– А как это связано?
– Я знаю, где комнаты куртизанок.
– А-а. – Я заморгала, и лицо мое залил жар. – А-а!
– Каким бы восхитительным ни был твой взгляд… – его глаза потемнели, когда мы остановились у одного из каминов, – …он очень отвлекает, а у нас всего полтора часа до рассвета. – Михал поставил меня на ноги и кивнул на черное пламя. – Комнаты куртизанок за каминами, спасибо изобретательности Эпонины. Без благословения куртизанки туда не пройти. – Вампир сделал небольшой акцент на слове «благословение», но я не успела ничего спросить и лишь нахмурилась. – Тот, кто попытается пройти без него, сгорит заживо за несколько секунд. Это Адское пламя, вечный огонь, который многие годы назад зажгла сама Ля-Вуазен.
– Я знаю, что такое Адское пламя.
В этом году подобный черный огонь сжег весь Цезарин и склеп, где покоилось тело моей сестры. С тревогой я посмотрела на смертоносные языки пламени, и в эту самую секунду из соседнего камина вышел жрец любви с фиалковыми глазами – он прошел сквозь огонь, словно камин был подобием двери.
«Вероятно, так и есть», – подумала я, взглянув на удивленного мужчину.
Сквозь пламя нам подмигивала золотистая дверная ручка. Я повернулась к Михалу.
– Какое благословение нужно, чтобы пройти сквозь пламя и не погибнуть?
– По сути, это не благословение, а лазейка в чарах.
Михал провел рукой по каминной полке, словно хотел проверить, есть ли на ней пыль, но его пальцы задержались ненадолго на изысканных завитках и фигурах. Вампир не просто так это делал – он пристально смотрел на узоры. Какие-то фигуры я узнала – змея, зияющую пасть Аваддона, демона бездны, – другие нет.
– Как и все ведьмы, Ля-Вуазен вплела прореху в свои чары: сквозь пламя могли пройти куртизанки и любой, кого они благословляли поцелуем.
– Поцелуем, – едва слышно повторила я. – То… то есть попасть в комнату Бабетты мы сможем только, если куртизанка… поцелует нас?
Михал коротко кивнул и подошел к другому камину. Что за ответ? Это вовсе не ответ. Какой идиотский замысел. Я поспешила за ним, а в голове вертелась сотня новых вопросов.
– А только куртизанка, которой принадлежит комната, может даровать свое благословение, или они могут спокойно посещать любые покои? Если нет, то как мы сможем получить благословение Бабетты, ведь она умерла?
Я снова наступала Михалу на пятку. Он обернулся и свирепо глянул на меня. Возможно, раньше такой взгляд испугал бы меня, но сейчас он лишь распалял меня еще сильнее.
– Если мы попросим разрешения войти в ее комнату, это, наверное, будет выглядеть подозрительно? Что ты там ищешь? Если все же куртизанки могут заходить в любые комнаты, нам и не надо искать покои Бабетты. Можно просто попросить кого-нибудь благословить нас, чтобы мы смогли пройти через какой-нибудь камин…
– Прошу, вперед… – Михал был весь напряжен. – Иди попроси куртизанку поцеловать тебя. Уверен, никто и вопросов не станет задавать, никто не побежит к Пенелопе, когда ты попросишь разрешения посмотреть комнату ее погибшей кузины.
– Сарказм – низшая форма остроумия, Михал.
Я вскинула голову и посмотрела на яму. Несколько куртизанок делали вид, что не замечали нас, но парочка жриц любви смотрели прямо на нас, а их лица были напряжены от гнева и настороженности. Либо они слышали наш разговор с Пенелопой, либо им не нравился властного вида мужчина, расхаживающий у каминов.
– Мы и так привлекаем внимание, так что… – я заговорила тише, – …может, просто принудишь какую-нибудь куртизанку помочь нам?
– Я ослышался или наша святая мадемуазель Селия Трамбле предложила лишить кого-то свободы воли? – Михал покосился на меня. – Не знал, что ты такая безнравственная, лапочка. Как прелестно.
Мое лицо вспыхнуло от стыда, а он продолжил ощупывать камин, не теряя самообладания и стати. По спине у меня текла струйка пота. Если жар от пламени и досаждал Михалу, он этого не показывал.
– Я не говорила, что нужно принудить кого-то, – поспешно сказала я. – Просто спросила, предположительно, что случилось бы, если бы мы так сделали?
– Предположительно, – сухо повторил он.
– Разумеется. Я бы никогда не стала заставлять кого-то делать что-то против воли. Я же не…. – Попыталась найти подходящее слово, но не смогла. – Я же не злая.
– Нет-нет. Просто предположительно злая. – Михал закатил глаза, пока я возмущенно ворчала. – Чтобы принудить не человека, а сверхъестественное существо, нужно куда больше сил. Их защищает собственная магия. Когда вампир проникает в разум такого существа, то может повредить его. Нужно иметь железное самообладание, чтобы не навредить другому, и даже тогда принуждение может не сработать.
Не в силах сдержаться, я все же спросила:
– Так ты сможешь это сделать? Если придется?
– Ты намекаешь, что я злой? Уже даже не предположительно?
Сердито нахмурившись, я постаралась не показывать волнения:
– То есть у тебя все-таки получится? Ты не повредишь никому разум, и принуждение сработает?
– Предположительно.
– Если ты еще раз повторишь это слово… – Тяжело вздохнув, я расправила плечи и успокоилась. Препирательства нас ни к чему не приведут. – Сколько осталось до рассвета?
– Час и пятнадцать минут.
От взглядов куртизанок покалывало шею. Я огляделась, чтобы сосчитать камины. Где-то около двадцати.
– А… что случится, если мы останемся после восхода солнца?
– Гости не могут оставаться в «Бездне» после рассвета. – Из его горла вырвался тихий рык разочарования, и Михал стиснул каминную полку. Кусок каменной кладки раскрошился, осыпав очаг черной пылью. – Все камины одинаковы, – пробормотал он. – Ничем не отличаются.
– Ты можешь почувствовать запах магии сквозь дым?
Я отбросила желание походить из стороны в сторону от нетерпения. Нам, наверное, час нужен будет, чтобы тщательно осмотреть комнату Бабетты, если мы вообще ее найдем… и это если Пенелопа не накинется на нас и не испортит все, что могло случиться в любую минуту. Крепко сцепив руки, я все-таки начала немного подпрыгивать на месте.
– Бабетта не особо доверяла другим. Возможно, она как-то защитила дверь, особенно если столкнулась с кем-то опасным.
Михал лишь покачал головой:
– Запахов слишком много.
Вампир подошел к следующему камину. Потом к следующему. И после каждого его волнение усиливалось, только вот его беспокойство отличалось от моего: если я начинала тревожиться и не находить себе места, то он становился молчаливым и холодным. Его лицо ничего не выражало, когда он неторопливо осматривал камины. Каждый его шаг был выверен и обдуман. Отчасти мне хотелось встряхнуть его, посмотреть, подействует ли это на него, но я прекрасно понимала, что сейчас нам, вероятно, выпала единственная возможность узнать что-то об убийце, и ее нельзя упускать.
Я шла позади него. Искала – может, он что-то упустил, но ничего не находила – каменная кладка на всех каминах была одинакова, как и пляшущие на стенах тени. Они напоминали силуэты людей или даже призраков…
Я резко подскочила.
«Призраки!»
Что Михал сказал тогда о сестре?
«Она вернется. Слишком велик соблазн вмешаться».
Внезапно в груди у меня затеплилась надежда. Сейчас самое время вмешаться, и, судя по всему, – Мила хоть и погибла в Цезарине, но предпочитала оставаться на Реквиеме – призраки не были привязаны к земле, на которой они умерли. Может быть, она последовала за нами? Может, знала, за каким камином находилась комната Бабетты?
Украдкой взглянув на Михала, я сосредоточилась на надежде, которая становилась все сильнее. В замке, в театре – даже в Старом городе, полном вампиров, – благодаря своим чувствам мне удавалось проскользнуть сквозь завесу. В минуту обиды и досады мне удалось прогнать Милу. Может, теперь у меня получится позвать ее?
«Сейчас и узнаем».
– Мила? – настойчиво прошептала я. – Ты здесь?
Михал тут же повернулся ко мне и в мгновение ока оказался рядом. Не глядя на него, я протянула ему руку, и второпях он едва не сломал мне пальцы.
– Мила? – позвала я снова, ища ее взглядом у стен, потолка, даже в яме; ждала, что она вот-вот появится и с надменным лицом фыркнет. – Пожалуйста, Мила, нам нужна твоя помощь. Небольшая услуга, ничего серьезного.
Ничего не произошло.
– Мила! – уже прошипела я и медленно повернулась.
Раздражение кололо, словно иглы. Она без всяких стеснений проследовала за мной до авиария, еще и отчитала – дважды! – но теперь, когда она была так нужна? Она молчала.
– Мила, что же ты? Не будь такой. Очень грубо не отвечать подруге…
Михал сжал мою руку, и я присмотрелась к стене. Тени все так же извивались, но одна из них теперь отличалась от других. Она была не черная, а серебристая и более плотная. Я торжествующе заулыбалась, когда появился призрак и как-то причудливо закинул руки за голову. Моя улыбка тут же увяла. Глаза женщины были закрыты, на лице горела страсть; она чуть неуклюже покачивала бедрами и головой в такт музыке, которой я не слышала. Идеально уложенные локоны ритмично подпрыгивали. Она встряхнула волосами с видом театральной артистки.
К сожалению, это была не Мила.
– Гвиневра. – Я натянуто улыбнулась, моля о чуде. – Как приятно тебя снова увидеть.
Она распахнула глаза, притворившись испуганной.
– Селия! – воскликнула она, схватившись за грудь. – Какая неожиданная встреча, дорогая! Мила упоминала, что ты можешь быть здесь, но я никак не ожидала увидеть Михала рядом с тобой. – Она явно лгала, приторно улыбаясь. – Вы теперь… вместе? – Прежде чем я успела ответить, она сочувственно поцокала языком. – Вот так местечко для первого свидания, да? Он пригласил меня на ужин при свечах в Ле-Презаж, нам пели мелузины – какие ангельские голоса, какой прекрасный вечер! Но ты не огорчайся, дорогая. Не нужно отчаиваться. – Гвиневра снисходительно погладила меня по голове. – Немногие испытают такую пылкую любовь, как была у нас с Михалом. Но мы были обречены на несчастье.