– Почему ты так сказал?
В ответ тот лишь начал вылизывать лапу, и его молчание говорило само за себя. Оно было таким пронзительным, что даже заглушало боль в голове. Он знал. Точно знал. Не просто так он обронил эти слова. Мог ли д’Артаньян тоже видеть их?
Призраков?
«Коты – стражи мертвых, Селия. Я думала, это все знают».
С трудом я сглотнула и сделала медленный вдох, чтобы унять страх. Кем бы ни был д’Артаньян, обычным котом он уже точно не являлся.
– Как…
Я присела рядом с котом. По спине у меня струился пот, а зубы стучали от холода.
– Как вы стали таким, месье?
– О, так я уже стал месье, а?
Внезапно дверь мастерской распахнулась, и месье Марк в сопровождении своих подмастерьев подошел к нам. Он так и не взял измерительную ленту, но его помощники несли изумрудный шелк, черную шерсть и лазурно-голубой атлас.
– Это я отравил его, – добродушно обронил месье Марк. – За то, что он соблазнил мою супругу.
– После чего она навечно заключила мою душу в теле этой мерзкой твари, – язвительно прошипел д’Артаньян.
– Ах, Агата, – хихикнул месье Марк, и на его напудренном лице появилось мечтательное выражение. – Какая ведьма! Как она любила обрекать других на вечные страдания. Вот зачем ты убил ее? Смерть от лап кота просто ужасна… медленна и мучительна. – Он повернулся ко мне и щелкнул пальцами. – Итак, моя бабочка, вы выбрали ткань для платья?
– М-м…
Я бросила взгляд на полку с блестящими тканями, зацепившись глазами за пурпурную и изумрудно-зеленую. Спешно я начала искать золотой отблеск и наконец в конце стеллажа заметила сверкающий атлас.
– Вот эта ткань, несомненно, подойдет… для вечернего наряда. Вы согласны?
Месье Марк сощурился с таким видом, словно ткань оскорбила его лично:
– Вы не различаете цвета?
– Прошу прощения?
– Цвета. Вы их не различаете? – выразительным тоном повторил он. – Или может, в ваших землях золотой оттенок считается холодным?
Вздрогнув, я положила атлас на место и поискала глазами что-нибудь серебристое. Однако месье Марк не стал ждать и щелкнул пальцами, а его подмастерья тут же поднесли ему ткани зеленого, черного и синего цветов.
– Нежно-розовый, думаю, – сказал он им. – Или светло-бирюзовый…
– Светло-бирюзовый? – насмешливо фыркнул д’Артаньян. – Неужели здравый смысл умер вместе со мной, брат?
– А что не так с бирюзовым цветом? Он символизирует чистоту, незаурядность…
– В этой девице нет ровным счетом ничего незаурядного…
– Таково твое последнее слово?
– А это как-то повлияет на твое решение?
– Разумеется, нет. Друг моего врага – мой друг, а значит, вы, моя бабочка… – Месье Марк посмотрел на меня и радостно захлопал в ладоши. – Мой новый любимый посетитель.
Я глядела на них с удивлением. И, вероятно, с легким возмущением.
– Вы считаете меня заурядной?
– Ох, что же вы. Если бы все были необыкновенными, никто бы не был, – добродушно произнес месье Марк. – В этом вся соль.
– Простите, месье, но это вряд ли можно назвать комплиментом.
Д’Артаньян невозмутимо продолжил вылизывать лапу.
– Жизнь длинна, любое мнение может поменяться. Если тебя это так беспокоит, докажи, что я не прав.
Я уже хотела ему возразить, правда, не знала, что сказать, как д’Артаньян отвернулся от меня и понюхал плащ Одиссы.
– Пока я потерял к тебе всякий интерес. А вот рыбка в кармане вашего плаща, мадемуазель Петрова, мне весьма любопытна.
С надменной улыбкой Одисса достала небольшую жестяную баночку и открыла ее. Внутри лежали блестящие рыбешки. Она поставила баночку перед д’Артаньяном, и тот накинулся на угощение с самодовольным видом, словно проделывал подобное сотню раз. Я перестала осматривать стеллаж с тканями. Я думала, что мне станет легче на душе, но в груди горело негодование. Разумеется, д’Артаньяну не нравились ни я, ни Дмитрий, ведь мы не носили в карманах рыбу.
– Вот поэтому коты и шли за нами попятам, – укоризненно сказала я Одиссе.
Ее улыбка увяла.
– Коты шли не за нами, Селия.
– Но…
– Бабочка моя! – возмущенно воскликнул месье Марк, подбоченившись. – Сосредоточьтесь, пожалуйста! У меня встреча с посетителем через одиннадцать минут, а значит, у нас есть не больше двух минут и тридцати шести секунд, чтобы выбрать ткань. Борис, Роми…
Он сделал знак своим помощникам, и те тут же вынули из фартуков измерительные ленты и подтолкнули меня на помост. Их прикосновения были холодны, когда они делали замеры.
– Серебряное, – процедила я сквозь зубы, едва сдерживая гнев. – Я бы хотела серебряное платье, а не розовое или бирюзовое.
Я думала, что месье Марк разозлится, фыркнет или укажет на стеллаж, забитый серебристыми тканями, но ничего такого он не делает.
Все повели себя не так, как я того ожидала.
Подмастерья замерли, а сам месье Марк натянул излишне лучезарную улыбку. Одисса и Дмитрий настороженно переглянулись, а д’Артаньян оторвался от рыбы и, подрагивая усами, внимательно посмотрел на меня.
– И правда, брат, где же все серебряные ткани? – елейным голосом спросил он.
Месье Марк откашлялся:
– Боюсь, все распроданы.
– Неужели?
– Ты же сам знаешь, что да.
Несмотря на улыбку, голос у него звучал натянуто, и, хотя в его ответе не было ничего предосудительного, что-то в нем было не так. В таком-то магазине и нет тканей. Да здесь только четыре оттенка золотого в разных вариациях.
– А когда будет новое поступление? – спросила я. – Наверняка вы уже заказали ткани.
– Боюсь, что никто не сможет приплыть на остров до Дня Всех Святых.
– Почему? – Я поморгала.
– Сколько же ты задаешь вопросов, – проворчала Одисса.
– Да еще неверных, – бросил д’Артаньян.
Хмуро посмотрев на них, я снова перевела взгляд на месье Марка, на лице которого застыла улыбка.
– Возможно, у какого-нибудь торговца в деревне найдется…
– Нет-нет. – Он замахал рукой и вынул из кармана жилета часы. – Вряд ли, моя бабочка. Серебра… не так уж много на Реквиеме. Мы не особо в нем нуждаемся. Вы будете просто великолепны в изумрудно-зеленом. Я настаиваю на этом цвете. Вы и впрямь станете настоящей бабочкой…
– Не так уж много?
Странное предчувствие стянуло мне грудь. Здесь что-то крылось. В лавках Цезарина полным-полно разных украшений, и если не сверкало само платье, то сверкали бусины и нити на его подоле, лифе и рукавах, и кажется, на Реквиеме тоже предпочитали такую роскошь. Так почему вампиры не использовали серебро в своих нарядах?
– Прошу прощения, – сказала я. – Изумрудные крылья будут смотреться чудесно. Я все понимаю.
– Точно? – спросил д’Артаньян.
– Кажется, да.
Мгновение мы смотрели друг на друга. Его взгляд был оценивающим, мой – испытывающим.
Вдруг он фыркнул и вернулся к своей рыбе.
– Что-то я сомневаюсь… На твоем месте я бы выбрал розовый. Тебе пойдет.
Месье Марк закрыл крышечку карманных часов, всем видом показывая, что разговор окончен.
– Восемь минут.
Не обращая внимания на боль, вдруг пронзившую виски, я гордо вскинула голову и улыбнулась д’Артаньяну. По рукам пробежали мурашки. Блеснул неестественный свет, но и на него я не обратила внимания, ведь впервые за все время на Реквиеме я действительно поняла.
У вампиров тоже были свои тайны.
– Бирюзовое платье, – любезно сказала я.
Глава 17. L’ange de la Mort
Ровно восемь минут спустя месье Марк выставил нас из лавки. Его грудь раздувалась от гордости.
– Прекрасный выбор, моя бабочка, прекрасный. Я позову вас для примерки наряда ко Дню Всех Святых. Что-то в стиле изумрудного парусника. – Он расставил пальцы и пошевелил ими. – Самой красивой бабочки. Вы будете сиять, как la lune à vos soleils[12].
Когда мы вышли на улицу, я почувствовала, как головная боль чуть утихла.
– Будет чудес…
– Разумеется, будет, – оборвал меня портной. – А теперь выметайтесь. Вы разве не видите, что мне нужно работать?
Без лишних церемоний он захлопнул дверь, и напряжение начало немного отпускать меня. Я подняла лицо к грозовым тучам – к грому, молниям, к трехглазому ворону – и глубоко вдохнула. Потому что, кажется, я понравилась месье Марку, а ведь он прекрасно разбирался в людях. Призраков не существует, а от меня пахло астрами. И потому что треклятый д’Артаньян навсегда останется котом, а… на Реквиеме нет серебра.
– Вы были правы, – выдохнула я, и над головой прогремел гром. – Ужасно было бы просидеть одной в комнате в свой день рождения, да и месье Марк мне правда нравится.
Когда мне никто не ответил, я открыла глаза и с улыбкой повернулась к Одиссе и Дмитрию, но…
Замерла.
У магазина стоял Михал.
Обманчиво небрежно скрестив руки на груди, он с непроницаемым лицом изучал нас. Одисса и Дмитрий застыли. Они даже не дышали.
– И мне, Селия, – промурлыкал Михал. – И мне.
«О боже».
– Михал. – Расправив плечи, Дмитрий загородил собой Одиссу и меня. – Не стоило тебе…
Михал вскинула бледную руку:
– Помолчи.
В глазах Дмитрия что-то промелькнуло. Я не могла понять, что именно, но оно тревожило меня. Волоски на шее встали дыбом.
– Нужно было бросить ее в комнате? Пускай бы упала в обморок с голоду?
Михал молниеносно оказался перед Дмитрием. Он даже не поднял руки, просто посмотрел на своего кузена сверху вниз равнодушно и холодно. Он ждал.
Ждал.
Я бросила взгляд на Одиссу – та смотрела куда-то перед собой, не глядя на нас. Зрачки ее были расширены, она не дышала. Отчего-то меня охватил трепет, и я положила руку на грудь Дмитрия, чтобы… хоть как-то его успокоить. Разрядить напряженную обстановку.
– Спасибо, что принесли еды, – тихо сказала я.
Дмитрий стиснул зубы. Он тяжело сглотнул и нежно отнял мою руку, коснувшись запястья.
– Не забудьте, что я сказал о милых созданиях на Реквиеме.