Наконец за ним приходят. Тут-то он и открывает рот.
– А я тебя знаю.
– Неужели?
– Точно.
Караульный смотрит вопросительно: увести этого выродка? Чтоб не вякал?
– И откуда же вы меня знаете?
Пытаюсь говорить сардоническим тоном; боюсь, получается неважно.
Арестованный кроит ухмылку. Мне уже известно его имя: Роберт Малви-младший. Там, в доме, он отказался предъявить документы. Имя сообщила его жена.
Роберт Малви-младший молчит. Долго. Выжидательно.
– Так я и сказал, – наконец бросает он.
Караульный грубо хватает его под локоть и тащит в камеру.
Полицейский, если только он профессионал, никогда не позволит эмоциям взять верх над разумом. Будет беспристрастен, как судья, и невозмутим, как священник. Получается, мне до истинного профессионализма еще далеко – весь день я не могу стряхнуть липкий страх, что охватил меня в машине, наедине с Робертом Малви-младшим. Передо мной так и стоит его лицо, его неестественно светлые глаза и волчий оскал ухмылки. А смена, кстати, оказывается более насыщенной, чем я полагала, слушая прогноз погоды.
Обычно в такой холод уличная жизнь в Кенсингтоне замирает. Но после ареста Малви приходится мчаться в Спринг-Гарден, где избили велосипедиста. Хулиганы скрылись, вокруг пострадавшего собралась толпа.
Следует еще несколько серьезных вызовов. А время между тем приближается к половине третьего. Мне пора к мистеру Райту. Чтобы не загрузили в самый неподходящий момент, тяну резину, еле ползу на очередной вызов.
В два пятнадцать паркуюсь неподалеку от заведения Алонзо, в нескольких кварталах от универсама мистера Райта.
Старик сказал: «Переоденься»; это был его единственный совет. Но переодеться не во что. В разгаре смены в участок не поедешь, в раздевалку не пойдешь.
Значит, придется купить одежду в магазине сети «Фикс-прайс» вон там, за углом.
Но что делать с оружием и рацией? Тащить с собой? Какой тогда смысл переодеваться в гражданское? Оставить в машине? А если поступит звонок из категории первоочередных? Игнорирование такого звонка сулит серьезные проблемы. До сих пор на дежурстве и рация, и оружие всегда были при мне.
Наконец я решаюсь. Оставлю и то, и другое. В багажнике. Так надежнее.
Ныряю под вывеску «Любой товар за 1 доллар». Скольжу взглядом по захламленным полкам. Ну и что здесь выберешь? Вон висят огромные черные футболки и черные мужские треники. Я в них точно зальюсь. Однако выбирать не приходится. Покупаю и то, и другое, спешу к Алонзо и прошусь в туалет.
Алонзо, как всегда, пускает.
В кабинке раздеваюсь, напяливаю футболку и треники, а свою форму прячу в пакет.
Алонзо при виде меня вскидывает брови.
– Неудобно вас беспокоить, Алонзо, но не могли бы вы подержать здесь этот пакет? Совсем недолго. Буду очень признательна.
– Не вопрос, – отвечает Алонзо.
Поколебавшись, кладу на прилавок десятидолларовую купюру.
Он пытается вернуть ее, но я только говорю:
– Это чаевые.
Температура воздуха – восемнадцать по Фаренгейту[17]. В любом другом районе женщина, вырядившаяся в футболку, вызвала бы как минимум недоуменные взгляды; но в Кенсингтоне никого таким прикидом не удивишь. Ни при какой погоде.
Прибегаю к мистеру Райту в два сорок. Распахиваю дверь. Изнутри тянет живительным теплом. Звякает миниатюрный колокольчик. Людей нет.
Некоторое время стою, прислушиваюсь. Улавливаю хлопок задней двери.
В проходе возникает мистер Райт. Пробирается, привычно огибая стойку с обручами.
Глядит на меня молча. Может, не узнал? Может, забыл про утреннюю встречу?
Вот он дошел до прилавка, вот со скрипом опустился на табурет.
Следует долгая пауза.
– Его еще нету, – цедит наконец-то мистер Райт.
– В смысле, Дока?
– А то кого же?
– Ладно.
На самом деле – не ладно. Уже без десяти три. Моя работа под ударом. Не хватало, чтобы меня застукали в таком месте, без формы, рации и оружия. Если будет важный вызов, а я не отвечу и потом совру, что рация забарахлила, – поверят ли мне?
– Можно вас спросить, мистер Райт?
– Спросить-то – спрашивай на здоровье. Отвечать я не обязанный.
И он подмигивает. Кажется, оттаял.
– Скажите, он – Док – каждый день приходит? Вы уверены, что сегодня…
Дверь открывается, мистер Райт вскидывает брови и чуть заметно поводит головой на вошедшего.
Оборачиваюсь.
Вошедший высок ростом (примерно с меня), тощ и жилист. Да, это его я видела в «Фейсбуке». На нем ярко-оранжевая, наглухо застегнутая куртка и джинсы. Волосы длиной до подбородка – отрастил, значит, с тех пор – и такие грязные, что цвет не определишь. Вроде каштановые. И он очень, очень хорош собой. Героин много чего с телом вытворяет, в том числе сгоняет жир. Весь, до капли. Черты заостряются, выпячиваются, лишенные плоти. Всё – чересчур: румянец на скулах, блеск глаз, краснота губ…
Вошедший, косясь в мою сторону, молча идет к прилавку.
– Меня, что ли, ждешь? – произносит он.
Надеется, что я сейчас уберусь. Мало ли откуда меня занесло. Мало ли кто я такая. А у него дело.
Рассчитываю, что мистер Райт нас познакомит. Нет, он вмешиваться не намерен.
– Не тебя, – мямлю я. И, решившись, добавляю: – Ты, случайно, не Док?
– Нет.
– Нет?
Обычно я более находчива.
– Сказал же – нет.
Док меряет меня взглядом. Складывает руки на груди. Постукивает мыском ботинка. Всем своим видом выражает нетерпение.
– Нет так нет, – говорю я. – Просто ты сильно похож на одного парня. С фотки.
Его буквально передергивает.
– С какой еще фотки?
Взгляд скользит от меня к мистеру Райту и обратно. Определенно я здесь лишняя. Встряла. Вклинилась между Доком и дозой. А доза ему явно необходима. Он еле держится. Ему на месте не стоится.
Применяю новую тактику:
– Слушай, я кое-кого ищу. Кейси Фитцпатрик.
Док на секунду каменеет. Затем его руки тяжело опускаются на прилавок.
– Блин! – выдыхает он. – Так ты ее сестра?
Живо всплывают в памяти все до единого случаи, когда я вытаскивала Кейси из сомнительных домов, а точнее, притонов. И каждый мужчина, задавший мне этот вопрос. Наверное, зря я снова в это ввязалась. Или не зря?
– Да, я ее сестра.
Запираться бесполезно. Телосложением мы с Кейси разнимся, но лицами очень схожи. Эту особенность только ленивый вслух не отмечал.
– То есть ты – Мики? – уточняет Док.
– Да.
Мистер Райт глядит строго на прилавок.
– Она о тебе часто говорила, – произносит Док. Меня жуть берет. «Говорила». Прошедшее время.
Поспешно спрашиваю:
– Знаешь, где она сейчас?
Док качает головой.
– Не знаю. Она меня бросила пару месяцев назад. С тех пор не слышал про нее.
– Вы с ней…
Он смотрит на меня, как на идиотку.
– Вы с ней были… вместе?
– Ну да.
Дольше ждать ему невмоготу, и он выдает:
– Слушай, у меня тут одно дело. Объявится Кейси – дай мне знать, лады?
– Есть у тебя телефон?
– Как не быть.
Он диктует свой номер. Для верности тут же звоню ему. В кармане оранжевой куртки что-то слабо вспыхивает, слышится песня, названия которой мне не вспомнить. Песня была на пике популярности во времена моего детства. Но я и тогда не знала, как она называется.
– Порядок, – говорю. – Спасибо.
Иду к двери. Док окликает меня:
– Постой. Ты в полиции служишь, да?
Колеблюсь. Потом отвечаю утвердительно.
Он молчит. И мистер Райт тоже молчит.
– Что-нибудь еще? – спрашиваю я.
– Ничего.
Спиной чувствую его взгляд.
– Ну, – произносит в трубке голос Трумена.
– Сейчас, – отвечаю я.
Быстрым шагом, чуть ли не бегом, направляюсь к заведению Алонзо. Дыхание перехватывает. Я промерзла до костей. Левую ладонь прижимаю к груди. Скорей бы схватить рацию и пистолет. Они – словно дети, оставленные без присмотра. Жаль, что нельзя перейти на полноценный бег.
– Как всё было? Получилось? – спрашивает Трумен.
Излагаю события.
– Как он тебе показался, Мик?
– По-моему, врет, – отвечаю после паузы. – Скользкий тип.
Трумен молчит.
– А ты что думаешь?
– Похоже, ты права.
Снова молчание. Понятно. Трумен сообразил: так вот сразу согласиться с моим мнением насчет Дока – все равно что признать: песенка Кейси спета.
– А там кто его знает, – выдает он.
– Еще раз спасибо за помощь.
– Хватит уже. Заспасибила вконец.
Возвращаюсь к Алонзо, живо переодеваюсь. Судорожно проверяю входящие. Готова обнаружить сообщения от коллег: «Где тебя нелегкая носит?!», «Тебя Эйхерн искал». Ничего такого нет. Снова благодарю Алонзо, но уже на выходе спохватываюсь:
– Скажите, Алонзо, а можно будет у вас еще разок вещи оставить? Ненадолго? Есть тут какой-нибудь, не знаю… чуланчик?
Бегу к машине, припаркованной за углом. Вот сейчас сверну – а там сержант Эйхерн поджидает, на часы посматривает…
Нет, конечно, никакого Эйхерна. Выдыхаю. Достаю из багажника рацию и пистолет. Почти сразу же раздается звонок диспетчера.
Кража из автомобиля, ничего срочного.
Слава богу.
– Еду, уже еду.
По дороге домой перевариваю дневные события. Сначала тяжесть содеянного мною давит на плечи, но внезапно я чувствую приступ ярости. Такое уже было; приступы повторялись регулярно, именно из-за них я прекратила общаться с Кейси. И, как только приняла это решение, моя жизнь наладилась. А дело вот в чем: у меня вспыльчивый нрав. Саймон говорил, и не раз, что не знает человека более уравновешенного, чем я. Что ж, я и впрямь была уравновешенной. До поры до времени.
Сейчас, в машине, направляясь к дому, негодую на себя самое: как я могла? Как я до такого додумалась? Рискнула работой – притом любимой работой, подставила под удар собственный жизненный уклад, зарплату с соцпакетом, которые обеспечивают приличные условия мне и моему сыну! И ради кого? Ради женщины, которая, очень может быть, исчезла намеренно, которая не хочет, чтобы ее обнаружили! Ради той, чьи решения, все до единого, диктовались исключительно ее же прихотями; ради той, которая отвергала попытки близких выправить ее жизненный путь…