«Постойте».
Я еще несколько секунд осмысливала увиденное. Когда я присмотрелась к разным существам, во мне начал расти ужас. Среди черных одеяний наряды куртизанок ярко горели, словно маяки в ночи… На всех них были ярко-алые одежды.
Глаза у меня широко распахнулись, когда я все поняла, и я покачнулась.
На каждой куртизанке было платье, костюм или накидка алого цвета. Две мелузины воткнули алые розы в серебристые волосы, а у широкоплечего лугару на шее висело алое украшение. Кроме черного, лишь алый правил в этом помещении, что несказанно поразило бы любого, надевшего наряд того же оттенка.
То есть меня.
Чувствуя легкое головокружение, я резко повернулась к Михалу.
– Почему ты мне не сказал? – прошипела я и подхватила подол платья, едва сдерживаясь, чтобы не придушить им Михала. – Дай мне свой плащ!
Я дернулась за его черным дорожным плащом. Свой я, к сожалению, оставила на корабле.
– Дай мне его!
На его губах играла ухмылка, а в черных глазах плясал озорной огонек.
– Я же сказал тебе надеть зеленое.
– Но ты не говорил, что куртизанки носят красное!
– Ты сама заявила, что никакие мои слова не изменят твоего мнения.
– Если кто-то здесь подумает, что я куртизанка, они… – Я заморгала и покачала головой. – Они…
– Они что?
Я пристально уставилась на свои сапоги, на потертые кожаные мыски. Лишь бы не смотреть на Михала, который видел многое и вместе с тем не видел ничего.
– Будут весьма разочарованы, – прошептала я, и с каждым словом мой голос становился все тише. Ненавижу Михала за то, что мне приходилось говорить об этом. Думать об этом. – Потому что… я бы не знала, что делать… ведь… – Мой голос был теперь едва слышен. – Я девственница.
Но Михал все же расслышал мои слова. Когда я осмелилась взглянуть на него, он больше не ухмылялся. Однако, к моему удивлению, на его лице не было жалости. Его взгляд отчего-то горел, как и тогда, в гробу, и он поднял руку, словно хотел коснуться моей щеки, но передумал и опустил ее.
– Никто не был бы разочарован, – просто сказал он.
Он подозвал ближайшего жреца любви, очаровательного мужчину с фиалковыми глазами и темной кожей. Тот был обнажен по пояс, а его соски были проколоты рубиновыми запонками в форме цветов.
– Нам нужно поговорить с Пенелопой Труссе, – сказал ему Михал.
Мужчина наклонил голову к яме, его уши были заострены.
– Боюсь, Пенелопа пока занята, месье. Я спешу на встречу. Могу я предложить Аделину? Говорят, у нее самая сладкая кровь. – Он вынул из кармана часы, инкрустированные драгоценными камнями, и поднял на меня свои прекрасные фиалковые глаза. Он с любопытством окинул мое платье. – Сегодня твоя первая ночь, chérie?[20]
Я с трудом сглотнула:
– Эм… нет, месье.
– Нет? – Он удивленно поморгал. – Но как такое может быть? Я помню всех.
Наклонившись ближе, он принюхался, и его замешательство лишь возросло. Я вознесла хвалу небесам, что почистила зубы.
– Человек, как я вижу. Как ты уговорила Эпонину пропустить тебя?
Я растерянно посмотрела на Михала, но тот лишь рассмеялся и подошел к яме.
– Куртизанки знают, кто ты? – Я спустилась за ним по лестнице, стараясь дышать ровно. – Ты говорил, что бывал здесь, а та женщина… – Я кивнула головой налево. – Пьет кровь другого.
– Они не знают, как называть нас, но уважают наши вкусы.
Танцующие пары в яме едва не разделили нас, но Михал схватил меня за руку.
– Тебе же вроде не страшно, – прошептал он, притягивая меня к себе.
– Мне и не страшно! Просто…
Слова застряли у меня в горле, когда я посмотрела направо – человек-дракон чуть сдвинулся, открывая моему взору свой… свой… Я поспешно отвернулась, дыхание у меня сбилось, и я приложила дрожащую руку ко лбу. Я совершенно не была готова к подобному. Я была сейчас именно такой, какой хотели меня видеть родители, Эванжелина и все мои гувернантки. За все годы жизни и обучения я ни разу не видела…
Каждую ночь Филиппа ускользала куда-то, но она никогда не говорила, чем занималась со своим таинственным возлюбленным. Разумеется, я слышала об искусстве брачных покоев – прочитала все книги о нем, какие смогла тайком принести в дом, – но представлять совсем не то же самое, что видеть собственными глазами. Мне стало тесно и жарко, словно я стояла посреди пламени и медленно сгорала заживо.
Мне было дурно.
Когда я споткнулась, Михал подхватил меня и повел к куртизанке, выгибавшейся дугой на коленях у лугару, принявшего вид получеловека-полуволка. Его глаза горели желтым огнем. Острые зубы сверкали. Они еще не приступили к самому половому акту – во всяком случаем, мне так показалось, – но, судя по всему, получали удовольствие.
– Хочешь подождать на улице? – спросил Михал и пальцем погладил меня по запястью, чтобы унять бурлящую по венам кровь. – Эпонина дала тебе свое благословение. Она не станет тебе мешать.
– Нет. – Я с жаром замотала головой и отстранилась. – Нет, я должна идти дальше. Я этого хочу, – и спросила: – Эпонина владеет этим местом?
– Да, она его хозяйка.
– А Рая?
– И его тоже.
– А какой он?
Михал обвел рукой комнату.
– Почти такой же. Только куртизанки носят белое вместо красного, а хор мелузин вводит каждого вошедшего в забытье. – Он помолчал. – Признаюсь, я посещал Рай только раз. Было… похоже на сон.
«Было похоже на сон».
Я молчала, и Михал опустился на небольшой диван и положил руку на изогнутое изголовье, я же смущенно стояла рядом. Невольно я бросила взгляд на куртизанку и оборотня. Видимо, это Пенелопа. Она была похожа на свою кузину: такие же золотистые волосы, округлое личико, кожа, покрытая шрамами. А как она двигалась… В груди у меня все сдавило. Я и надеяться не могла, что смогу так двигаться.
Насилу я отвела взгляд, чтобы не мешать им. Как и сказал наш жрец любви, Пенелопа была занята и не могла ответить на наши вопросы. Может, стоило условиться о встрече заранее? Кто знает, сколько им еще нужно времени, чтобы… закончить. Михал, кажется, готов был ждать, но рассвет уже близился. Может, мне похлопать ее по плечу? Я потопталась на месте, размышляя, что делать. Я могла бы покашлять, вдруг эти двое оторвутся друг от друга.
– Знаешь, в этом слове нет ничего плохого, – будничным тоном бросил Михал.
– Каком слове? – рассеянно спросила я.
– «Девственница». – Он посмотрел на меня, изогнув бровь. – Никого здесь это не волнует, так что можешь не шептаться об этом, как о каком-то проклятии.
Я открыла рот, чувствуя удивление и стыд, и сжала руки в кулаки. Я тут же позабыла о Пенелопе и ее кавалере.
– Не надо было тебе ничего говорить. Я бы никогда не рассказала тебе, если бы знала, что ты захочешь… обсудить это.
– А почему нет? – Михал с любопытством наклонил голову. – Тебе неудобно говорить об искусстве брачных покоев?
– А если да, ты прекратишь этот разговор?
– Невежливо отвечать вопросом на вопрос, лапочка.
– Я тебе не лапочка! Куда невежливее так обращаться ко мне!
Он пристально меня изучал:
– Разве друзья не могут называть друг друга ласково? Ты же вот называешь моего кузена Димой.
– Ты что, издеваешься?
Я изумленно на него посмотрела. Мало того что он вспомнил, что я всего лишь один раз сократила имя Дмитрия, так еще и считал, что «лапочка» – хорошее обращение.
– Ты мне не друг, Михал Васильев.
Он изогнул бровь:
– Нет?
– Нет! – с жаром ответила я. – Ты считаешь нас друзьями, а сам хочешь причинить боль моим близким. Ты не способен на дружбу.
Он пренебрежительно взмахнул рукой:
– В любых отношениях есть свои сложности.
– Сложности? Ты похитил меня. Шантажировал! – Я возмущенно загибала пальцы. – Запер в комнате и заставил призывать призраков. А теперь я еще узнаю о пророчестве, в котором…
Однако не успела я договорить, как к нам, а вернее ко мне, подошел джентльмен с квадратной челюстью и протянул мне руку. Я сразу же почувствовала резкий запах ладана, магии.
– Здравствуйте, – промурлыкал он, целуя мне пальцы. – Могу я узнать ваше имя, человек?
Я резко напряглась, понимая, что меня здесь быть не должно, ведь плакаты с моим лицом развешаны по всему городу. Проклиная себя за то, что не захватила плащ, за то, что надела это дурацкое платье, я опустила голову.
– Флер, – ответила я и как можно вежливее отняла руку. – Меня зовут Флер… Туссен.
Я внутренне поежилась от своей оговорки.
– Туссен?
Колдун наморщил лоб, пытаясь вспомнить имя, но потом вздохнул и отмахнулся. Его лицо растянулось в широкой заискивающей улыбке.
«Человек».
– Не могли бы вы составить мне компанию, мадам Туссен? Я… горю желанием узнать вас лучше.
– Эм… нет. – Я виновато покачала головой. – Нет, вряд ли. Я здесь не работаю, месье.
Улыбка колдуна растаяла:
– Прошу прощения?
– Я здесь не работаю. Просто платье…
– Алое, – договорил он, нахмурившись. – Вы стоите в одиночестве в яме, поэтому я могу только предположить, что вы ищете компании. – Он помолчал с мрачным видом. – Или, может быть, колдуны вам кажутся недостойными? В этом все дело, мадам Туссен?
– Нет-нет, что вы! Это платье… – Я с укором взглянула на Михала, тот же невозмутимо посмотрел на меня в ответ. – Просто неудачная шутка. Я прошу прощения.
– Хм.
Колдун прищурился, но все же немного расслабился, услышав, что я говорю искренне. Он подошел чуть ближе.
– В таком случае… вы точно не хотите покинуть вашего спутника и присоединиться ко мне? Обещаю, вы не пожалеете.
Я едва сдержала гневный порыв. Очевидно, он не услышал мои слова о том, что я не работаю здесь, либо очень удобно о них позабыл. Я снова посмотрела на Михала, который внезапно превратился в меньшее из зол. Наслаждаясь представлением, он сдерживал ухмылку, все так же сидя на диване. В его черных глазах я видела свое отражение: «Ты мне не друг, Михал Васильев».