Алая королева — страница 24 из 79

у крайней опасности, когда королева призывала их всех под свои знамена? Мой свекор пал в бою, но разве не виноват в этом его сын, отказавшийся воевать с ним бок о бок? Муж рассказывал мне, что, когда герцог Йоркский вошел в Лондон, а рядом с ним в качестве его пленника ехал король, их встретило ошеломленное молчание. Жители Лондона оказались лишь отчасти предателями, и когда Йорк возложил руку на мраморный трон и провозгласил себя правителем страны, он не получил особой поддержки.

— Да и откуда же этой поддержке взяться? — удивилась я. — Ведь у нас уже есть король. Это знают даже самые ненадежные из лондонцев.

Муж только вздохнул, словно его несколько утомила моя убежденность, и я заметила вдруг, каким усталым и старым он выглядит. Между бровями пролегла глубокая морщина — наверное, горе и ответственность за всю семью тяжким бременем легли ему на плечи. Если король Генрих в плену, если власти Ланкастеров настал конец, значит, кто-то может сделать заложником и маленького герцога Бекингема — к примеру, ради того, чтобы прибрать к рукам его земельные владения. Я размышляла о том, что, если бы с моим мужем одинаково считались и Ланкастеры, и Йорки, он мог бы выступить в защиту своего племянника, будущего главы семейства Стаффорд. Если бы он воспользовался своим авторитетом и совершил бы единственное и, в общем, не слишком обременительное усилие, то сейчас был бы одним из величайших людей в государстве. Но он предпочел остаться дома, и теперь его интересы никто не станет учитывать. Он сам превратил себя в ничтожество! Великие решения будут приниматься без него, а он и свои-то владения сохранить вряд ли сможет, хоть и обещал.

— Они договорились, — буркнул супруг.

— Кто договорился? С кем? — не поняла я.

Швырнув дорожную шляпу слуге, он рухнул в кресло и жестом приказал мальчишке-пажу снять с него сапоги. Мне даже показалось, что он болен, таким серым и усталым было его лицо, я еще подумала, что он уже немолод, все-таки тридцать пять лет, и такие путешествия просто ему не под силу.

— До конца своей жизни Генрих останется на троне, но следующим королем будет Йорк, — кратко пояснил он, мельком посмотрел на меня и отвернулся. — Я так и предполагал, что тебе это не понравится. Впрочем, тревожиться пока рано: этот договор, скорее всего, ничего не значит.

— То есть принц Уэльский лишен своего законного права? — Я с трудом подбирала слова, настолько новость шокировала меня. — Но как это возможно: быть принцем Уэльским и не стать королем? Как вообще кто-то догадался убрать с дороги наследного принца?

Генри пожал плечами.

— Вы все будете лишены законных прав, все те, что стояли в очереди на наследование престола. Ты сама больше не принадлежишь к правящему дому. И сын твой уже не родня королю, уже не один из его наследников. Теперь править будет Йорк, Йорк и его потомки. Да, — кивнул муж, глядя в мое потрясенное лицо, — Йорк завоевал для своих сыновей то, чего ему никто бы не дал. И трон в будущем унаследуют его сыновья. И новой правящей династией будет дом Йорков. А Ланкастерам уготована участь королевских родственников, не более. Вот о чем они договорились. Вот какие условия поклялся выполнить наш король.

Сэр Генри поднялся и, резко повернувшись, прямо в чулках направился в свои покои.

Я остановила его, положив руку ему на плечо, и возбужденно воскликнула:

— Но ведь это именно то, что видела Жанна! Когда ее короля попытались предать забвению, а его наследство отписать другому! Это именно то, что она видела, то, что заставило ее привести дофина в Реймс и устроить его коронацию, несмотря на богопротивный сговор о недопустимости его восшествия на престол! Она видела, что этим сговором нарушается воля Божья, и боролась за восстановление справедливости в отношении настоящего наследника престола. Именно это и вдохновило ее на великие подвиги. Она видела, кто истинный наследник, и сражалась за него.

На устах моего мужа появилась его обычная, чуть насмешливая улыбка.

— И что дальше? — спросил он. — Или ты надеешься доставить Эдуарда, принца Уэльского, в Лондон и устроить там его коронацию? Несмотря на то, что Ланкастер потерпел поражение, несмотря на то, что он заключил с Йорком позорное соглашение? Или, может, ты хочешь возглавить разгромленную армию Ланкастера и снова повести ее в бой? Мечтаешь стать английской Жанной д'Арк?

— Кто-то же должен ею стать! — страстно отозвалась я. — Нельзя допустить, чтобы нашего принца лишили трона. Разве можно было пойти на такое условие? Как мог король заключить подобный договор с Йорком?

— Кто знает, о чем он думал, бедняга? — промолвил муж. — Кто знает, много ли он вообще теперь понимает, способен ли воспринимать реальность? Но если он снова погрузится в свои сны или, не дай бог, умрет, трон достанется Йорку. Что ж, во всяком случае, Йорк уж точно способен поддерживать в стране мир.

— Дело совсем не в этом! — вскричала я. — Господь не призывал Йорка на правление государством. Йорк не принадлежит к старшей линии потомков Эдуарда Третьего. Он вообще не имеет отношения к королевскому дому. К нему имеем отношение только мы, Ланкастеры. Я, например. И мой сын. Так что наш король пренебрег сейчас моей судьбой. — Судорожно всхлипнув, я смахнула навернувшиеся слезы и продолжила: — Я появилась на свет для воплощения в жизнь того, что предначертано мне судьбой; и мой сын был рожден для этого. Генрих не может превратить нас в жалких королевских родственников; мы рождены положить начало королевской династии.

Сэр Генри некоторое время смотрел на меня с высоты своего роста; его карие глаза в кои-то веки отнюдь не казались добрыми, они даже потемнели от гнева.

— Довольно, — наконец отрезал он. — Ты просто глупая молодая женщина, тебе всего-то — сколько там? — семнадцать, и ты еще ничего толком не смыслишь. Тебе бы лучше помолчать, Маргарита. То, что сейчас происходит, вовсе не баллада, не сказка и не роман. Это величайшее несчастье, и каждый день оно весьма дорого обходится жителям нашей страны. Но никакого отношения к Жанне д'Арк все это не имеет, как, впрочем, и к тебе самой. И с Богом, да не даст Он соврать, это тоже никак не связано.

Слегка оттолкнув меня, муж стал с трудом подниматься по лестнице в свои покои. Его ноги после долгой езды верхом явно затекли, он даже немного прихрамывал, опираясь на внешнюю сторону ступни, отчего казался кривоногим. Я с ненавистью смотрела ему вслед, прижав к губам пальцы, чтобы подавить рвущиеся из груди рыдания. Жалкий старый дурак! Уж я-то лучше знала, что на самом деле угодно Господу; Всевышний всегда был за нас, Ланкастеров.

ЗИМА 1460 ГОДА

И я оказалась права, а мой муж, хоть и был поставлен надо мной, был старше и умнее, ошибся. Уже в Святки мы получили тому яркое доказательство: герцог Йоркский, считавшийся блестящим, чуть ли не гениальным полководцем, был взят в плен у стен своего замка Сандал вместе с небольшим отрядом вооруженных воинов, среди которых оказался и его сын Эдмунд, граф Рэтленд. Оба Йорка были жестоко умерщвлены. То есть с тем, кто попрал закон, собирался стать монархом и предъявлял свои права на продолжение королевского рода, было покончено.

Королевские солдаты забрали исколотые тела и привезли в Йорк. У ворот города выставили на посмешище обезглавленный труп герцога Йоркского и его голову, надетую на пику и украшенную короной из золоченой бумаги, чтобы он мог видеть свое королевство, прежде чем вороны и стервятники выклюют его мертвые глаза. Это была страшная смерть, смерть предателя, и вместе с Ричардом Йорком умерли все надежды его сторонников. Хотя кто из них еще остался? У его могущественного союзника графа Уорика были только бесполезные дочери, а трое живых сыновей самого Йорка — Эдуард, Георг и Ричард — были еще слишком юными, чтобы самостоятельно командовать армией.

В присутствии супруга я постаралась скрыть свое ликование; мы с ним условились жить спокойно, не задевая друг друга, и теперь праздновали Рождество вместе с нашими вассалами, арендаторами и слугами, словно мир вовсе не раскачивало из стороны в сторону, словно в нем не царили полнейшая нестабильность и неуверенность в завтрашнем дне. Мы с мужем больше не говорили о том, что королевство раздирают противоречия, и он, постоянно получая какие-то письма от купцов и деловых людей из Лондона, не делился со мной новостями, которые ему сообщали. Впрочем, он не упоминал и о том, что, по твердому мнению его семьи, он просто обязан отомстить за смерть отца. Генри знал, что Джаспер регулярно шлет мне весточки из Уэльса, но ни разу не заинтересовался историей о том, как Джаспер отвоевал свой замок Денби, не спросил у меня, как Джасперу удалось столь смело осуществить эту маленькую военную операцию.

В подарок на Рождество я послала своему сыну Генри игрушечную повозку на деревянных колесиках, которую можно возить за веревочку, а мой муж передал для него серебряный шиллинг на ярмарочные гостинцы. В свою очередь я вручила супругу серебряный шестипенсовик для маленького Генри Стаффорда, герцога Бекингема. Но мы по-прежнему ни словом не обмолвились о грядущей войне и о том, что королева Маргарита двинулась на юг, возглавив пятитысячное войско, состоявшее из настоящих головорезов — шотландцев, которые, точно кровожадные охотники, уже запятнали себя кровью мятежного Йорка. И еще один момент мы не обсуждали, а именно то, что моя уверенность в поддержке Господом правящего дома Ланкастеров имела все основания, поскольку, согласно Его воле, этот дом вновь одержал блистательную победу и, опять же согласно Его воле, в течение следующего года окончательно закрепит ее, и никак иначе.

ВЕСНА 1461 ГОДА

Мне казалось, как и всем, кто обладал хоть каплей здравого смысла, что смерть герцога Йоркского положила конец бесчисленным войнам. Его восемнадцатилетний сын Эдуард остался в полном одиночестве где-то на границе с Уэльсом, где почти все население можно было причислить к сторонникам Джаспера Тюдора и дома Ланкастеров. А супруга покойного герцога, герцогиня Сесилия, сознавая свое окончательное поражение, облачилась в траур и отослала своих младших сыновей Георга и Ричарда во Фландрию, подальше от опасности, к герцогу Бургундскому, предполагая, возможно