Просто замечательно.
Тяжело выдохнув, я сказала:
– Прошу прощения, месье, что не объяснила должным образом…
Колдун придвинулся ближе.
– Но у меня встреча вот с этим джентльменом.
Я неуклюже села рядом с Михалом и натянуто улыбнулась. Колдун подозрительно посмотрел на меня. Подсев ближе, я неловко похлопала Михала по колену.
– Я проведу оставшееся время с… с ним.
– Уходи, – холодно бросил Михал колдуну.
На секунду мне показалось, что колдун хотел возразить, но лишь бросил на нас недовольный взгляд и удалился. Я сразу же убрала руку с колена Михала.
– Кажется, я тебя прибью, – любезно сказала я.
– Кажется, будет весело, – отозвался он.
К нам подошла другая посетительница – на этот раз чешуйчатое существо с круглыми стеклянными глазами. Когда она спросила мое имя, я снова положила руку на колено Михала. Когда она спросила, присоединюсь ли я к ней у камина, я ухватила его за бедро. Когда она без тени смущения попросила о поцелуе, я села Михалу на колени, а он затрясся от смеха.
– Ты невыносим, – прошептала я, когда женщина вдохнула и отошла.
Я прижалась плечом к его груди, не в силах смотреть ему в глаза, поскольку это, вероятно, были самые унизительные минуты в моей жизни. И все же – как ни ужасно это признавать – Михал ведь и правда велел мне надеть зеленое.
– Ты не против, если я просто… посижу вот так, пока Пенелопа не закончит? – И не в силах сдержать нотки отчаяния, спросила: – Она уже закончила?
Смех Михала постепенно затих.
– Нет.
«Проклятье!»
Я старалась не замечать холод его кожи, пока он не положил мне руку на спину.
– Мы привлекаем внимание.
В ужасе я оглянулась по сторонам – и, разумеется, на нас смотрела не одна пара глаз. Возможно, потому, что я человек, а может, потому, что мы не заключили друг друга в страстные объятия, как другие. Невольно я прижалась щекой к плечу Михала, молясь, чтобы волосы скрыли мое лицо. Случится чудо, если никто не узнает меня. Все внутри у меня сжалось, когда я представила себе последствия: врываются шассеры, Жан-Люк кричит, Фредерик хватает меня за руку…
– Будет очень невежливо, если ты прервешь Пенелопу сейчас? – поспешно спросила я.
«Будет ли так ужасно снова увидеть Жан-Люка?»
– Никто здесь не расскажет о тебе охотникам, Селия.
– Сто тысяч крон – большие деньги, Михал.
Я скорее почувствовала, нежели услышала, как он тихо хмыкнул в знак согласия и покрепче прижал меня к своей груди.
«Защищает меня», – удивленно подумала я.
– Лугару защищают свою территорию и бывают весьма агрессивны. Если я прерву их, он может воспринять это как оскорбление и напасть.
Я тут же представила, как огромный оборотень бросается на Михала, который стоит молча и неподвижно, выжидая, когда разорвать лугару на части.
– Да, – сказал он, верно истолковав мою дрожь. – Вряд ли после этого кто-то здесь нам поможет.
Выбора у нас не было, и в горле у меня все сжалось.
– Тогда… ждем.
– Ждем.
Этот час стал самим долгим в моей жизни.
Никогда прежде я не ощущала близость мужчины так остро: его твердые бедра под моими, его прохладную руку на моей спине. Я старалась не думать об этом, не обращать внимания на биение сердца, на пульсацию, медленно опускающуюся к животу. Крики удовольствия, раздающиеся вокруг нас, только усугубляли все. Если куртизанки творили подобное на глазах у всех, страшно представить, что происходило в их личных покоях… Хотя, может, прилюдные ласки нравились кому-то больше? Я чуть поерзала; щеки горели, мне было неспокойно. Вдруг Михал ухватил меня за прядь волос и сильно дернул. Я охнула и отстранилась от него.
– За что?
– Не дергайся.
– Почему? Она вон не сидит на месте. – Я кивнула на Пенелопу, стонавшую в унисон с оборотнем.
Он схватил мои волосы еще крепче и запрокинул мне голову, обнажая мне шею. Его глаза сверкали, словно осколки стекла, когда он смотрел прямо на меня.
– Именно.
Я уже хотела было сказать, куда он мог засунуть свое высокомерие, как он подвигал бедрами, и я едва не подавилась словами. Что-то… что-то твердое уперлось мне в ногу.
– Будем делать то же, что и они? Ты этого хочешь?
Жар залил мне щеки, и я не ответила. Мне и не нужно было отвечать. Разумеется, не нужно было, и, разумеется, я не хотела…
– Любопытно.
Михал посмотрел на мою шею и положил руку мне на колени. Пальцами он чуть провел по моему бедру, и у меня по коже пробежали мурашки. Я снова поерзала у него на коленях, не в силах сдержаться. Не в силах дышать. Ведь это был Михал. Меня должен был испугать голод в его глазах, мне следовало бы оттолкнуть его – прямо сейчас, – но трепет в животе не был похож на страх. Он был похож на нечто другое, томительное и могучее. Я посмотрела на Михала, и все поняла. Я ощутила власть.
– Они почти закончили, – прошептал он.
«Он тебя чуть в море не скинул! – с яростью напомнила я себе. – Угрожал утопить всех моряков».
Мне так хотелось к нему прикоснуться, однако сейчас я не ощущала того же, как когда пила его кровь. Ведь в этот раз я даже не пила его кровь, и… поэтому мне стоило бы бежать от него поскорее навстречу рассвету. Но я лишь спросила:
– Как ты это понял?
– Ты правда хочешь узнать?
– Да.
Я ответила не сразу, но мне действительно хотелось узнать об этом странном, тайном мире, который от меня скрывали. Я хотела понять, но больше всего я желала…
«Нет!»
Я не осмелилась признаться в своих желаниях даже самой себе.
Ведь если я признаюсь в том, что мне хочется, чтобы Михал смотрел на меня вот так, придется признаться и в другом: скажем, что обращение «мадам Туссен» раздражало меня. Разумеется, так не должно быть. Когда-нибудь я действительно стану ей. Мадам Селией Туссен, преданной супругой, матерью и охотницей. Красивое и безоблачное будущее. Однако я сказала Михалу, что не хочу возвращаться к шассерам и вечно искать уважения, которое и так уже заслужила. Выходит…
Внутри у меня все сжалось от чувства вины.
«Будет ли так ужасно снова увидеть Жан-Люка?»
Ответ таился в самых темных уголках разума, ожидая, когда же я обращу внимание на него. На себя. Я так боялась признаться себе в этом – потерять единственное место в жизни, которое у меня было. Но здесь, на пороге неизвестности, истина показалась из тени. Она была уродлива, но не обращать на нее внимания было невозможно.
Я не желала выходить замуж за Жан-Люка.
Мое сердце екнуло и замерло, когда я наконец осознала правду.
– Селия?
Михал отвел взгляд от моей шеи, когда я приложила его руку к своей разгоряченной щеке. Его пальцы были прохладными. Чувство вины лишь усилилось.
– Это все не взаправду, – сказала я ему. – Мы просто притворяемся.
«Было похоже на сон».
Он лениво наклонил голову и внимательно посмотрел на меня.
– Разумеется.
Однако в тот же миг он провел по моим губам большим пальцем, раздвинул их. Он хотел, чтобы я сделала следующий шаг. Мне следовало отстраниться – ненавистный голос в голове призывал остановиться, – но вместо этого я взяла его палец в рот. Его глаза потемнели еще сильнее, если такое вообще было возможно, и пьянящее ощущение власти захлестнуло меня, смывая все остальное. Не зная почему – не понимая своего порыва, – медленно я посасывала его палец, проводя языком по нему с откуда-то появившейся уверенностью. Я покрепче сжала губы.
– Тихо, – произнес он сквозь стиснутые зубы.
Неохотно я выпустила его палец:
– Почему?
– Потому что… – Михал с силой прижал палец к моим губам. – Я представлял, какая ты на вкус с первой минуты нашей встречи.
Я сглотнула, и он жадно проследил за этим движением.
– Я думала, вампирам не нравится человеческая кровь.
– Думаю, твоя бы мне понравилась.
Его кровь мне определенно пришлась по душе. Мы посмотрела друг на друга и, видимо, вспомнили одно и то же: как я, напившись его крови, прижалась к нему, страстно желая его поцеловать. Позволит ли он мне поцеловать его сейчас? Позволю ли я ему укусить себя? Он невольно дернул бедрами, и жар пронзил меня, словно клинок, – я сжала его палец и сильно прикусила.
В ту же секунду я поняла, что совершила ошибку.
Михал вздрогнул и молниеносно выдернул палец из моих зубов.
– Никогда больше так не делай, – велел он, и в его глазах стоял лед.
– Ч-что?
Его холодный тон вернул меня к действительности, и я поморгала, совершенно сбитая с толку. Крики и стоны зазвучали громче, а я наконец пришла в себя и осознала, что натворила.
«Господи!»
Я посмотрела на его совершенно здоровый палец:
– Я… поранила тебя?
Его лицо чуть смягчилось.
– Нет.
Внезапно глаза у меня начали гореть, но я не обратила на это внимания. Я не имела права плакать, я сама во всем виновата. Мои плечи поникли, когда чувство вины захлестнуло с новой силой, сжимая все внутри. Я не могла смотреть ни на кого и ни на что. Мы лишь притворялись, да, но все же мы… все же я…
– Прости, – прошептала я Михалу. Жан-Люку.
«Жан-Люк».
Я спрятала лицо в ладонях.
– Селия. Посмотри на меня.
Я не ответила. Меня всю трясло. Михал развел мне руки и заставил взглянуть ему в глаза. Он смотрел пристально; его взгляд был суров и жесток. Что-то было в нем незнакомое, и мне это не нравилось. Мне не нравилось, что я чувствовала при этом: словно моя кожа истончилась, и он мог видеть каждое мое несовершенство.
– Ты никогда не должна кусать вампира. Понимаешь? Тебе нельзя больше пить мою кровь, кровь любого вампира. Это опасно.
– Но в авиарии…
Он яростно покачал головой:
– Тогда нельзя было терять времени. Ты могла умереть без моей крови. Но если с тобой что-то случится, когда в твоих венах бежит кровь вампира, тебя ждет участь куда хуже смерти.
– Что произойдет?
– Ты станешь как мы. Как я. – Он стиснул челюсти и посмотрел мне за спину. – Этого не должно случиться.