– Вы кормите их? Цветы?
Молчание продолжалось, и я внутренне съежилась.
– Я просто… никогда не слышала о плотоядных растениях. В Цезарине их нет, а может, и есть, просто я не замечала. Родителям не нравились магические растения. Хотя однажды они велели посадить во дворе апельсиновое дерево, – добавила я с несчастным видом, и щеки у меня запылали.
С усилием я улыбнулась, чтобы скрыть неловкость, но это не помогло.
Дмитрий медленно выдохнул, а Одисса посмотрела на меня с восхищением. Кажется, она перестала сердиться – небольшая милость, ведь мне придется носить ее наряды до скончания моей недолгой жизни.
Портной все-таки сжалился надо мной.
– Ох, ладно. Входите уж и вытрите ноги о коврик. Я все же художник. И не собираюсь марать руки грязью, тряпками и апельсиновыми деревьями. Чего же вы стоите, моя бабочка? – Он схватил меня за руку и потянул в лавку, пока я топталась на пороге в нерешительности. – Время не ждет никого!
Пригнувшись, я поспешила за ним.
В лавке была всего одна комната и два вампира-подмастерья – девушка и юноша, по виду не старше меня. Впрочем, внешность на Реквиеме – вещь обманчивая. Им, наверное, уже пара сотен лет. Над головой у меня затрепетал лист дерева, и я отвела от помощников взгляд.
– Прошу на помост. И поторопитесь!
Месье Марк убрал тележки с разнообразными тканями: тут был и сверкающий муслин, и шерсть цвета индиго, бархат, шелк, лен и даже шкурки из мягкого белого меха, шерстинки которого причудливо поблескивали при свечах.
– Снимите плащ.
Близнецы сели рядом со столом и полкой, захламленными перьями, пуговицами и костями. Дмитрий ободряюще мне кивнул и одними губами сказал: «Умница!» Я постаралась улыбнуться в ответ, но вышла скорее гримаса, а не улыбка. Во всяком случае, я так думала, ибо в лавке не было зеркал, и я не могла посмотреть на себя.
Как странно.
Месье Марк взмахнул рукой и расправил потрепанную измерительную ленту.
– Мы жде-е-ем.
Я поспешила сбросить плащ. Увидев мое платье, портной схватился за сердце и едва не лишился чувств.
– О нет-нет-нет! Мадемуазель Селия, вы же должны понимать, что такие теплые тона вам не идут. Холодные оттенки, моя бабочка. Вы зима, а не лето. А это… это… – Он недовольно поглядел на мое янтарное кружевное платье. – Этот ужас нужно сжечь! Возмутительно! Как вы посмели войти в мою лавку в этом!
– Так… – Широко распахнув глаза, я посмотрела на Одиссу. – Прошу прощения, месье, но…
– Месье Марк, вы сами сшили для меня этот ужас полгода назад, – сказала Одисса, и в ее голосе слышалось неподдельное веселье. – Вы назвали его своим pièce de résistance[10].
– Так и было! – Месье Марк вскинул палец вверх с торжествующим и чуть безумным видом. – Это и был мой шедевр, но для вас, для солнца, обреченного вечно жить во тьме, а не для нее – молодой луны, сияющего полумесяца, звездного света на крыльях бабочки!
Польщенная, я не могла отвести от него взгляда, и щеки у меня налились румянцем. Никогда прежде меня не называли «звездным светом на крыльях бабочки». Я подумала о лютенах. О Слезах-Подобных-Звездам. Подумала о….
– У вас чудесные волосы, – обронила я и улыбнулась робко, но совершенно искренне.
Портной удивленно заморгал.
– Они… похожи на снег.
– Снег? – тихо повторил месье Марк.
С жадным любопытством он смотрел на меня, и лицо мое залил жар.
И почему я сказала ему это? Мое сравнение было слишком сокровенным и личным, а мы только познакомились. К тому же он был вампиром… Так почему? Возможно, потому, что у него были короткие клыки, и я их не заметила. Возможно, потому, что с ним было уютно и тепло на душе. Или может, потому, что он называл меня бабочкой.
А может, я просто скучала по сестре.
Я пожала плечами, не в силах объясниться.
– Моя сестра обожала снег. При любом случае надевала что-то белое: платья, ленты, шарфы, варежки, а каждую зиму куталась в белый плащ и предлагала строить ледяной дворец.
Я замолчала, почувствовав себя нелепо. Хватит болтать! Нужно хотя бы сделать вид, что я могу придерживаться приличий. Только вот в этом мрачном, но причудливом магазинчике, полном странных и прекрасных диковин, я как никогда ощутила присутствие Филиппы. Она пришла бы в восторг от этой лавки. И в то же время возненавидела бы ее.
– Когда-то она мечтала, что будет жить как в сказке, – тихо закончила я.
Наклонив голову, месье Марк внимательно смотрел на меня. Уже не с любопытством. Поначалу он казался рассеянным, но сейчас он смотрел… изучающе. Липкими пальцами теребя плащ, я неотрывно глядела ему в глаза. Одисса сказала, что месье Марк прекрасно разбирался в других, и сейчас он как будто испытывал меня. Еще один листочек упал с дерева. Мы молчали.
И молчали.
И вдруг на его напудренном лице появилась странная улыбка, и он отошел от помоста.
– Прошу прощения, моя бабочка, кажется, я забыл измерительную ленту в мастерской. S’il vous plaît[11]. – Он обвел рукой лавку, и в ладони у него теперь ничего не было. – Выберите себе ткань по вкусу, я скоро вернусь. Но только холодные тона! – бросил он и, снова таинственно улыбнувшись, открыл дверь, скрытую за вешалкой с платьями.
Я посмотрела на дверь и нерешительно спустилась с помоста.
Визит теперь уже не казался мне чем-то знакомым.
И вовсе не потому, что я была в лавке с вампирами, а потому, что матушка никогда не позволяла мне самой выбирать ткани и наряды, а в магазинчике их было полно.
«Только холодные тона».
Никто не произнес ни слова, когда я подошла к ближайшей полке и дотронулась до рулона из серой шерсти викуньи. Матушка бы точно пришла в восторг при виде черного шелка, который лежал на другой полке. Даже когда мы были детьми, она настаивала, чтобы мы носили самые дороги ткани, чаще всего серебристых и золотых цветов. Будто мы были блестящими монетками в ее сумочке.
Невольно я огляделась по сторонам, ища глазами такие платья.
Прямо за близнецами стоял стеллаж с тканями, сверкающими, словно металл. Дмитрий и Одисса проследили за моим взглядом. К горлу подкатил ком, когда я поняла, что они смотрели на меня все это время. Даже, скорее, изучали меня. Воцарилось неловкое молчание. Откашлявшись, я стала перебирать ткани, толком не глядя на них. Вот оттенки меди и бронзы. Розовое золото. Лаванда.
– Думаете… я прошла испытание? – спросила я все-таки.
– Никто тебя не испытывает! – тут же возразил Дмитрий.
– Поживем – увидим, – ответила Одисса.
– Одисса! – Дмитрий посмотрел на нее с укором.
– Что? – Она пожала плечами и с безразличием поглядела на свои ногти. – Ты бы хотел, чтобы я солгала? Она еще не познакомилась с д’Артаньяном. Вот где настоящее испытание.
– А кто…
В это мгновение из корзины с тканями показался поистине огромный кот. Он был черен как уголь, с выпуклыми янтарными глазами и приплюснутой мордой. Зверь показался мне жутко уродливым, и, судя по его низкому рычанию, впечатление было обоюдным.
– Кыш! – прошипела я и оттолкнула корзину носком сапога.
Какой абсурд! Здешние коты просто с ума посходили, а один даже забрался в магазин одежды.
– Вылезай.
Я открыла корзину, чтобы выпустить кота. В голове внезапно загудело.
Если бы коты умели хмуриться, этот бы точно так и сделал.
– Ишь какая высокомерная.
Меня как будто обухом ударили по голове.
Ведь мне послышалось, что кот сказал это! Я словно погрузилась в какую-то фантасмагорию. Наверняка мне просто почудилось. И его пасть не двигалась, как рот у человека. Я уже смирилась с бестелесными голосами, но вот чтобы коты говорили. И хмуриться они не могли. Я пораженно воззрилась на близнецов.
– Вы слышали, как он…
– Селия, – начала Одисса, иронично усмехнувшись, – позволь представить тебе удивительного д’Артаньяна Ивуара, первого владельца этой милой лавки и старшего брата месье Марка.
Я ошарашенно смотрела на нее и на кота еще пару мгновений, подумав, что ослышалась. Не могла же Одисса сейчас сказать, что этот кот когда-то владел магазином и был родственником портного?
– Но… он же кот! – произнесла я совершенно очевидную вещь.
Растянувшись на разодранной ткани, д’Артаньян равнодушно разглядывал меня.
– Какое проницательное наблюдение.
Судорожно вздохнув, я перевела взгляд на Дмитрия.
– Вы… вы же его слышите, верно? Этот кот… он ведь и правда говорит, да? Я не просто слышу голос в голове. Или может, это какой-то новый странный недуг, поразивший остров?
– Так ты слышишь голоса? – сухо спросил д’Артаньян. – И как долго?
– Не обращайте на него внимания, – раздраженно бросил Дмитрий. – Именно так все и делают.
Д’Артаньян прижал уши; кончик его хвоста начал чуть подергиваться. Я нахмурилась. Мне должно было стать легче на душе – не только я слышала этого треклятого кота, – но по телу у меня пробежали мурашки. Наверное, просто в магазинчике было прохладно. Все-таки в крыше зияла огромная дыра, к тому же я ничего не знала о говорящих котах и их поведении, но одно могла точно сказать: у этого усатого очень плохие манеры.
– Как видите, он и меня недолюбливает. – Дмитрий поднялся на ноги и бросил укоряющий взгляд на д’Артаньяна. Он ободряюще похлопал меня по плечу.
В эту секунду внезапно над головой пронесся порыв холодного ветра.
– Marié-e-e…
Виски у меня сдавило. Я вскочила и начала озираться, пытаясь увидеть призрачное мерцание. «Не надо!» Я едва не заплакала от боли, от ощущения чьего-то присутствия. «Прошу, не надо!»
– Мадемуазель Трамбле? – Дмитрий взволнованно на меня посмотрел и наклонился ко мне. – Что случилось?
– Ничего. – Но я все так же искала взглядам этот проклятый серебристый свет. – Ничего не случилось.
– Вы бледны как смерть.
– Или, скорее, как… призрак. – Глаза д’Артаньяна весело сверкнули.
Помрачнев, я медленно повернулась к коту: