– Вот. – Она указала на сложенный синий шарф. – И не нужно ни перед кем унижаться. Рождественским утром твой наряд будет в тон мундира твоего обожаемого охотника, и ничего в мире не изменится.
Я удивленно на нее посмотрела:
– Как ты это сделала?
– Это тебя тоже не касается.
– Но…
– Селия, открыть замок не какой-то подвиг Геракла. Немного терпения, и все, хотя для тебя это наверняка будет сложно. Тебе всегда все приносят на блюдечке с голубой каемочкой.
Я обиженно отстранилась, и Пиппа сникла:
– Прости, ma belle. Не стоило мне так говорить. Я… я завтра научу тебя, как открывать замки.
– Зачем? – шмыгнула я носом. – Ты явно обо мне невысокого мнения.
– Нет-нет. – Она схватила меня за руку. – Просто… все это.
Она посмотрела на шкаф, в котором аккуратно лежали ряды атласных бантов для волос и бархатные шкатулки с драгоценностями. В этом году отец купил для Пиппы миниатюрную модель Вселенной; планеты поблескивали в свете пламени свечей.
– Наши родители – плохие люди, Селия, и… – Она резко замолчала и отвернулась, выпустив мою руку. – Они пробуждают во мне самое гадкое. Разумеется, я не должна срываться на тебе.
Щеки у меня запылали, когда я отвела от нее взгляд и подошла к подаркам. Филиппа наверняка считала меня избалованной – может, даже пустой, – но я хотя бы не видела мир в мрачных красках.
– Да, наши родители иногда бывают… трудными, но это не значит, что они плохие. А подарки… Только так они умеют выражать свою любовь к нам.
– А когда деньги кончатся? Как тогда они буду проявлять свою любовь?
Пиппа покачала головой и забрала у меня свечу. Она пошла обратно в нашу комнату, и я поняла, что разговор окончен. У меня чуть сжалось сердце, когда я смотрела ей вслед. Вдруг она обернулась и сказала:
– Нельзя получить что-то просто так, Селия. За все в нашем мире приходится платить… даже за любовь.
Тогда я не знала, откуда она услышала это выражение.
Я лишь знала, что это правда… потому что так сказала моя сестра, а она бы никогда не стала мне лгать.
В то рождественское утро я не надела синий шарф, а Филиппа выбросила модель Вселенной в ту же мусорную корзину, в которую матушка вышвырнула нашего попугая.
– У меня для тебя подарок.
Михал стоял, сцепив руки за спиной. Сюртук он снял и закатал рукава рубашки. Отчего-то он выглядел уязвимым. Я взволнованно поглядела на столик, у которого он стоял. Кто-то – возможно, та самая сварливая служанка, которая привела меня в покои Михала, – поставил поднос с фруктами, мясом, сыром и выпечкой. Рот тут же наполнился слюной, когда я увидела булочку с шоколадом. Вопреки всякому здравому смыслу я спустилась по лестнице. Капусты не было.
– Не нужно было…
– Нет, нужно. – Михал откашлялся и пригласил меня сесть за столик. – И это не подарок. Это еда, которую тебе должны были приносить с самого начала.
Я опустилась в кресло, положила салфетку на колени и потянулась к ближайшей тарелке с яичницей, лесными грибами и соленым сыром. Если Михал что-то хотел от меня, мне нужно было мыслить трезво. А значит, поесть. Желудок согласно заурчал.
– Посудомойка иногда приносила мне еду. И Дмитрий, – добавила я, подумав. – Прекрасное блюдо из капусты, сливочного масла и сваренных вкрутую яиц.
– Капуста и масло, – повторил Михал.
Я кивнула и отправила в рот первый кусочек, едва сдержав стон удовольствия. Он бросил взгляд на рану на моей шее и сел в кресло напротив меня.
– Одисса сказала, что ты поговорила с ним.
– Как быстро разносятся вести.
– Я правильно понимаю, что ты веришь ему? Считаешь, что он невиновен, верно?
Я схватила блинчик с верхушки огромной стопки:
– Я бы не назвала его невиновным, но да, я больше не думаю, что Дмитрий – Некромант.
В груди у меня все сжалось, но я решила не обращать на это внимания, а вместо этого посмотрела на разнообразные яства и положила себе на тарелку несколько кусочков яблока и кремовый сыр. Михал наблюдал за мной с каким-то уж очень острым интересом. Я знала, о чем он думал. Теперь у нас было лишь два подозреваемых: Коко и Филиппа. Завтра будет бал-маскарад, и выяснить, связана ли с этим как-то Коко куда легче. Но если бы Козетта Монвуазен что-то знала о Некроманте – и особенно о том, что он подговорил Бабетту, – он бы уже давно был мертв.
Крест Филиппы тяжелым камнем висел на шее.
Я отправила полную ложку клубничного варенья в рот, оттягивая неизбежное. Тяжело сглотнула…
– Нужно вернуться в «Бездну».
Михал подвинул к себе тарелку, на которой лежала бриошь, и налил кофе в хрустальный бокал. Небрежно вампир подвинул его ко мне.
– Бабетта скрылась. Наверняка вместе с Некромантом. С тех пор как она исчезла, о ней не слышно никаких вестей.
– Но Пенелопа…
– …исчезла вместе со всем Эдемом. Здание теперь стоит пустым и заброшенным. Осталась только пыль. – Михал помолчал, пока я отпивала кофе. – Я знал, что Эпонина не станет долго задерживаться там после нашей стычки с Бабеттой. Несмотря на все угрозы, она боится вампиров и моего гнева… И Некроманта. Уверен, что он был недоволен случившимся.
– Вот как, – кивнула я, стараясь не поморщится. Кофе показался мне горьким. – Как… прискорбно.
– Воистину.
Повисла тишина. Слышалось только, как стучала моя вилка о тарелку. С каждым мгновением стук становился все громче и резче, и больше я уже не могла делать вид, что просто так ковыряюсь в яичнице.
– Закончила? – мягко спросил Михал.
Я молча кивнула, не глядя ему в глаза. Посмотрела на стены в гроте. Видимо, ночью прилив отступил; в центре виднелся остров, но такой крошечный, что его невозможно было толком разглядеть.
– Его видно только во время отлива, – тихо произнес Михал, проследив за моим взглядом. – Мила всегда таскала нас всех в сад на какие-то званые вечера… Собирала цветы, приносила бутылки с кровью, разбавленной шампанским. Уговаривала нас с Дмитрием надевать сорочки с кружевными манжетами.
Я слышала улыбку в его голосе и ясно представила себе эту картину: четверо вампиров плывут в лодке при лунном свете, у каждого корзинка с розами и бутылка с кровью.
– Как… мило, – отозвалась я.
И я не лгала. Званый ужин вампиров в саду для меня казался отрывком из какой-то сказки, и… и я даже не знала, что о себе думать.
Нужно было рассказать Михалу о письме Филиппе.
Нужно было рассказать ему о почерке и придумать какой-то план, если вдруг Некромант снова даст о себе знать. Сжав салфетку, я глубоко вздохнула:
– Михал…
– Подойди.
Вздрогнув, я подняла глаза. Михал стоял у своей постели. На ней лежала угольно-черная коробка для одежды, перевязанная изумрудным бантом. На крышке сияла золотистая надпись: «ЛАВКА ОДЕЖДЫ МЕСЬЕ МАРКА». Я неуверенно поднялась с кресла:
– Это мой наряд на День Всех Святых?
– Месье Марк доставил коробку час назад вместе со своими наилучшими пожеланиями.
Михал покашлял, и мне показалось, что он был… взволнован. Но такое просто было невозможно. Если повелитель вампиров хоть когда-то был в чем-то не уверен, то я поцелую Гвиневру.
– Я попросил немного изменить наряд, – сказал он и спрятал руки в карманы. – Надеюсь… тебе понравится.
Не в силах сдержать любопытство, я подошла к кровати и потянула за изумрудную ленту.
– А что было не так с платьем? Тебе не нравятся бабочки?
– Наоборот.
– Тогда что ты… – Слова застряли в горле, когда я открыла крышку и откинула черную оберточную бумагу. – Боже, – прошептала я.
Платье было не изумрудного цвета, как обещал месье Марк, а сверкало серебром. Оно переливалось, словно ручей. С благоговением я взяла его в руки и расправила. В каждую складку были вшиты бриллианты. Сердце у меня подскочило к горлу. Бриллианты будут сверкать в свете каждой свечи в бальном зале, а длинный шлейф, разделенный пополам, был пришит к прозрачным рукавам и напоминал крылья бабочки. Россыпь крупных бриллиантов на лифе завершала ансамбль.
Несколько мгновений я не могла вымолвить и слова.
– Я не могу… Это же самое… Как он… – Я не могла подобрать слова.
Михал немного расслабился и улыбнулся.
– Бабочка.
Он вынул из кармана шелковый платок и осторожно развернул его. Там оказалась полумаска с изящными крылышками из органзы. Вампир старался не прикасаться к ней пальцами.
– Я попросил месье Марка сшить платье из металла, хотя, вероятно, немного хватил лишнего.
Я блаженно провела руками по ткани и сложила платье обратно в коробку. Я не могла принять такой подарок. Нет. Только вот с губ у меня сорвались совершенно другие слова.
– Он сшил его из настоящего серебра? Но как?
Михал пожал плечами и улыбнулся шире, а я неуклюже закрыла коробку. По-моему, я никогда не видела у него такой улыбки – открытой, искренней. Она смягчила жесткие черты его лица, и он стал похож на обыкновенного человека… и на удивление стал еще прекраснее.
– Марк заявил бы, что умеет превращать даже солому в золото. На самом деле он был у меня в долгу, да и ты ему нравишься, поэтому он был не против надеть перчатки.
Михал протянул мне изумрудную ленту и коснулся пальцами моей ладони. Несколько секунд он не отнимал руки, потом медленно провел по линиям моей ладони, и я почувствовала, как по телу пробежали мурашки.
– Он ждет, что завтра ты потанцуешь с ним, – насмешливо сказал Михал.
Я вскинула брови:
– Вот как?
– Думаю, он не обрадуется, если ты ему откажешь.
– Думаю, мои ноги не обрадуются, если окажется, что он плохо вальсирует.
Михал скользил пальцами все выше. Когда он коснулся моего запястья у порванной ленты, у меня едва не перехватило дыхание.
– Не так хорошо, как Рид Диггори. – Его глаза сверкнули, а я пыталась не обращать внимания на покалывание в теле. – Он и не так высок. Хотя должен сказать, лапочка, когда я увидел месье Диггори, то понял, что ты ошибалась.
– Думаешь, ты выше его?
– Я знаю, что выше.