– Поскольку я стою прямо перед вами, – начал он холодным и любезным тоном, – было бы куда вежливее спросить об этом меня самого. Уверен, у любого жениха Селии хватило бы ума так и поступить.
Жан-Люк вспыхнул, услышав подобное оскорбление.
– Однако, дабы закончить этот разговор поскорее, могу сказать, что вы и так знаете, кто я. Селия вам рассказала. – Он чуть наклонил голову; его черные глаза были холодны. – Я Михал Васильев, а это мои кузены, Одисса и Дмитрий Петровы. Мы попросили помощи у Селии, чтобы отомстить за убийство моей сестры, которая, как я полагаю, лишь одна из немногих жертв. – Выпрямившись, он добавил: – Вполне ожидаемо, Селия узнала, где были похищенный труп и пропавший гримуар. И то и другое она нашла в «Бездне», пока находилась там под прикрытием.
Повисла звенящая тишина, и я почувствовала, как все взгляды устремились к моему алому платью.
– Михал, – прошептала я и заморгала.
Никто… никогда так не относился ко мне, не думал, что я на такое способна, и уж тем более никогда не говорил о подобном сотням людей. По сути, его слова не должны были ничего значить – ведь он не сказал никакой лжи, – и все же мои колени грозили подкоситься под любопытными взглядами зевак.
«Я не сломаюсь. Не разобьюсь».
– В борделе, – бесстрастным голосом продолжил Михал, сцепив руки за спиной и прохаживаясь рядом, – Селия выяснила, что Бабетта Труссе вовсе не погибла, а оказалась жива и здорова. Ведьма крови разыграла собственную смерть, затем украла ваш драгоценный гримуар и сбежала к своей кузине Пенелопе Труссе, которая укрывала ее все эти дни. Мы предполагаем, что женщины действовали по приказу одного мужчины, который называет себя Некромантом. Разумеется, все это Селия узнала не пока вы не спускали с нее глаз.
Жан-Люк, выглядевший ошеломленным, начал приходить в себя, когда услышал свои же постыдные слова.
– Потому что ты похитил ее…
Однако они оба не успели даже оскалиться друг на друга, когда к нам подошел Рид, все еще сжимавший в руках обиженную курицу. К моему удивлению, он не стал обращаться ни к Жан-Люку, ни к Михалу, а вместо этого пристально смотрел на меня.
– Тебе больно, Селия? – Он посмотрел на мое окровавленное платье, на следы от укусов на руке и шее. – С тобой точно все в порядке?
– Я…
Даже не выслушав меня, Жан-Люк яростно сунул балисарду обратно в ножны:
– Что за вопрос? Разумеется, с ней не все в порядке. Она явно не в себе и уже долгое время.
Он говорил таким уверенным и непреклонным тоном, словно знал о моем самочувствии лучше меня самой, и язычок пламени лизнул лед в моей груди.
– Рид спрашивал не тебя, Жан. Он спрашивал меня. И чтобы ты знал, невежливо говорить о человеке в третьем лице, когда он стоит прямо рядом с тобой.
Он уставился на меня так, словно я сошла с ума.
– Ты хоть слышишь себя? Селия, которую я знаю, никогда бы не согласилась с таким, как…
– Возможно, Селии, которую ты знал, никогда не существовало. Ты когда-нибудь об этом думал? – Невольно я до боли сжала крест, пока он не впился в ладонь. Боль разжигала огонь у меня в груди. – Иногда такое случается, и мы этого даже не осознаем: мы влюбляемся в образ, а не в самого человека. Мы отдаем друг другу части себя, но никогда полностью. Но тогда как мы узнаем кого-то по-настоящему?
«Ты ведь никогда не познаешь мир без солнечного света, так? Нет, только не наша дорогая Селия».
Филиппа ведь тоже никогда не знала меня по-настоящему.
– Селия, о чем ты… о чем ты вообще говоришь? – Жан-Люк схватил меня за изувеченную руку и отчаянно сжал ее, ища какой-то уверенности. – Это из-за шассеров? Послушай, если ты больше не хочешь быть охотником – охотницей, – не нужно. Я… Селия, в прошлом месяце я поговорил с отцом Ашилем, и он разрешил мне купить дом за пределами Сан-Сесиль. Обетов я не нарушу. Мы сможем переехать из Башни. – Когда я отняла руку от креста, он схватил и ее. Его глаза горели – возможно, от непролитых слез. Он подошел ко мне ближе и сказал тихо: – Я уже присмотрел несколько… Один рядом с домом Лу и Рида. На заднем дворе растет апельсиновое дерево, и… и я хотел сделать тебе сюрприз на день рождения. – Он поднес мои руки к своим губам и нежно поцеловал их. – Я хочу построить семью вместе с тобой.
Я долго смотрела на него, стараясь не терять самообладания.
– Что я буду там делать, Жан? Каждое утро выжимать тебе сок из апельсинов перед тем, как ты отправишься на службу? Учить пятерых наших детей вышивать и расставлять книги по алфавиту? Ты этого хочешь?
Он сжал мои руки, словно пытался вернуть мне здравый смысл:
– Я думал, ты этого хочешь.
– Я не знаю, чего я хочу!
– Тогда выбери любое занятие по душе! – Теперь в его глазах и правда стояли слезы, и мне ненавистно было на них смотреть. Но себя я ненавидела больше. – Выбери, что хочешь, и я помогу тебе в этом…
– Я не хочу, чтобы ты мне помогал, Жан.
Мне потребовались все усилия, чтобы не отстраниться от него, не сбежать и не унизить его на глазах у всех этих людей. Он не заслуживал подобного. Но и я тоже не заслуживала.
– Неужели ты не понимаешь? Я сама хочу все сделать. Мне нужно сделать все самой…
– Поэтому ты сбежала с ним? – в отчаянии спросил он и посмотрел на мое горло. После мучительной секунды он закрыл глаза и судорожно вздохнул, словно не мог вынести этого вида. – Ты ушла, чтобы наказать меня? Чтобы… как-то проявить себя?
Его слова пронзили меня в самое сердце, такие знакомые и правдивые. Жан-Люк, разумеется, сам не понимал, что говорил. Он не хотел сделать мне больно, но еще несколько минут назад он так зло говорил о похищении.
– Я не сбегала, – сказала я сквозь стиснутые зубы, – но лучше бы так и сделала.
Его глаза широко распахнулись.
– Вспомни все встречи, которые ты от меня утаивал. Секреты, которые хранил от меня… Ты хотя бы сожалеешь об этом? Поступил бы ты иначе, если бы у тебя была такая возможность?
И хотя я задала этот вопрос Жан-Люку, для себя я уже нашла ответ.
Да, я была во всем этом виновата, но я не могла сожалеть о сделанном выборе. Этот выбор привел меня сюда. Иначе я бы не заметила, насколько не по себе мне становилось, когда я смотрела на Жан-Люка, на Рида, на Фредерика и на всех моих братьев. Я бы не расслышала эту звенящую тишину.
Пока я не знала, чего хотела, но я точно не хотела быть здесь.
– Я делал все, чтобы защитить тебя, – наконец ответил Жан-Люк.
Теперь я сжала его руки, пытаясь вложить в прикосновение всю мою любовь и уважение до последней капли. Потому что это и правда была последняя капля.
– Прости, Жан, но мне не нужна твоя защита. Никогда не была нужна. Мне нужно было, чтобы ты доверял мне, любил, утешал и вдохновлял меня. Я хотела, чтобы ты разделял со мной горе и радость. Хотела, чтобы ты подождал, пока я поймаю лютенов на ферме Марка. Мне нужно было, чтобы ты нарушил правила и поцеловал меня, когда сопровождающий отворачивался.
Он покраснел и быстро оглянулся по сторонам, но я была бы самой мерзкой лицемеркой, если бы сейчас постаралась пощадить его чувства.
– Мне нужно было, чтобы ты обратился ко мне за советом, когда нашел первого убитого, пускай ты и не мог попросить меня о помощи. Я хотела, чтобы ты ценил мое мнение. Чтобы подтрунивал надо мной и гладил по волосам, когда я плакала; я хотела от тебя так многого, но никогда я не желала твоей защиты. А теперь… теперь мне уже ничего не нужно от тебя. Я сама научилась выживать. – Тяжело сглотнув, я заставила договорить, признать правдивость своих слов. – В эти две недели я пересекла завесу и потанцевала с призраками. Выпила кровь вампира и жила во тьме. Но я все еще здесь. – Я заговорила громче и увереннее. – Я все еще здесь и уже так близка к цели, к поимке убийцы. Он идет за мной, Жан, – ему нужна я. И я знаю, что сумею поймать его.
Я попыталась отстраниться, но Жан-Люк крепче сжал мои руки:
– В каком смысле ему нужна ты? Что ты такое говоришь?
– Ты меня вообще слушаешь? Ты хоть слышал, что я тебе сказала…
– Разумеется, слышал! В этом вся проблема… Я слышал тебя, и ты только что сказала, что какой-то безумец, называющий себя Некромантом, ищет тебя! – Жан выпустил мои руки, словно обжегся об них. – Селия, тебя не было всего две недели, а убийца уже охотится за тобой! Ты хоть понимаешь, что в опасности? Ты понимаешь, что рядом с тобой должны быть те, кто…
– …запрет меня в Башне?
Несмотря на все усилия, у меня на глазах выступили злые слезы. Я не могла поверить. Просто не могла поверить, что он такое говорил! Я думала, если все объясню, он поймет меня, может, даже раскается, но совершенно очевидно, что я ошибалась не только в Филиппе.
«Ему больно», – напомнила я себе, сцепив руки, но ведь не только ему. Отступив еще на шаг, я сказала:
– Прикажешь мне быть послушной охотницей и сидеть в комнате, пока мужчины занимаются своими делами?
Его глаза яростно сверкнули, и он выпрямился, словно собирался сказать что-то неприятное.
– Хватит, Селия. Ты возвращаешься в Башню со мной, нравится тебе это или нет, и мы обо всем поговорим. Только вдвоем. – Он посмотрел на Рида, Фредерика и толпу, а потом перевел взгляд на Михала. – Не делай того, о чем пожалеешь, – предостерег он вампира.
– О, вы уже сами все сделали. – Голос Михала больше не звучал равнодушно.
– Никуда я с тобой не пойду! – прорычала я.
– Еще как пойдешь.
Жан-Люк схватил меня за руку, и я отреагировала, не задумываясь, – даже быстрее, чем вампиры, – метнулась в сторону и выхватила у него балисарду. Жан-Люк оступился, чтобы не врезаться в Михала. Дальше все произошло словно в замедленном темпе. Его нога подогнулась, он поскользнулся на мостовой и потерял равновесие.
С унизительным шлепком он упал на землю. По гавани разнеслись смешки, кто-то даже захлопал в ладоши.
– Господи.
Моя ярость тут же рассеялась, и я рухнула на колени, сунула ему балисарду и попыталась поднять его на ноги и отряхнуть грязь с мундира.