Весь корабль и его команда канули в пучине. Просто… исчезли. Сердце в груди отбивало тяжелый, мучительный ритм. Словно их никогда и не было на свете.
Еще мгновение мы смотрели на волны, ветер все так же завывал, а ливень продолжал хлестать. Я поняла, что все еще хваталась за Михала, лишь когда он решительно развернулся. Он помедлил и бросил на меня непроницаемый взгляд.
– Лодка не спасла бы их, – сказал он.
В груди у меня заныло, ведь это было правдой.
Когда он исчез внизу, я поднесла бутылку к губам и отпила абсента.
Глава 29. La Feґe Verte
Я сделала по глотку за каждого, кто погиб на моих глазах.
Михал, у которого, видимо, за пять минут после нашего разговора, проснулась совесть, остановил меня после трех глотков.
– Да как ты смеешь?
Покачиваясь на бурных волнах, я с возмущенным видом откинула с лица мокрые волосы. Щеки у меня раскраснелись, словно я пролежала под солнцем пару часов, а не болталась на мокрой палубе. В горле все жгло, будто я выпила кислоты. Я подозрительно покосилась на бутылку абсента, которую отобрал у меня Михал, и зеленую фею на этикетке. Ее улыбка казалось весьма безобидной.
– Я пытаюсь почтить мертвых…
Мощная волна встряхнула корабль, и я, пошатываясь, налетела на Михала:
– Тебе это не понятно, да?
Он закатил глаза и придержал меня за локоть.
– Вероятно, нет.
– Ты в своем репертуаре. – Я оттолкнула его, оперлась на стол и сняла удушающе тяжелый плащ. – Смерть больше не волнует тебя. Ты ведь стольких убил.
– Как скажешь.
– А вот и скажу! – Я помолчала. – А кстати… скольких ты убил?
Уголки его губ приподнялись – скорее гримаса, нежели улыбка. Он обошел меня и спрятал бутылку абсента в стол, а ящик плотно закрыл.
– Это очень личный вопрос, Селия Трамбле.
– Мне бы хотелось услышать на него ответ. – Я вскинула подбородок. – И бутылку верни. Я выпила лишь за Анселя, Исме и Викторию. Мне еще надо выпить за…
– А мне бы хотелось, чтобы тебя не стошнило мне на ботинки.
Когда меня шатнуло, он прищурился. Жар теперь уже разлился по всему телу. Все происходило внезапно и неожиданно. Я удивленно осматривала полуосвещенное помещение. Все выглядело как-то искажено, словно я была во сне… или, скорее, видела через матовое стекло. Заметив что-то в моем выражении лица, Михал сердито нахмурился. Он схватил меня за запястье и усадил в кресло.
– Кажется, нас обоих ждет разочарование.
Я подняла руку перед собой и с любопытством начала ее рассматривать в мерцающем свете лампы.
– Чувствую себя как-то… странно. Я не раз видела пьяных, но не думала, что это так… приятно.
Я вскочила на ноги и, споткнувшись, налетела на Михала. Он снова поймал меня за локоть.
– Почему люди не пьют все время?
Он раздраженно вздохнул и снова усадил меня в кресло.
– А что, от глотка вина твоей матушки тебе не стало приятно?
Я небрежно взмахнула рукой:
– Да я соврала об этом.
– Что?
– Соврала.
Михал помрачнел, а мне стало смешно. Не обращая на него внимания, я вынула из ящика бутылку абсента. Он едва не придавил мне пальцы, когда захлопнул его.
– Ты сказал, что я не умею лгать, а я умею и солгала. А ты и не догадался.
Не сдержавшись, я захихикала и ткнула его пальцем в живот. Он смахнул мою руку.
– Вот я сказала, что попробовала матушкино вино, а на самом деле нет. Она не пьет вино. Она вообще не пьет алкоголь – не одобряет, – так что и я никогда не пробовала спиртное. – Я восторженно захлопала в ладоши. – Как чудесно, оказывается, пить, да? Почему ты мне не сказал об этом? Ты когда-нибудь был пьян?
Михал страдальчески посмотрел на потолок, словно спрашивал себя, как именно древний и всемогущий вампир очутился в таком положении.
– Был.
Я пристально на него посмотрела:
– И?
– И что?
– Все! Сколько тебе было лет? Как это случилось? Ты тоже абсент пил или…
Михал покачал головой:
– Мы не будем об этом говорить.
– Да ладно тебе. – Я снова попыталась его ткнуть в живот, но он отошел, и я лишь ткнула в воздух. – Нечестно. Может, ты и невероятно быстр, Михал Васильев, но когда мне отказывают, я могу быть невероятно назойливой, что весьма прискорбно для тебя, ведь мне постоянно отказывают… – Я выразительно помахала пальцем. – А это значит, что я уже привыкла досаждать другим, и просто продолжу спрашивать и спрашивать, пока ты не ответишь…
Михал схватил меня за палец, пока я не успела случайно выколоть ему глаз:
– Я уже это понял.
Он сердито отпустил мою руку.
– Мне было пятнадцать, – раздраженно сказал он, когда я снова попыталась ткнуть в него пальцем. – Мы с Дмитрием украли бочонок медовухи у моего отца и мачехи. Вся деревня собралась отпраздновать их десятую годовщину супружества, и они даже не заметили, что бочонок пропал.
«Ему было пятнадцать!»
– И вы все выпили? – восторженно ахнула я.
– Нет. Мила и Одисса помогли нам.
– Вы уже тогда были лучшими друзьями, да?
Михал сухо рассмеялся, но это не прозвучало так холодно и равнодушно, как ему того хотелось. В его голосе звучала нежность, и я прикусила щеку, чтобы скрыть улыбку.
– Мы едва не подожгли сарай, и всю ночь нас рвало на сеновале. Наши родители были в ярости. На следующий день нам пришлось убирать навоз в конюшне.
Несмотря на всякие мерзкие подробности, я отчего-то тоскливо вздохнула и сложила руки на коленях.
– Твой отец очень любил твою мачеху?
– Да. – Михал долго и испытующе на меня посмотрел. – Мою мать он тоже любил.
– Он, кажется, был приятным человеком.
– Да, – ответил Михал, немного помолчав, и неохотно добавил: – В этом… он был похож на Дмитрия.
«Вот как».
Поджав губы, я с живым интересом всмотрелась в Михала. Абсент все еще размывал черты его лица, превращая в некую темную картину – сплошь алебастр и обсидиан, – пока он не превратился в нечто ненастоящее. Я ошеломленно покачала головой. Разумеется, Михал был настоящим, хотя при мысли о его юношестве, раздраженных родителях, озорных братьях и сестрах и бочонке медовухи мне отчего-то становилось одиноко.
Невольно я рассмеялась:
– Подумать только. Когда мне было пятнадцать, я все еще спала в своей детской комнате и играла в куклы.
Я снова засмеялась, уже не в силах остановиться, и резко откинулась в кресле, балансируя теперь на задних ножках. Михал уже хотел съязвить в ответ, но я его опередила.
– В прошлом году Лу, Рид и Бо играли в «Признание или желание» с виски, но я спала в другой комнате. Жаль, я могла бы сыграть вместе с ними. Я бы хотела как-нибудь сыграть в нечто подобное… Думаешь, нам было неуютно путешествовать вместе, а вот и нет. А знаешь почему?
Я картинно замолчала и посмотрела на Михала, ожидая, что он поглядит на меня во все глаза или, может, подастся вперед в предвкушении ответа.
– Нет, – отозвался он, и его голос был необычайно тих. – Не знаю.
– Хочешь, расскажу?
Михал скривился и опустил мое кресло на все ножки.
– А у меня есть выбор?
– Нет.
Я снова подскочила, и он отшатнулся, чтобы я на него не налетела.
– Им не было неуютно или неловко, потому что Лу и Рид – родственные души. Прямо как твои родители, Михал.
– Неужели?
Я живо закивала.
– Ты уже знаешь, что мы с Ридом были парой, – я даже и понятия не имею, откуда ты это знаешь. Но держу пари, ты не знаешь, как прекрасно они подходят друг другу. Не знаешь ты и того, что Лу играет на четырех музыкальных инструментах, а Рид великолепно танцует вокруг майского дерева, когда думает, что никто не видит. – Я все же ткнула ему пальцем в грудь, пускай попробует возразить. – Уверена, танцует он лучше тебя. А еще он выше ростом.
Губы Михала дрогнули.
– Бог среди смертных.
– Рид никогда бы не стал говорить о себе подобное. Он очень скромен.
Вздернув нос, я достала бутылку абсента из ящика. Михал даже не стал мне мешать. Он прислонился к гробу и, сложив руки на груди, смотрел на меня.
– И не забывай о его брате Бо, – сказала я и, откупорив бутылку, сделала глоток. Абсент уже не обжигал горло. Да и язык онемел. – Бо, вероятно, самый смешной человек на всем белом свете. Он джентльмен и плут, а когда улыбается, то похож на эдакого лихого пирата – само обаяние и опасность, ямочки на щеках. А Коко… – Я встряхнула бутылку для пущей выразительности, не в силах остановить поток слов. – Коко не просто красивая мордашка. У нее острый ум и сильная воля, и ей не нравится чувствовать себя ранимой.
Прижав бутылку к груди, я облокотилась на стол и потерла пальцем рисунок зеленой феи. Может, выкрасить волосы в зеленый цвет на бал-маскарад в честь Дня Всех Святых? Вдруг месье Марк сошьет нам всем одинаковые крылышки. Я счастливо вздохнула:
– Я так их люблю!
– Неужели? – язвительно спросил Михал, изогнув бровь. – А я бы и не догадался.
Я изумленно уставилась на него. Ведь я совсем забыла, что он здесь! И судя по его голосу, он не любил моих друзей так, как я, и хотел… хотел…
Из ящика стола я выхватила нож для писем и замахала им. Перед глазами все опасно закружилось. Нож был куда легче шассерских копий и мечей. Его куда приятнее держать.
– Не позволю их убить! – воскликнула я.
Михал закатил глаза, но даже не шевельнулся.
– Убери его, пока не порезалась.
В моих глазах вспыхнул гнев.
– Не говори мне, что делать! Вечно все пытаются мною помыкать, но у меня только один капитан – и ты не мой капитан. А значит, я не обязана слушать твои приказы.
Все веселье в глазах Михала тут же истаяло, стоило мне упомянуть Жан-Люка.
– Ах да.
Сцепив руки за спиной, он посмотрел на кончик ножа, который я уперла ему в грудь. К сожалению, тот был сделан из стали, а не серебра.
– Охотница Селия. Я уже и забыл. Любопытно, скольких бы ты убила, если бы осталась среди шассеров?
Михал подался вперед, прямо на нож, и я пораженно увидела, как лезвие согнулось. Согнулось! Я тут же отбросила нож, отшатнулась и уперлась спиной в стол. Однако Михал медленно подходил ко мне: