрямись, стали протягивать солнцу зеленые ладошки листочков. Так ребенок тянется к тому, кто хочет взять его на руки.
Потом ребята рыхлили почву, пололи, а когда хлопчатник вырос до пояса, проделали чеканку — отщипывали у кустиков макушки, чтобы они ветвились и больше дали коробочек.
А нынче вон какой урожай на их поле!
Ребята повязали белые фартуки, которые принес агроном, заняли по два рядка — для правой руки и для левой. И начался первый сбор. Украдкой поглядывали на фартук соседа, прикидывая, не больше ли тот успел обобрать коробочек, не намного ли вперед ушел по междурядью. Собирать хлопок — не орехи щелкать. Нужно уменье. Волокна из коробочек надо вытаскивать подушечками пальцев, и при этом вовсе не придерживать ветки другой рукой, так, чтобы она свободной оставалась и могла тоже заниматься делом. Всякому понятно, что две руки соберут вдвое больше, чем одна, но этому надо поучиться, сноровку приобрести.
А вот Анвар никак не приноровится, берет левой рукой за веточку, чтобы она не качалась, а правой вытягивает из коробочек хлопья. Через какие-нибудь полчаса ребята обогнали его и ушли далеко вперед. У него заныла спина. Тем, кто пониже ростом, легче: не приходится сгибаться, как вопросительный знак. Анвар присел на корточки. Спина стала болеть меньше, зато сразу затекли ноги. Да и передвигаться гусиным шагом не просто. Нет, так много не наработаешь. Он снова поднялся и, подперев поясницу руками, разогнулся — суставы захрустели. Но отяжелевший фартук тянул вниз, заставляя кланяться каждому кусту, обряженному в белую шубу.
По соседней грядке к хирма́ну — площадке, где ссыпают собранный хлопок, — прошел Шариф. Он тащил на спине туго набитый фартук. Даже согнулся под тяжестью. «Килограммов двадцать — не меньше», — прикинул Анвар. У Анвара и половины нет.
Мимоходом Шариф окинул взглядом фартук Анвара и хихикнул:
— Ты что, котенка в фартуке спрятал? — спросил он.
Анвар засопел от обиды, но промолчал. Что скажешь, если тот, кто тебя высмеивает, прав. А разве он виноват, что у него не получается быстро? Едва заторопится — половина хлопка на кустах остается. Приходится возвращаться и подбирать ощипки…
Не дождавшись ответа, Шариф опустил фартук на землю, выдернул из-за пояса подол желтой майки и вытер потное лицо. Видать, ему очень хотелось все же пронять Анвара.
— Спорим на сто орехов, я соберу больше тебя! — сказал он и, ухмыляясь, хитро прищурился.
Анвар промолчал.
— Спорим, я в три раза больше тебя соберу! — не унимался Шариф.
Анвар с трудом сдерживал себя, чтобы не запустить в него кура́ком — коробочкой хлопчатника.
— Проваливай! — сказал он. — Сам ты котенок, понял?
Шариф захохотал и раскричался на все поле:
— Э-э-э! Сборщик называется! Котенок больше потянет, чем хлопок, который ты насобирал!