Он хотел встретиться со мной на рассвете, чтобы как следует попрощаться, или прийти в сад ночью, но я не желала ни того ни другого. Мне нужно было попрощаться быстро, чтобы не проливать лишние слезы.
Я пожелала Луке счастливого пути и не позволила ему задержаться. Он был разочарован, но все понял.
Ночью я тоже не дала воли слезам, хотя спала урывками, вздрагивала от каких-то кошмаров, несущих в себе угрозу. Я знала, что в ходе этого путешествия кто-нибудь обязательно умрет. Может быть, Катерина или даже мой обожаемый Лука. Но в любом случае эта смерть приведет к перерождению и к совершенно неожиданному будущему.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ
С отъездом Катерины я целыми днями просиживала в детской, играла с маленькими Оттавиано, Бьянкой и Чезаре, а также отправляла всем, кто присылал Катерине письма, короткие ответы с сообщением, что ее сиятельство в отъезде и не сможет написать лично, пока не вернется домой. Из-за отсутствия настоящей работы у меня оставалось полно свободного времени, чтобы тревожиться за Луку и мою госпожу.
Первое письмо я получила через две недели после их отъезда.
Шестое августа 1481 года.
Здравствуй, любимая!
Телохранители графа прочитывают перед отправкой все письма, поэтому буду краток, чтобы не утомлять их бесконечными излияниями чувств к тебе. Его светлость велел напомнить, что это письмо нельзя показывать никому, даже обитателям дворца Риарио, а если кто-нибудь будет расспрашивать, куда поехал граф, следует отвечать, что он в Романье, осматривает новый город Форли.
В данный момент это чистая правда. Мы прибыли в Форли вчера. Путешествие затянулось несколько дольше обычного, поскольку граф выбрал не широкую торную дорогу, ведущую во Флоренцию, а узкую, почти пустынную, которая проходит через всю Романью.
На подъездах к Форли местность равнинная, неудивительно, что здесь выращивают так много зерна. Мы проезжали мимо бескрайних полей пшеницы, золотистой, почти созревшей. Сам город маленький и совершенно не похожий на Рим.
Несмотря на это, графиня по-настоящему очаровала здешних обитателей. В этом смысле она весьма полезна своему мужу, поскольку он не умеет завоевывать сердца подданных. В вечер нашего прибытия в Форли в одной из дворцовых кухонь начался пожар. Местные говорят, это плохое предзнаменование. Кто знает, возможно, они и правы.
Я хотел бы еще многое тебе рассказать, но придется отложить это до того счастливого дня, когда я вернусь и наконец-то смогу заключить тебя в объятия.
А пока что, любимая моя, остаюсь твоим вечным слугой,
Восьмое августа 1481 года.
Дорогая Дея!
Мы приехали в Форли несколько дней назад. Местность вокруг исключительно равнинная, однако, глядя из западного окна бывшего герцогского дворца, я вижу вдалеке прекрасные Апеннины.
Городок очень мал, но его жители весьма доброжелательны и делают все, чтобы достойно принять нас. Когда мы въезжали в городские ворота, местные юноши, одетые в белое, махали в знак приветствия пальмовыми ветвями, как будто встречали Иисуса, въезжающего в Иерусалим. Уже вечерело, и многие жители, выстроившиеся вдоль улиц, держали зажженные свечи — получилось очень красиво. Я была в новом платье из золотой парчи с серебристой отделкой, и огоньки изумительно играли на нем.
Нас проводили в церковь Санта-Кроче. Несколько здешних дворян помогли Джироламо сойти с коня и довели его до алтаря, чтобы он получил благословение. Затем мы отправились в наш новый дворец, где нам пришлось сидеть смирно, выслушивая проповедь местного священника. Потом Джироламо поднялся с места и объявил всем собравшимся, что будет править ими как добрый отец. Он никогда не станет брать с них налоги, поскольку мы прекрасно живем и без этих денег.
В ответ на это обещание народ, собравшийся в дворцовой часовне, разразился приветственными криками, новость за секунды разнеслась по улицам, запруженным жителями. Они оглушительно ревели от восторга, лишь пирожки и сладости, которые полетели в толпу из дворцовых окон, заставили их немного успокоиться.
После был бал. Я танцевала несколько часов, а Джироламо сидел и смотрел. Наверное, я все-таки переусердствовала, потому что на следующее утро так ослабела, что пролежала в постели до полудня. Не знаю почему, но эта беременность просто высасывает из меня силы.
Форли — милое местечко, хотя мне не хотелось бы остаться здесь надолго. Я слишком привыкла к суете больших городов и жду не дождусь, когда увижу Венецию. Буду молиться, чтобы мой супруг Джироламо не отказался от своей последней затеи. Я хотела бы править обширными землями с большим столичным городом.
Прошу тебя, не задерживайся с ответом. Мне кажется, письмо, написанное твоей рукой, успокоит меня лучше всего остального, я буду носить его с собой и утешаться на протяжении всего путешествия.
Горячо привязанная к тебе
Я сразу же написала ей ответ, рассказывая о шалостях детей и жалуясь на чудовищную римскую жару. Я убеждала Катерину верить, что это письмо оградит ее от всякого зла и все сложится хорошо. Это была маленькая ложь, призванная утешить графиню.
Поскольку Джироламо и Катерина были в отъезде, гости в палаццо Риарио не приходили. Вечерами во дворце стояла тишина. Я проводила это время в спальне госпожи, страдая по Луке и тщетно стараясь расшифровать небольшой дневник Маттео.
Меня сильно беспокоили предстоящие тайные переговоры Джироламо с венецианцами. Я нисколько не сомневалась в том, что он не меньше Катерины недоволен столь жалким приобретением, как Форли, и хочет привлечь на свою сторону армию Венеции, чтобы продолжить войну.
Первое сентября 1481 года.
Здравствуй, любимая!
Завтра мы отправляемся в недельный путь до Венеции. Как и раньше, его светлость запрещает тебе рассказывать кому-либо о наших целях.
Из всей свиты, прибывшей из Рима, только мне одному позволено сопровождать графа. С нами едут также архидиакон Форли Маттео Менджи и Людовико Орси, член городского суда. Больше о нашем отъезде не знает никто.
Его светлость обязал меня присутствовать на пиру в честь главы городского правления Луффо Нумаи, однако мне совсем этого не хочется. Физически я совершенно здоров, но не в силах думать ни о чем, кроме тебя, которую люблю больше всего на свете. Ничего не бойся, я обязательно к тебе вернусь, хотя, возможно, и не раньше следующей весны. Графиня перенесла переезд не очень хорошо. Сейчас она уверена в том, что не выдержит тяжкого путешествия до Рима, поэтому точно будет рожать в Форли.
Как же я тебя люблю! Я сгораю от страсти и думаю только о тебе, о том миге, когда мы снова заключим друг друга в объятия.
Десятое сентября 1481 года.
Дорогая Дея!
Наконец-то! Вчера мы приехали в Венецию. Я совершенно измотана, но в таком восторге, что не могу заснуть, поэтому сама пишу тебе это письмо, сидя на пуховой перине, которая даже мягче моей.
Я еще не видела городов, похожих на этот, который стоит прямо в море. Чтобы попасть в город, нам пришлось оставить лошадей и повозки и погрузиться на лодку, украшенную гирляндами цветов и обтянутую золотой материей. Таким изящным способом мы попали в Гранд-канал, а затем — ко дворцу со множеством колонн, в котором живет герцог, точнее, дож, как называют его здесь. Один фасад здания выходит на улицу, а другой — на море, и волны омывают фундамент. Я понятия не имею, как выживают венецианцы, — кажется, хватит одной большой волны, чтобы смыть весь город.
Во дворце дожа нас с Джироламо принимали с большим размахом и церемониями, примерно так меня встречали, когда я приехала в Рим. Дож ждал у входа, чтобы приветствовать нас. Он очень приятен внешне, обладает изящными манерами, бодр и весел не по годам, но лицо — увы! — выдает истинный возраст. Я знаю только одного человека, отличающегося таким же дружелюбием. Это наш гость из Флоренции, имя которого нельзя называть. В знак своего высокого положения дож носит золотую шапочку с тупым рогом на затылке, которая плотно обхватывает голову.
Переезд до Венеции был очень трудным; возможно, причина в дорожной тряске, но ребенок в утробе кажется мне невероятно тяжелым и я ужасно устаю. Завтра Джироламо предстоит важная встреча, а меня весь день будут развлекать городские дамы. Хочу посмотреть площадь и церковь Сан-Марко — туда нет дорог, а вокруг одно только море.
Дома в городе очень красивые, хотя им и далеко до кардинальского дворца в Риме. Но особенную прелесть постройкам придает игра солнечных лучей на воде, отчего улицы как будто светятся как-то мягко, романтично. По вечерам стены дворцов приобретают все оттенки закатного солнца, отчего вся Венеция становится розово-золотистой.
Прошу тебя, сразу же напиши мне ответ. Меня терзают скверные предчувствия, но будет легче, если я получу твое письмо. Мне сильно тебя не хватает.
А сейчас пора спать.
Горячо привязанная к тебе
Р. S. Джироламо требует, чтобы я напомнила тебе: под страхом смерти ты не должна показывать эти письмо посторонним, даже из числа наших придворных. Разумеется, если о нас будут спрашивать, мы в Романье. Ни слова о Венеции.
Тянулись одинокие недели, скрашенные только любовными письмами Луки. Я перечитывала их снова и снова.
«Любимая, как я скучаю по тебе…»
Эти письма согревали мне душу, но были краткими, в них почти не встречалось описаний Венеции, что и понятно. Граф Джироламо перегружал Луку работой. Его светлость вел переговоры, стремясь заключить союз с городом, стоявшим на море. Война была делом почти решенным.
Двадцать восьмое сентября 1481 года.
Дорогая Дея!
Мы снова в Форли. Уважение и доброжелательность, выказанные здешними жителями в наш первый приезд, сменились недоверием и каким-то напряжением. Джироламо уверен, что кое-кто из горожан состоит в заговоре, мечтая вернуть Орделаффи, прежних синьоров Форли.