Я попыталась отстраниться, щеки у меня горели, но Михал тут же обхватил меня за талию и притянул к себе. Когда я изумленно ахнула, он скользнул рукой к моим волосам и запрокинул мне лицо, чтобы поцеловать глубже. Мои губы невольно приоткрылись в ответ, и в ту секунду, когда наши языки соприкоснулись, по телу у меня разлился жар, тягучий, но яростный. Не боль, но томление. Я закрыла глаза – не в силах сопротивляться, – обвила его руками за шею и прижалась к нему, наслаждаясь его близостью. Дыхание вампира было холоднее моего. Его тело было больше, тверже, он мог запросто убить. Я прижалась еще крепче, радуясь тяжести его тела, но томление не ослабевало, и я не могла убедить его обнять меня сильнее. Нет, он держал меня, словно я была из стекла, и мне хотелось кричать. А может, я уже кричала, ведь это был Михал. Михал! Мне не стоило… нельзя…
Ахнув, я отстранилась и пораженно на него посмотрела. Не выпуская меня из объятий, он глядел мне в глаза одно мгновение. Другое. Все вокруг исчезло, даже возмущенно бормочущая Гвиневра – остались лишь мы с Михалом. Он чуть крепче обнял меня за талию. Мы стояли так близко, что я должна была почувствовать биение его сердца, увидеть румянец на щеках, но, как и всегда, он был бледен и непостижим для меня. Ни один волосок не выбился из его прически. Наконец с чуть насмешливой улыбкой он провел пальцем по моей щеке и сказал:
– Никто не был бы разочарован, Селия.
Ни сказав больше ни слова и не обернувшись, он шагнул в камин.
Глава 35. Заклинание для воскрешения мертвых
Я поднесла дрожащие пальцы к губам. Они были холодны. Болели и покалывали. Наконец прекратив сдерживать дыхание, я выдохнула – странная тяжесть навалилась на меня. Я открыла рот, чтобы ответить Гвиневре, но закрыла его и покачала головой.
– Ты, наверное, не этого ожидала, – усмехнулась она, но в глазах ее стояла даже не тоска, а, скорее, сожаление, когда она посмотрела вслед Михалу, исчезнувшему в пламени. – С ним всегда так. Другие меня часто жалеют… Я в этом точно уверена, – добавила она, словно ожидала от меня возражений. – Но, по правде говоря, жалеть стоит не меня, а его. – Она вздохнула и принялась укладывать свои серебристые локоны. – Я не раз любила, и любила всем сердцем, но Михал… Я знаю его уже очень долгое время, и его сердце – если оно у него вообще есть – бьется не так, как у нас с тобой. Иногда я спрашивала себя, а бьется ли оно вообще.
– Он любит свою сестру. – Мой голос звучал выше, чем обычно. – Своих кузенов.
Гвиневра в отвращении взмахнула рукой.
– Родственная любовь. Любовь опекуна. Главы семьи. – Изогнув тонкую бровь, она презрительно на меня посмотрела. – Такой любви ты желаешь? Той, что обращает тебя в лед, а не разжигает пламя?
И снова я открыла рот, чтобы возразить, но не нашлась со словами. В поцелуе Михала не было ни капли льда. Не было его и когда вампир прикасался ко мне в яме, а мое тело откликалось жаром.
«Никто не был бы разочарован».
Больше не медля, я отняла руку от губ и шагнула к камину. Ведь если замешкаюсь, то развернусь и убегу: из «Бездны», прочь от всех ужасов, но, скорее, больше от Михала. Внутри бушевало чувство вины.
– Разумеется, Михал никогда не смотрел на меня так, как он смотрит на тебя, – медленно и зло протянула Гвиневра, словно хотела ранить меня еще сильнее.
– До свидания, Гвиневра.
Я развернулась и присела в реверансе. Пламя защекотала мне кожу, безобидное и теплое. Я не могла пока понять, нравилась мне Гвиневра или нет, но она все же нам помогла, хоть и случайно. Возможно, когда-нибудь мы и правда станем подругами. В глубине души я надеялась на это.
– Спасибо за помощь.
Она подлетела и поцеловала меня в щеку.
– Береги себя, дорогая, – сказала она и чуть щелкнула меня по носу. – И запомни мои слова: алый не твой цвет. В следующий раз надень платье прелестного зеленого оттенка.
Я замерла, услышав знакомые слова:
– Почему зеленого?
Она лукаво улыбнулась:
– В цвет твоих глаз, разумеется.
В отличие от ямы, где преобладали лишь оттенки черного и алого, покои Бабетты будто сошли со страниц сказки. Мои глаза широко распахнулись… Пахло лавандой? В круглой комнате было тепло, деревянные полы отполированы, на каминной полке стояли разные безделушки: засушенные розы, свечные огарки, разбитое зеркало и стеклянная шкатулка с письмами, ракушками и камешками. Золотая лестница слева спиралью уходила к расписной двери на потолке.
– Как думаешь, куда она ведет? – нерешительно спросила я Михала. – К Раю?
Он ничего не ответил, и необъяснимое чувство вины в груди лишь усилилось. Однако у нас не было времени думать о неловком поцелуе и его последствиях. Вероятно, такие двери были во всех комнатах куртизанок – вдруг они передумают и не захотят продолжать встречу.
Так. Нужно сосредоточиться!
Мы пришли, чтобы найти какие-нибудь зацепки, которые могли указать на убийцу. Письма, наброски, может быть, странные вещицы вроде того серебряного креста. Я попыталась размышлять, как Жан-Люк или Рид, даже как Фредерик; постаралась взглянуть на комнату их глазами, но это оказалось сложно. В воздухе и правда пахло лавандой. Красивый букет сушился у камина, и веки у меня внезапно отяжелели. Я никогда не была в таких очаровательных покоях. У винтовой лестницы стояли два кресла с цветочным узором. Между ними на невысоком столике в беспорядке лежали книги и дымилась чашка чая. На фарфоровой ручке виднелся маленький скол.
Невольно я подошла к креслам. Разумеется, я не собиралась спать, просто хотела собраться с мыслями.
– Постой, – тихо произнес Михал и коснулся моей талии.
Я обернулась, с ужасом ожидая его слов. Однако он даже не глядел на меня. Прищурившись, он смотрел на столик, на дымящуюся чашку. Он нахмурился. Не сразу, но я сообразила, что чай еще был горячий. И… я вновь бросила взгляд на камин, на весело потрескивающее пламя и букет лаванды. Эванжелина обычно добавляла лаванду мне в чай, когда я не могла заснуть. Мне вдруг стало неспокойно на душе. Ничего здесь не говорило о том, что хозяйка комнаты умерла…
Я с силой ущипнула себя за руку. Острая боль тут же прояснила мысли. Я сорвала лаванду и швырнула ее в огонь, где та почернела и превратилась в пепел.
– Кто-то недавно развел огонь. – Я поспешно вытерла руки о платье. Пальцы щипало, и даже острый запах лаванды не мог скрыть аромат магии крови. – Пенелопа?
Михал покачал головой:
– Я слышу, как она разговаривает с Жерменом в соседней комнате.
– Здесь кто-то есть?
– Если и так, я никого не слышу.
– Тогда кто?..
Мой взгляд упал на стопку книг рядом с чашкой чая; самая маленькая из них лежала раскрытой чуть поодаль. Страницы чуть пожелтели, уголки загнулись, чернила кое-где выцвели, и некоторые слова было не разобрать. Внутри у меня все отчего-то сжалось. Книга выглядела знакомой.
– Михал.
Я наклонилась, чтобы получше ее разглядеть. Прикасаться к ней мне не хотелось. Наверняка мне послышалось, что страницы едва слышно шептали, но мне точно не привиделись слова, написанные чьей-то древней рукой.
«Заклинание для воскрешения мертвых».
А под надписью значился единственный ингредиент, написанный той же рукой:
«Кровь Смерти».
– Посмотри.
Страх закрался мне в душу, проник в мой голос, мое дыхание.
– Михал! – уже громче позвала я его и дрожащей рукой указала на книгу.
Черная обложка выглядела так, словно была сделана из… чьей-то кожи.
– Посмотри, что здесь написано.
Я не обернулась, но почувствовала, как он подошел и прижался холодной грудью к моему плечу – просто не смогла оторвать взгляд от книги. От вопросительного знака, написанного свежими чернилами после фразы «Кровь Смерти».
– Что это?
– Гримуар Ля-Вуазен.
Ответ пришел из подсознания, которое узнало злобную книжонку прежде, чем успел сообразить разум. Коко подняла книгу с тела тетки после битвы за Цезарин, и уже тогда гримуар пугал меня. Должно быть, Коко отдала его шассерам для помощи в расследовании.
– В последний раз я видела его у отца Ашиля в соборе Сан-Сесиль. Он прятал его за спиной, когда шел на собрание с Жан-Люком и остальными, чтобы обсудить… убийцу.
– Лютен. Мелузина, – читал Михал.
Эти надписи тоже были сделаны свежими чернилами. Название каждого существа было зачеркнуто толстой яростной линией.
– Белая Дама, дракон, Алая Дама, лугару. Вечный, – мрачно прочитал он и схватил книгу. Последним было написано имя, обведенное такой же толстой линией.
Михал зло выругался.
– Селия Трамбле.
Вот так.
«Ему нужна твоя кровь, Селия».
Я уставилась на буквы, на чернильные линии, из которых складывалось мое имя, а затем схватила гримуар. Бездумно начала перелистывать страницы: для невидимости, для предвидения, для полной луны, пока не остановилась на надписи «Жажда крови». Я поспешно захлопнула книгу:
– Думаешь, отец Ашиль принес ее…
– Нет, – скривился Михал и посмотрел на гримуар так, словно тоже чувствовал себя неуютно. – Не думаю.
– Тогда как гримуар оказался здесь? Может, он отдал его Пенелопе или другой куртизанке?
Мысли бешено вертелись у меня в голове, пока я пыталась сложить картину воедино. У предыдущего архиепископа был тайный роман с Морганой ле Блан; может, отец Ашиль часто посещал «Бездну» и отдал книгу на хранение своей любовнице? Но я тут же поняла, что это не так. У отца Ашиля точно не было любовницы, а даже если бы была, зачем приносить книгу сюда? В Башне гримуар охраняли сотни шессеров, что куда надежнее. И зачем – я сжала корешок книги – зачем ему писать список разных магических существ, а затем вычеркивать их? И почему именно на этой странице?
Перед глазами всплыло название чар.
«Заклинание для воскрешения мертвых».
Внутри у меня все похолодело.
«На нас надвигается тьма…