Милораду привели в светлицу с крошечным окном, обставленную лишь кроватью да сундуком. Кто-то назвал бы комнату просторной, но Милораде она показалась пустой. Зато от стены до стены было шагов десять: ходить можно, хоть пока ноги не сотрешь.
В груди снова предательски заныло. Захотелось домой. Ощущение, что она совершила ошибку, застучало в висках. Оставив без внимания кровать – девушка с первого взгляда поняла, что та покажется ей слишком жесткой, а шкуры, брошенные сверху, будут истязать ее нос вонью, – она прошла к окну. Забравшись на скамейку, Милорада выглянула наружу. Ее взору предстал серый грязный двор и слонявшиеся возле ворот тощие стрельцы-тени. Дана оказалась права: забор высок, и из терема не видно толпы, собравшейся под стенами.
Девушка вздохнула и посмотрела на сестриц. Те топтались на пороге.
Дана провела Святослава в трапезную. Что бы ни говорили о голоде, княжеский стол ломился от еды. При мысли о людях у ворот всякий аппетит пропал. В душе разлилась тоска по времени в Топи, когда княжич мог позволить себе спокойно есть и пить.
– Угощайся, – бросила Дана.
– Не буду.
– На пустой живот дела не делаются.
– Какие дела?
– Княжеские, – она придвинула к нему тарелку блинов.
Святослав поморщился и, стиснув челюсти, перевел взгляд на мачеху. Та сверлила его упрямым взором.
Несколько мгновений они просто глядели друг на друга, и молчание загустевало, как воздух перед грозой. Пронеслась первая вспышка: Дана улыбнулась, мол, ладно, зайдем с иной стороны.
Она повела плечами, словно сбрасывая с себя личину строгой княгини, и натянула на лицо улыбку советницы, почти матери, женщины, объединенной с ним одной потерей. Дана села не напротив пасынка, а сбоку, так что их разделял лишь угол стола, и понимающе вздохнула.
– Вот как ты решил: сбежать, найти первую встречную, назвать ее своей невестой? – проговорила мачеха тоном, в котором ясно читалось, что она не обиделась, а вот юноша заботы о ее чувствах не проявил. – И ради чего? Так ты благодаришь меня за все, что я сделала для княжества?
– Спроси об этом разъяренную толпу, – мотнул головой Свят. То ли дело было в лунной воде, то ли в том, что теперь он видел изуродованный колдовством дом, но едкие речи Даны не достигали его сердца и не бередили грудь чувством вины.
– Все ты о своих крестьянах, – скривила губы княгиня.
– Там не только крестьяне! – вскочил с места Святослав. – Бояре, торговцы, дружинники. Для тебя все на одно лицо.
– Никто из них не может справиться с несчастьем, что нас постигло. Вода не уйдет просто так. И даже твое необдуманное решение жениться на бедной девочке нам не поможет. Тут нужно знание…
– Знание, с помощью которого ты превратила княжеский терем в пещеру с нечистью? – невесело усмехнулся Святослав.
Дана дернулась, удивленно вскинув брови. Алые губы тронула хитрая полуулыбка.
– Не понимаю, о чем ты, свет мой.
Свят скрежетнул зубами, перемалывая рвавшиеся наружу слова. Он никогда не был жесток: отец в его годы славился куда более безжалостным нравом. Но в нем взыграла кровь. Княжич представил, как хватает Дану за черную тугую косу и что есть силы прикладывает ухмыляющееся лицо об угол стола.
– Поешь, отдохни с дороги, а потом поговорим. Кажется, ты слишком устал в пути.
Святослав стиснул кулаки.
«Как бы не так, ведьма», – хотел сказать он, но внимание его отвлекла возня за окном. Позабыв о Дане, Свят вгляделся в улицу через тонкую слюду.
Во дворе размахивала руками Милорада.
– Да что же за княжеский терем, где ничего нет? Где сани? – покрикивала она.
Свят услышал, как зашелестели юбки Даны. Княгиня встала рядом с ним и опять спросила:
– Что тут происходит?
Мутная слюда вмиг стала прозрачной, как стекло. Насмотревшийся чудес Святослав даже не удивился и лишь пристальнее вгляделся в происходящее на дворе. Стрельцы, потерянные и осунувшиеся, перебирали ногами, шатаясь по двору. В руках у каждого был калач, и они сонно жевали хлеб, пытаясь кое-как выполнять приказы Милорады. Та стояла посередине двора с Долей и Недолей. Сестры держали огромное блюдо, на котором высилась гора хлеба. Даже издалека Святослав видел, как от свежевыпеченных караваев в воздух поднимаются клубы пара.
– Не прикажете же вы нам самим все нести? – сокрушалась Милорада.
Наконец один из стрельцов, не в силах оторваться от хлеба, засунул в рот большой кусок и, продолжая жевать, принялся размахивать руками и отдавать указания, то и дело поминая чью-то мать.
Остальные стрельцы засуетились, сделавшись в своих кафтанах похожими на муравьев. Сперва они бросились врассыпную, а потом собрались строем. Кто-то притащил детские саночки, выцветшие от времени, но все еще способные выполнять свою работу. Один из стрельцов стянул с себя кафтан и бросил его в сани, накрывая пыльное дно. Милорада благодарно поклонилась ему и махнула Доле с Недолей. Те, в свою очередь, водрузили блюдо с караваями на красную подстилку и подтолкнули сани в сторону ворот.
Часть стрельцов бросилась к воротам, другая пыталась придержать сани, чтоб те не врезались или не перевернулись.
– Оставьте в покое, – велела Милорада. – Видите же, без вас едут. Лучше спуститесь и скажите людям, что сейчас будет им хлеб.
Стрельцы послушно засеменили вперед. Они то и дело оборачивались на Милораду, и на лицах их читалось удивление. Кем была эта странная девушка? И почему они по своей воле слушались ее беспрекословно, даже с удовольствием?
Отправив сани, Милорада посмотрела на окно, за которым стояли две фигуры. Святослав почувствовал ее взгляд сквозь слюду, и девушка озорно вскинула брови, точно спрашивая: «Ну, ты идешь?»
– Резвая какая, – хмыкнула Дана с хищным азартом. Она кивнула Святославу: – Ну, не стой. Иди к своей невесте.
В ее голосе не было ни капли доброжелательности, и Святослав пообещал себе, что разберется с этим позже.
Они спустились с холма к мосткам, где их уже ожидал присмиревший народ. Святослав нашел глазами Молчана, и воевода с одного взгляда все понял. Он принялся распоряжаться, чтобы народ расступился и выстроился в очередь, а Милорада и Святослав под благодарные возгласы стали раздавать хлеб. Руки сменялись руками, а караваи все не заканчивались. Но люди, ослепленные голодом, не обращали на это чудо внимания и лишь кланялись со слезами на глазах.
Очередь начала подходить к концу, лишь когда небо раскрасили сумерки. Молчан, изрядно охрипший, грозно следил, чтоб никто не вздумал нарушить устоявшийся порядок. У Милорады ныли руки и плечи, но на душе было хорошо. От вида благодарных лиц губы сами складывались в улыбку. Она все хотела поглядеть на Святослава, увидеть, рад ли он ее затее, но тот был слишком занят, наделяя людей хлебом. В голове девушки уже появилось множество идей на завтрашний день, например раздавать вместе с хлебом крупу или даже мясо. Ей не терпелось поделиться своими мыслями с женихом, но тут заговорил Молчан.
– Ты хочешь собрать совет, чтоб тебя признали князем? – с надеждой спросил он.
Святослав пожал плечами.
– Признание меня князем воду не уберет, – тяжело отдуваясь, проговорил он. Его лоб и виски блестели от пота.
Плоты и лодки постепенно освободили запруду, и теперь по спокойной воде скользила только лодка Милорады. На носу сидел нахохлившийся как сыч Влас. Святослав помахал ему, но тот лишь кивнул в ответ.
– А я-то думал: где его носит? – хмыкнул Молчан и, повернувшись к Святу, положил руку ему на плечо. – Смотри, только ты свадебку сыграешь, мы враз за тобой встанем. Ты истинный князь, а эта…
Он кивнул в сторону терема и емко выругался. Милорада усмехнулась.
– Прости, госпожа, – рассмеялся Молчан.
– Ничего такого, господин Молчан, чего бы я не слышала от своих дядюшки и бабушки.
Тот выдавил сиплый смешок и опять взглянул на княжича, чтобы убедиться, что он понял его слова. Свят кивнул и тронул воеводу за плечо.
– Спасибо тебе, Молчан. Я рад, что могу на тебя положиться.
– Как и всегда, – Молчан поглядел поверх плеча княжича на Милораду и улыбнулся ей, да так, что вся суровость вмиг испарилась из его черт и грубое, словно вытесанное из камня, лицо смягчилось. – И ты тоже можешь рассчитывать на меня, госпожа.
– Да какая я госпожа… – зарделась Милорада.
Молчан заулыбался.
– Дадут боги, хорошая.
– Что еще у вас произошло, пока меня не было? – вклинился Святослав. Лицо Молчана тут же ожесточилось.
– Из воды вылезла какая-то тварь. Теперь на ночь все запирают двери. Мужики решили ее изловить.
Оказалось, что тварь – существо в три ладони ростом, с лягушачьей кожей и кривыми лапами – повадилась лазать в дома через трубы и хозяйничать на кухнях. Какая-то баба проснулась от шума, и тварь набросилась на нее, откусила кусок мяса от плеча да и сбежала.
Случай взбудоражил весь город, и теперь каждую ночь несколько добровольцев на лодках прочесывали запруженные улицы в надежде если не изловить нечисть, так хоть успокоить разволновавшихся жен, утративших веру в безопасность собственных домов.
– Никак, кто-то из твоих соседушек, – едко проговорил Влас, когда, распрощавшись с Молчаном, они втроем шли к терему. Позади бодро шагали сытые и довольные стрельцы. Им доверили нести приданое.
– Похоже на игошу, – фыркнула Милорада.
Свят придержал невесту за локоть.
– Не тут, – шикнул он и обдал Власа испепеляющим взглядом. Не хватало ему теперь еще и с этим разбираться. Он знал, что будет непросто, и не стоило сразу говорить людям, что его лучший друг и не человек вовсе, а будущая жена – хозяйка проклятой Алой Топи.
Девушку его замечание не обрадовало. Она осуждающе посмотрела на жениха, но Свят невозмутимо выдержал ее взор. Оскорбившись, Милорада зашагала вперед, глядя себе под ноги.
Дана встретила их на выходе из сеней. Стрельцы сгрузили поклажу и вышли прочь, оставляя троицу на растерзание княгине.