– Ты сказала, что сражалась с Морганой в той битве. Как она погибла?
Я уставилась на его плечо:
– Ты знаешь, как она погибла. Все знают. Лу перерезала ей горло.
– Расскажи, что тогда произошло.
– Нечего рассказывать, – вяло отозвалась я, снова посмотрев на него.
Однажды я уже совершила ошибку, когда… рассказала Жан-Люку об этом, и я не собиралась повторять ее с Михалом. При мысли о том, что он усмехнется, покачает головой – или что еще хуже, посмотрит с жалостью, – в глазах снова защипало.
– Лу вступила в борьбу с Морганой. И это было страшно, – тихо произнесла я. – Никогда не видела, чтобы кто-то так жаждал убить другого, уж тем более мать и родная дочь. Моргана использовала смертельные чары, и Лу… ей пришлось защищаться.
– И?
– И… – Я боролась с желание заплакать или стукнуть его. – И ничего. Лу перерезала ей горло точно так же, как Моргана перерезала горло ей в день ее шестнадцатилетия.
Михал чуть прищурился, словно чувствовал, что я не договариваю.
– Как?
– Что как?
– Как Лу перерезала ей горло? Моргана ле Блан была одной из самых могущественных ведьм на свете. Как Лу удалось ее убить?
Я тяжело вздохнула, глядя ему в глаза:
– Она… Михал, она же Госпожа Ведьм. Ее магия… она…
– Как, Селия?
– Я уколола ее! – громко вырвалось у меня, но свои слова я уже не могла взять обратно.
На меня накатил гнев… ведь эти слова были правдой, и я не должна была хотеть забрать их обратно. И меня не должно было волновать, что думал Жан-Люк, но меня волновало. Когда-то.
– Я вонзила в нее инъекцию болиголова, и она не смогла двигаться, а Лу уже завершила начатое. Я бы и сама это сделала, – с горечью сказала я и вытерла злые слезы, – если бы у Лу дрогнула рука. Перерезала бы горло ее матери и ни на секунду не пожалела бы об этом.
Мои слезы лились на руку Михала, но он не стал вытирать их. Он наклонился ко мне, и наши лица почти соприкасались.
– Хорошо, – прорычал он.
Он открыл крышку гроба и вместе со мной вылез наружу. Зажег лампу и поднял с пола мой плащ. Я даже не успела сообразить, что к чему.
– Возьми. Мы пришвартовались в порту Цезарина, и у нас есть примерно семь часов до рассвета. До Амандина добираться часа четыре.
От резких движений перед глазами у меня все поплыло. Рот наполнился слюной, желудок сжался. Я схватила Михала за руку, чтобы не упасть. Голова кружилась.
Внезапно мне уже было неважно, что Амандин на другом конце королевства и мы, вероятно, не доберемся до него до восхода солнца. Неважно, что щеки у меня блестели от слез, что я столько рассказала своему врагу, а он гладил меня по волосам.
Нет. Я прижала руку ко рту. Мне стало очень плохо.
«Господи, если ты слышишь, – горячо взмолилась я, зажмурившись. – Пожалуйста, пускай меня не стошнит на глазах у Михала. Я больше ни капли алкоголя не возьму в рот, только прошу, пускай меня не стошнит на глазах у…»
– Селия? – встревоженно позвал Михал и вырвал руку из моей хватки. – Тебя что, сейчас…
Однако Господь не слышал меня, а я просто дура… С губ сорвался стон. Не нужно было закрывать глаза! Насилу я открыла их, но было поздно: комната покачнулась, в горле все сжалось, по телу пробежала дрожь. Я не успела остановиться – развернуться или выброситься в море. Меня стошнило ядовито-зеленой жижей прямо на ботинки Михала.
Прямо как он и предрекал.
Глава 31. Эдем
Михал не лгал, когда сказал, что мы доберемся до Амандина за четыре часа. Такое казалось невозможным, но я начала понимать, что, раз ночью правили Вечные, не было ничего невозможного. В тяжелом молчании он очистил свои ботинки и жестом предложил забраться ему на спину, но я категорически отказалась. Он вздохнул и взял меня на руки.
– Подожди!..
Ветер подхватил мой крик, а Михал зашагал быстрее. Цезарин проносился перед глазами размытыми серо-коричневыми пятнами. Хорошо, что не шел дождь, иначе капли просто оцарапали бы мне лицо – так стремительно мы неслись. Михал дважды резко останавливался и разворачивал меня как раз в ту секунду, когда меня тошнило.
– Все? – сухо спросил он.
Я едва успела вытереть рот, как он снова помчался дальше.
А потом едва сдержала тихий жалобный стон, когда губы Михала дернулись, словно он хотел рассмеяться. Этот вечер стал просто ужасно постыдным, и я поклялась всем святым, что больше ни капли алкоголя не возьму в рот.
Постепенно мой желудок успокоился. Мы наконец оказались в Ля-Форе-де-Ю, среди его шепчущих сосен. Я едва заметила, что они болели, – кончики веток почернели и изогнулись внутрь. И зачем я только выпила абсент, когда впервые решила вступить на порочный путь? Почему я согласилась залезть в гроб вместе с Михалом? Почему он утешал меня? Я вспомнила, как нежно он гладил меня по волосам, и внутри все всколыхнулось. Как яростно он посмотрел на меня, чтобы я признала правду: Лу не смогла бы убить Моргану без моей помощи. Мы должны были сделать это вместе или не смогли бы сделать вообще.
Было бы куда проще, если бы Михал был жесток.
Другое чувство захватило меня, но я тут же отогнала все мысли. Неважно, что он проявил ко мне доброту сегодня. Он хотел убить Коко, заманить моих друзей в смертельную ловушку – и он похитил меня! Один добрый поступок не перевесит его прошлых злодеяний. Михал оставался Михалом, и, если я забуду, это могло стать для меня роковой ошибкой. Он не был мне другом – и никогда им не станет. Чем скорее мы найдем убийцу, тем скорее наши пути разойдутся.
Я сделала глубокий вдох и кивнула.
«Так будет лучше».
Михал не стал искать тропу. Ему она была не нужна. Ветер все сильнее трепал мои волосы, дыхание стало судорожным, глаза слезились, но Михал не останавливался, даже не пытался. Не останавливался он и когда лес стал сгущаться, а холмы превратились в горы.
Когда мы миновали Сен-Луар, я заснула от усталости.
– Пришли, – прошептал он, когда мы оказались у города.
Сонно поморгав, я посмотрела на уличный фонарь. Отсюда начинался Амандин – великолепный город, раскинувшийся посреди гор. В груди у меня разлилось тепло, когда я увидела знакомый ландшафт, когда ощутила родной запах лишайника, мха, влажной земли и кипариса. Хотя Цезарин был центром промышленности и дипломатии Бельтерры, мне всегда был больше по душе Амандин, его библиотеки, театры и музеи. До того, как отец продал наше имение, матушка устраивала званые вечера, на которые приглашала настоящих творцов – тех, кто действительно писал, рисовал, играл, – и мы с Филиппой засыпали на лестнице, слушая их рассказы. Их истории казались такими сказочными. Необычными.
Михал поставил меня на землю.
Я подозревала, что он хотел показать мне другую сторону города. Бабетта была куртизанкой. Вероятно, в Амандине она занималась тем же ремеслом. Сердце у меня забилось чуть быстрее, и по тому, как Михал поморщился, я поняла, что он услышал.
– До рассвета три часа, – сказал он и шагнул на темную улицу.
Во рту у меня все пересохло. Я расправила помятый подол и поспешила за ним. Я никогда не была в борделе – родители ни за что не допустили бы подобного, – не говоря уж о борделе под названием «Бездна». И мне было очень волнительно.
– Постарайся не запрыгать от радости. – Михал пытался казаться высокомерным, но веселый блеск в глазах выдавал иное. – Мы здесь для того, чтобы разузнать что-нибудь, не более того.
– На что похож бордель? – спросила я, сгорая от любопытства. – Это же бордель, так?
Михал изучающе на меня посмотрел:
– Тебе не хватило абсента? Еще жаждешь приключений?
Мое лицо вспыхнуло, и я вспомнила: во рту у меня стоял такой запах, словно что-то умерло.
– У тебя нет с собой мяты, случайно?
Он покачал головой. Я схватила его за руку и повела к аптеке, но резко замерла. В три часа ночи лавка явно не работала. Потеряв всякую надежду, я оглядела окрестности – город превратился в настоящее кладбище. На улицах ни души. Даже котов не было. В отчаянии я застонала. Не могла же я впервые в жизни появиться в борделе, источая неприятный запах.
Тяжело вздохнув, Михал потащил меня к аптеке. Я уперлась каблуками в землю.
– Ты что…
Однако прежде, чем я успела договорить, он молниеносно взломал дверной замок. Я изумленно воззрилась на него, а Михал влетел в аптеку и появился через пару секунд с зубной щеткой и мятной пастой. Он сунул мне их в руку и закрыл дверь.
– Довольна? – спросил он.
– Так… – Я сжала пасту и щетку. – Да, это было очень… очень…
Михал закатил глаза и отошел от меня. Чтобы не смущать меня, поняла я и вздрогнула.
– Спасибо, – робко произнесла я. – А ты… заплатил?
Он медленно повернулся ко мне.
– Поняла.
Я поспешно закивала. Когда буду снова в Амандине, нужно заплатить аптекарю. И желательно, чтобы Михал не дышал мне в спину.
«Не только похититель и убийца, – прозвучал надменный голос в моей голове, – но еще и вор».
Однако невольно я посмотрела на идеальный профиль Михала и наткнулась глазами на нечто другое. Из лавки на другой стороне улицы на меня смотрело мое собственное лицо. Под ним виднелась крупная надпись:
ПРОПАЛА
СЕЛИЯ ФЛЕР ТРАМБЛЕ
ДЕВЯТНАДЦАТЬ ЛЕТ
ПОСЛЕДНИЙ РАЗ ЕЕ ВИДЕЛИ 10 ОКТЯБРЯ
Сделав вид, что ничего не заметила, я поспешно отвернулась и поскребла щеткой по зубам чуть сильнее. Разумеется, везде будут висеть плакаты. Отец же должен сделать вид, что готов за меня заплатить. На улицах было темно и безлюдно – никаких охотников за головами, – и пять минут спустя я уже шла за Михалом по переулку, а затем залезла в люк на мостовой.
В нос ударил густой, удушливый запах, и я едва сдержала дрожь. Мне казалось, что я спустилась в какое-то подземелье, что стены и потолок вот-вот обрушатся, а земля поглотит меня. Слава богу, факелы освещали проход. И слава богу, мы почти сразу же остановились у багровой двери без каких-либо надписей. На ней не было ни дверного молотка, ни замочной скважины, ни даже ручки. Просто гладкое крашеное дерево.