И вот теперь, углядев знакомый автомобиль на стоянке полицейского участка, я вынуждена гнать воспоминания обо всех многочисленных случаях интимной близости, которые имели место между мной и Саймоном в салоне этого самого «Кадди».
Паркуюсь неподалеку. Опускаю оба козырька. Не дай бог задремлю. Чтобы этого не случилось, я прихватила аудиокнигу. Буду слушать и неотрывно смотреть на входную дверь. Также у меня изрядный запас воды и сэндвичей. Только водой увлекаться нельзя, а то в туалет приспичит.
Все утро народ так и снует туда-обратно; дверь хлопает, впуская или выпуская очередного сотрудника. Почти всех этих людей я вижу впервые. Пару раз мелькают мужчины, похожие на Саймона; вздрагиваю, чтобы в следующий момент понять: обозналась.
В одиннадцать утра наконец-то появляется Саймон Клир. Он выходит из здания, смотрит налево, затем направо, в сторону Труменова «Ниссана», откуда я веду слежку. На нем стильное пальто и, наверное, костюм – я вижу серые брюки, начищенные до блеска черные туфли. Волосы зачесаны назад и приглажены гелем. Получив должность детектива, Саймон кардинально сменил стиль.
Вот оно, началось. Улица сравнительно тихая – приходится дать ему тронуться с места в своей машине, прежде чем газануть самой.
Куда собрался Саймон? Может, в Управление для допроса, для беседы с жертвой или свидетелем? Или у него обеденный перерыв уже наступил? Не рановато ли? Саймон катит к северу по Двадцать четвертой улице. Добравшись до Джексон-стрит, внезапно круто разворачивается и едет в обратном направлении, на юг. Возле Пассунк-сквер забирает вправо. Сейчас окажется на хайвее. Точно. Еду за ним.
Кажется, я поняла, куда направляется Саймон. Я угадываю все его действия. Знаю, куда свернет, прежде, чем он выкручивает руль в соответствующую сторону. И все-таки каждый раз удивляюсь. Чему? А вот этому ощущению неминуемости.
Саймон въезжает на автостраду 676-Ист, катит до развязки. Вот он уже на Аллегейни.
Дальше я могла бы ехать с закрытыми глазами.
На районе сегодня оживленно. Ах да, ведь начало месяца. Народ оплачивает квитанции. Справа молодая женщина в отчаянии швыряет сумку оземь, скорчивается над ней, плачет в голос, не таясь.
В одном квартале от Аве Саймон внезапно останавливается. Для конспирации приходится проехать вперед. Смотрю в зеркало заднего вида и не замечаю, что из переулка выруливает автомобиль. Чуть не полоснула по нему крылом. Судорожно сворачиваю на Аве, паркуюсь в первом попавшемся месте – напротив бесплатной столовой. Человек тридцать-сорок встали в очередь, ждут, когда заведение откроется. Выскакиваю из машины. Выглядываю: может, Саймон просек слежку? Может, решил проверить, что это за «Ниссан» и кто в нем?
Саймона нет.
«Кадиллак» пуст. Значит, успел выйти и скрыться в одном из трех направлений.
Бегу к «Кадиллаку».
Что Саймон забыл в Кенсингтоне в это время суток? Приписан он к району Южная Филадельфия; значит, и вверенный ему участок – там же. Остается вероятность – небольшая, правда, – что Саймон работает под прикрытием. Но тогда зачем он так вырядился – костюм, пальто? По Кенсингтону подобные персонажи не разгуливают.
Заглядываю в ближайший к «Кадиллаку» переулок. Пусто. Пробегаю полквартала, до следующего переулка. Пусто. Дальше, быстрее. Недешевое серое пальто как сквозь землю провалилось. И двери домов закрыты – все до одной. Проходит пять минут.
«Оторвался», – думаю с досадой.
Торможу в переулке под названием Клементайн. Здесь относительный порядок – дома опрятные, и всего пара заколочос. Чуть наклонившись вперед, упираюсь ладонями повыше колен. Трудно дышу. Злюсь на себя. Надо же – упустила! После такой напряженной слежки!
Вот Трумен – тот не упустил бы. Годы работы в Армии спасения даром для него не прошли. Кого хочешь выследит.
Поднимаю глаза. Оказывается, я стою прямо перед домом, который мне почему-то знаком. Может, я здесь арест проводила? Может, заглядывала сюда для проверки жилищных условий какой-нибудь семьи?
Ищу зацепку. Вот она: лошадь с повозкой на входной двери. Такие нашлепки в Филадельфии каждую вторую дверь украшают. Но у этой лошади отломаны передние ноги. И мне снова семнадцать, я с Полой Мулрони стучусь в чужой дом, где последний раз видели мою сестру…
Закрываю глаза. Всего на мгновение. Мгновения достаточно, чтобы вернуться в то лето, в тот день, когда вопрос – жива Кейси или нет – оставался открытым. Это после я узна́ю: да, на сей раз жива. На сей раз мне суждено ее найти.
Дверь открывается. От этого звука открываются и мои глаза.
На меня таращится незнакомая женщина. Не она ли впускала меня в притон, к Кейси? У той волосы были черные; у этой – седые. Ну так ведь больше десяти лет прошло. Может, и она.
– Тебе плохо? – спрашивает женщина.
Мотаю головой.
– Тебе что-то нужно?
Не хочется деньги попусту тратить – у меня их негусто, – но эта женщина, пожалуй, что-нибудь заподозрит, если я скажу «нет». И потом: может, она владеет какой-то информацией…
Может, помнит Кейси…
Говорю «да», и меня впускают. В тот самый дом, где впервые умерла моя сестра.
Тогда здесь мебели почти не было. Люди, больше похожие на призраков, валялись, наверное, прямо на полу.
Сейчас в доме тепло и на удивление чисто. Пахнет свежеприготовленной пастой. На стенах плакаты: Иисус, еще Иисус, Дева Мария, группа «Иглз» с чьим-то неразборчивым росчерком. Пол застелен аккуратными ковриками, и есть мебель – дешевая, зато новехонькая.
– Садись, – приглашает женщина, указывая на стул.
Ну и что делать? Впрочем, легенда созревает моментально. Мне нужен «Перкоцет»[24]. Столько, на сколько хватит двадцатки, что хрустит в моем кармане. Пожалуй, три колеса смогу купить. Хотя зависит от дозировки. Если женщина заподозрит, что я из новичков, – пожалуй, разведет меня всего на одно колесо. Разумеется, я его в грязь втопчу, как только выберусь отсюда. Получается, я готова заплатить целых двадцать долларов за информацию, о потенциальной пользе и достоверности которой понятия не имею…
Отогреваю руки в карманах. Женщина исчезает в кухне, но быстро возвращается со стаканом воды.
– На-ка, выпей. Что-то вид у тебя неважный.
Беру стакан, пью. Жду. Похоже, я в этой женщине ошиблась.
– Откуда ты про меня узнала? – спрашивает женщина.
– Один приятель сказал, – выдавливаю я, помедлив.
– Что за приятель?
– Мэтт, – придумываю я. Мэттов в наших краях – через одного.
– Значит, ты подруга Мэтти Б.? Славный парень!
Киваю.
– Пей, пей водичку-то.
Послушно делаю еще глоток.
– Ты сегодня еще не принимала? – допытывается женщина.
– Н-нет.
Первое слово правды. Становится стыдно.
Услыхав, что я чиста, женщина кладет ладонь мне на плечо.
– Вот и умница. Умница. Я тобой горжусь.
– Спасибо.
– Сколько уже дней ты воздерживаешься, милая?
И тут я замечаю на стене, прямо над собственной головой, распечатку в рамочке – «Двенадцать шагов». Формат небольшой – увидит лишь тот, кто будет высматривать специально. Голова ближайшего Иисуса чуть наклонена к инструкции, будто Он тоже считает шаги. Интересно, это случайно получилось?
Откашливаюсь. Сообщаю:
– Три дня.
Женщина кивает со знанием дела.
– Ты просто молодчина. – Мне достается оценивающий взгляд и предположение: – Небось впервые соскочить пытаешься, а?
– Откуда вы знаете?
– Да ведь видно. Ты не изможденная. Те, которые годами употребляют, – на тех глядеть жалко. Замученные. Совсем как я.
Она усмехается.
Замученной я уже давно себя чувствую – с тех самых пор, как Томас родился. Переезд в Бенсалем меня просто доконал, а исчезновение Кейси стало последней каплей. Но эта женщина, конечно, говорит о другом. Знаю, о чем. Тоже насмотрелась на таких, которые то соскакивали, то опять срывались – и так годами, десятилетиями. В периоды воздержания у них такой вид, будто они просто ужасно хотят спать.
– Ну, а на группу ты пойдешь, милая? – спрашивает женщина. – Кстати – тебе ночевать-то есть где? – Ее взгляд скользит к лестнице. – Там, наверху, сейчас шестеро живут – поэтому извини, я тебя приютить никак не могу. Хотя… Дай подумать…
Она подходит к лестнице и кричит:
– Тедди! Тед!
– Спасибо, мне есть где жить, – говорю я.
Женщина качает головой.
– Не глупи. Найдется и для тебя местечко. Потеснимся.
Сверху слышится мужской голос:
– Звала, Рита?
– Нет, правда, не стоит беспокоиться, – мямлю я. – У меня бабушка жива. Она меня пустит. Там тихо, в бабушкином доме…
Рита смотрит с сомнением. Снова обращается к невидимому Теду:
– Ты когда в Вест-Честер собираешься?
– В пятницу, – доносится со второго этажа.
– Вот, я же сказала – местечко найдется, – произносит очень довольная Рита. – В пятницу можешь заселяться, деточка. Или даже в четверг вечером. Только тогда одну ночь на диване поспишь – ничего?
Снова отнекиваюсь, а Рита гнет свое: знаю, мол, все знаю.
– Просто имей в виду – здесь тебя ждут. Или тебе платить нечем? Так это не беда. Я денег не беру, не волнуйся. Я ни от какой организации, я сама по себе. Действую по принципу «Передай добро дальше». От тебя требуется продукты в общий котел покупать, туалетную бумагу, бумажные полотенца – все такое. А за старое возьмешься – пинками выгоню, поняла?
– Поняла, – вымучиваю я.
Ужас как неудобно перед этой Ритой.
Она смотрит вопросительно.
– Странный у тебя выговор. Ты местная?
Киваю.
– А поконкретнее?
– Выросла в Фиштауне.
– Вот оно что…
Думаю только об одном – как бы сбежать. Но ведь я даже не заикнулась о Кейси.
– Запиши мой номер, – продолжает Рита. – Телефон-то у тебя есть?
Достаю телефон. Она диктует номер, я начинаю его вводить – и вижу эсэмэску от Трумена.