Впервые в жизни я смогла по-настоящему за нее помолиться. Ведь все, что у нее теперь осталось, это дочери; та ее прежняя, веселая и счастливая жизнь миновала навсегда; оба ее малолетних сына находились в руках врага. Я размышляла о том, как ей, должно быть, страшно, какой побежденной она себя ощущает, как страдает от своего вдовства, как боится за сыновей, и впервые в жизни я искренне жалела ее, трагическую королеву, не по своей вине оказавшуюся сброшенной с пьедестала. И я просила Богородицу, Царицу Небесную, поддержать и утешить заблудшую и несчастную душу в дни столь жестокого унижения.
Старшая дочь Йорков принцесса Елизавета уже достигла брачного возраста и не выходила замуж — хотя ей уже исполнилось семнадцать — лишь по причине переменчивой удачи своего дома. Пока я, преклонив колена, молила Бога спасти и сохранить нашу королеву, мне не раз приходило в голову, что хорошенькая Елизавета вполне годится в жены моему Генри. Сын Ланкастеров и дочь Йорков, объединившись, могли бы не только залечить раны, нанесенные Англии, но и разрешить бесконечные споры, которые оба королевских дома вели уже в течение двух поколений. Если Ричарду суждено умереть молодым, пусть даже и на троне, то его сын и наследник будет еще ребенком — весьма, кстати, хилым, поскольку родила его эта блеклая Анна Невилл, и еще менее способным защитить свои права, чем нынешние принцы Йоркские; так что его нетрудно будет сбросить со счетов. И если тогда престол все же достанется моему сыну, и если он к тому же женится на принцессе Йоркской, то люди потянутся к нему, наследнику Ланкастеров и супругу наследницы Йорков.
Я тут же послала за своим доктором. Этот человек, доктор Льюис из Карлеона, был так же сведущ в вопросах конспирации, как и в вопросах медицины. Королеве он был известен как мой личный врач, которого я не раз отправляла к ней, и потому я не сомневалась: Елизавета примет его, зная, что он явился от меня. Я велела доктору пообещать королеве нашу поддержку и сообщить, что Бекингема будет несложно настроить против герцога Ричарда, поскольку Бекингем вполне к этому готов, а также передать Елизавете, что мой сын Генри способен привести с собой из Бретани довольно большое войско. Но прежде Льюису предстояло выяснить, каковы планы самой королевы и что обещают ей те, кто ее поддерживает. Мой муж, возможно, и думал, что никакой надежды у нее не осталось, но я-то уже не раз видела, как Елизавета Вудвилл выходит из убежища и снова с беспечной радостью поднимается на королевский трон, словно полностью позабыв о пережитом позоре, который Господь — и совершенно, на мой взгляд, справедливо — на нее обрушил. Я запретила доктору говорить, что мой муж находится под домашним арестом, но непременно рассказать, взяв на себя роль доброго друга, об убийстве Гастингса и о том, как внезапно проявились амбиции Ричарда, который не колеблясь объявил ее сыновей бастардами и опозорил ее имя. Доктору предстояло с самым искренним сочувствием объяснить королеве, что ее дело можно считать проигранным, если она немедленно не начнет действовать. Мне нужно было заставить ее поднять всех оставшихся у нее друзей, собрать такую большую армию, какую она только может себе позволить, и с этим войском выступить против Ричарда. Если бы мне удалось вдохновить ее на долгую и кровавую борьбу за власть, тогда и моему сыну можно было бы высадиться со свежим войском на английский берег и поддержать измученного сражением победителя.
Льюис отправился к Елизавете именно тогда, когда она особенно нуждалась в дружеской поддержке: на тот день была назначена коронация ее сына, но вряд ли кто-то предупредил ее, что короновать принца Эдуарда никто не собирается. По словам доктора, когда он шел по улицам города, все двери были заперты, а окна закрыты ставнями, никаких скоплений людей на перекрестках не было, да и сами улицы были почти пустынны. На всякий случай он надел маску, призванную защищать от чумы и прочей заразы; эта маска, довольно высокая, со страшным вытянутым «клювом», набитым целебными травами и смазанным душистыми маслами, превращала человека в некое неземное существо с жутким профилем, в призрак, словно прилетевший из ада. Ко мне Льюис тоже явился в этой маске, но сразу же снял ее, едва войдя в комнату и закрыв за собой дверь. Затем, низко поклонившись, он без всякой преамбулы произнес:
— Королева страшно нуждается в помощи. Она в отчаянии; более того, по-моему, даже наполовину обезумела от отчаяния. — Он немного помолчал и прибавил: — А еще я видел юную принцессу Йоркскую…
— И что?
— Она была невероятно взволнована. Она пророчествовала… — Льюис слегка передернул плечами, будто от озноба. — Пожалуй, она напугала меня, а ведь я врач с огромным жизненным опытом.
Я не обратила внимания на его хвастовство.
— И чем же она вас так напугала?
— Она возникла откуда-то из тьмы и двинулась прямо на меня; ее платье промокло насквозь и тянулось за ней, точно рыбий хвост. Казалось, она и сама превращается в рыбу… А потом она заявила, что река уже поведала ей все те новости, которые я принес ее матери: что герцог Ричард объявил единственным законным наследником трона себя, а юных принцев назвал бастардами.
— Так она уже все знала? То есть у нее есть свои шпионы? Я и не подозревала, что она так хорошо осведомлена…
— Я не о королеве, — прервал меня доктор Льюис. — Королева как раз ничего не знала. Я имею в виду молодую девушку, ее дочь. Это она якобы все выяснила благодаря реке. Также река сказала ей об очередной смерти, постигшей их семью. Королева сразу догадалась, что речь идет о ее брате Энтони и ее сыне от первого брака Джоне Грее. Потом они обе распахнули окна, высунулись наружу и, повиснув над водой, стали слушать реку. Да, именно так они выразились. Более всего в эти минуты они напоминали двух водяных ведьм. Любой человек на моем месте испугался бы!
— Значит, принцесса утверждает, что Энтони Риверс мертв?
— Кажется, они обе ничуть в этом не сомневаются.
Я перекрестилась. Елизавету Вудвилл и раньше обвиняли в том, что она связана с темными силами, но позволять собственной дочери пророчествовать вот так, находясь в святом убежище… Нет, это, безусловно, происки дьявола!
— У королевы наверняка имеется своя сеть шпионов, поставляющих ей сведения, — задумчиво вымолвила я. — И вообще, она, видимо, гораздо лучше подготовлена к жестоким поворотам судьбы и гораздо лучше вооружена, чем мы себе представляли. Но как все-таки ей удалось получить известия из Уэльса раньше, чем мне?
— Она еще кое-что сказала.
— Королева?
— Нет, принцесса. Сказала, что проклята, поскольку ей предстоит стать следующей королевой Англии и взойти на трон, который должен принадлежать ее брату.
В полном изумлении я уставилась на доктора Льюиса и некоторое время ошеломленно молчала. Потом нерешительно спросила:
— Вы ничего не путаете? Она именно так и сказала?
— Да, и она была поистине ужасна! Она обвинила мать в том, что та имеет невероятные амбиции, которые навлекли проклятье на всю их семью, и вот теперь ей, Елизавете Йоркской, придется отнять трон у собственного брата… потом она жестоко прибавила, что уж этим-то мать должна быть довольна, хотя ее братья и лишаются в таком случае законного наследства.
— Что же она имела в виду, как по-вашему?
— Она ничего не пояснила, — пожал плечами доктор. — Ох, миледи, принцесса выросла очень красивой девушкой, но в эти минуты выглядела просто пугающе. И я полностью ей верил! Да, вынужден в этом признаться. Она вещала совершенно убежденно, точно настоящая Кассандра. И у меня нет сомнений: так или иначе, но она действительно будет королевой Англии.
Я легко вздохнула. Это настолько совпадало с моими собственными тайными планами и молитвами, что не могло не быть словом Божьим, хоть Он и вложил его в уста истинного сосуда греха. Она действительно станет королевой Англии, если моему Генри и впрямь предстоит сесть на трон, а ей — выйти за него замуж. Такова ее единственная возможность занять престол, другой и быть не может.
— Но и это еще не все, — осторожно сообщил Льюис. — Когда я спросил королеву, не попытается ли она как-нибудь вызволить из Тауэра принцев Эдуарда и Ричарда, она вдруг обронила как бы невзначай: «Это не Ричард».
— Как-как она сказала?
— Она сказала: «Это не Ричард».
— Но какой в этом смысл?
— В этот момент появилась принцесса в насквозь промокшем платье и заявила, что ей обо всем известно: и о том, что Совет поддержал герцога Ричарда, и о том, что их семья лишилась наследства… Ну а потом она предрекла, что ей суждено стать королевой Англии.
— Но вы успели уточнить у королевы, что значит: «Это не Ричард»?
Доктор сокрушенно помотал головой. Я пришла в бешенство: у этого человека «с огромным жизненным опытом» не хватило ума выяснить самое главное!
— Неужели вы даже не догадались, что это-то и есть важнее всего? — рявкнула я, теряя терпение.
— Мне очень жаль… но появление принцессы было столь… Господи, да она казалась совершенно неземным существом!.. А потом ее мать заметила, что сейчас «страна находится под воздействием сухого заклятия», но вскоре они опять вызовут наводнение. Нет, они обе были просто ужасны! Вам же известно, они всегда считали прародительницей своего семейства водную богиню. Ах, миледи, если бы вы видели их, вам бы тоже показалось, что эта водная богиня сама сейчас восстанет из темных вод Темзы!
— Да-да, — отозвалась я, не испытывая к доктору ни малейшего сочувствия, — догадываюсь, что они действительно выглядели пугающе. Но может, королева еще что-то говорила? Допустим, о тех своих братьях, которым удалось покинуть Англию? О том, где они сейчас и чем занимаются? Эти двое в силах поднять полкоролевства.
Льюис покачал головой.
— Нет, она не упоминала о них. Но дала понять, что прекрасно меня расслышала, когда я тихонько намекнул, что вы, миледи, могли бы помочь принцам сбежать. Уверен, она и сама затевает что-то подобное. Она явно планировала вытащить своих детей из Тауэра, но теперь поняла, что Ричард всерьез намерен захватить трон, и, по-моему, королева в отчаянии.