У вас одинаковые глаза.
Голос Фредерика, приветливый и теплый, доносился до меня словно из глубины. Волны, поглотившие Михала, успокоились. Вода лизнула берег и смыла его последние следы. Ничего не осталось. Даже меня самой.
– Как же больно было смотреть в эти глаза каждый день.
«Михала больше нет».
– Мне жаль, Селия, – прошептала Бабетта.
– Как и мне. – Вздохнув, Фредерик сочувственно прищелкнул языком и вынул из кармана шприц.
Смутно я вспомнила, что видела подобный в Башне. Целители экспериментировали с болиголовом, чтобы обездвиживать ведьм, но яд оказался опасен и для них, и для обычных людей. Именно шприц с болиголовом я вонзила в Моргану ле Блан.
– Не стоило тебе дружить с подобными ему, Селия. Филиппа бы такого не одобрила.
Я резко подняла на него глаза.
– Не смей даже упоминать мою сестру, – прорычала я.
– И такая же упрямая.
Он с тоской посмотрел на меня. Задержался взглядом на моей белой коже, изумрудных глазах и взял локон моих черных волос меж пальцев. Я схватила его за руку – не в силах оттолкнуть его, – и тоска в его глазах сменилась горем.
– Твои глаза идеально подойдут, когда я верну ее к жизни.
Острая боль пронзила мне плечо, и все потемнело.
Глава 51. Февралина и ее летний принц
Когда я очнулась, весь мир был окрашен в кроваво-алые тона. Стеклянный гроб, стены пещеры, ведьмин огонек, который я по-прежнему сжимала в руке. Пальцы отяжелели. Как и мои мысли. Лишь спустя несколько сумбурных секунд я вспомнила, что произошло.
«Филиппа».
«Фредерик».
«Михал, Бабетта и ее…»
Сердце болезненно сжалось.
«Ее шприц».
«Господи».
По моим венам тек болиголов – я чувствовала, как он стынет в жилах. С трудом, но я повернула голову, поморгала и сосредоточилась. От усилий руки свело судорогой. Вместо ночной сорочки на мне был роскошный алый кружевной наряд. Вуаль такого же оттенка закрывала глаза. С огромным трудом я стянула ее с головы и тут же уронила ослабшую руку. Обреченно я посмотрела на пустое лицо своей сестры. Филиппа лежала в стеклянном гробу. Позади, в лодке, на которой был размазан символ глаза, сидел Фредерик; лодка мягко покачивалась на волнах, пока он внимательно читал гримуар. Рядом лежали пустая миска и острый разделочный нож, у ног валялись позабытые мундир и балисарда. Сердце у меня бешено заколотилось от гнева. Все это время он лишь притворялся и обманывал.
«Тебе не кажется, что ты заигралась? Примерила чужой костюм?»
Ярость и стыд захлестнули меня жгучей волной.
Фредерик и был Некромантом.
Даже в самых смелых местах я не могла представить подобное, ведь он всегда талдычил о чести и долге, о возрождении доброго имени братства. Но, разумеется, – желудок у меня сжался от гнева – балисарда дала ему положение, которое ничто не смогло бы дать. Он мог не только жить в Башне шассеров, но и изучать любое сверхъестественное существо в королевстве. И ему нужно было оказаться среди охотников, чтобы начать свои… опыты. Ну, а если он всегда хотел воскресить Филиппу, самым лучшим было завоевать доверие своих врагов. Это ведь он нашел первого убитого. Как сказала тогда Бабетта: все складывалось весьма удачно. Очень удачно.
А я была так… слепа.
Сердце отбивало жестокий, предательский ритм, разгоняя по телу болиголов, но руки и ноги почему-то наливались силой. Кровь стучала в висках. Наверняка он намеревался «найти» и мой труп и отдать его Жан-Люку, а потом всплакнуть на похоронах. Гроб, разумеется, будет закрыт. Как и гроб Филиппы.
«Я ни за что не отдам тебя ведьмам. Никогда».
Я скользнула взглядом по его профилю и легонько толкнула крышку гроба. Та не поддалась. Я попробовала еще раз, на этот раз сильнее, но стекло не сдвинулось ни на дюйм.
«Магия», – с горечью поняла я.
Колдовством он заманил меня, наложил чары невидимости на себя и Бабетту. Я перевела взгляд на гримуар в его руках.
– Где Бабетта? – на удивление громким голосом спросила я.
Фредерик изумленно поднял голову.
– Так-так, – произнес он, пораженный, что мое тело победило яд болиголова. – Принцесса очнулась раньше, чем я ожидал. Это несколько усложняет задачу, но раз уж ты не хочешь спать…
Пожав плечами, он захлопнул гримуар и закатал рукав. На коже виднелся свежий порез. Пальцем он провел по ранке и нарисовал кровью на фолианте символ глаза. Когда Некромант перечертил его, гримуар исчез. Стал невидимым.
– Бабетта, – повторила я, до боли сжав ведьмин огонек. – Где она?
– Возможно, отвлекает твоих друзей. Только не тешь себя надеждой. Ты уже будешь мертва, когда они появятся здесь. – Фредерик взял миску и нож, мельком взглянув на меня. – Надеюсь, тебе удобно. Приходится работать с тем, что нашлось на острове, – чуть улыбнулся он. – Пиппа говорила, что тебе нужно четыре подушки, чтобы просто закрыть глаза. В гробу, конечно, не так удобно.
Услышав странную тоску в его голосе, я прищурилась.
– Раз уж ты сказал об этом, я бы и в самом деле предпочла стоять на ногах, желательно одетая в свою собственную одежду. Да вот только меня отравили.
У него даже хватило приличия изобразить печаль, но такое выражение лица у убийцы меня мало утешало, да и смысла в этом не было никакого. Глядя на разделочный нож в его руке, можно было с уверенностью утверждать, что он вряд ли изменил свое решение.
– Могу заверить тебя, что не я переодевал тебя, хотя наряд подобрал я.
Он сказал это так, словно преподнес мне подарок. Словно каждая девушка мечтала быть в таком роскошном платье на смертном одре. Он вынул из сумки точильный камень и окунул его в воду.
Я ошеломленно смотрела, как он затачивал лезвие ножа, пытаясь придумать, как его отговорить от этого безумия. Только вот этот Фредерик не был похож на того шассера, которого я знала. Он был ласков, словно и правда считал себя моим братом. Возможно, я смогу переубедить его.
– Бабетта сказала, что ты использовал каплю моей крови на Звездных Слезинках, – протараторила я. – Значит, тебе не нужно убивать меня.
– Ты всегда все тщательно изучаешь. Наш дорогой капитан никогда не осознавал, какая ты умная, – одобрительно усмехнулся он и вышел из лодки. – Ты была слишком хороша для него.
Я изумленно на него воззрилась. Если бы я могла выпрыгнуть из этого гроба и вонзить нож ему в грудь, я бы сделала это.
– Ты же сам напал на меня на тренировке.
– И я прошу прощения за это… Но правда, Селия, что ты забыла среди шассеров? Разве Пиппа не говорила тебе, насколько они мерзкие? – Он покачал головой, и все его добродушие исчезло. Он снова стал тем Фредериком, которого я знаю. Скривил губы. – Раз за разом я пытался донести до тебя, что тебе не место среди охотников, но ты все время сопротивлялась. Глядя на твоих друзей… – Он оглядел темную пещеру. – Я понимаю почему.
А я поняла, что не было смысла взывать к его разуму.
– Ты убил шестерых.
– И убил бы больше – сотню, тысячу, – чтобы воскресить твою сестру. И поэтому, – яростно сказал Фредерик, подойдя к гробу Филиппы, – она получит всю твою кровь до последней капли! Уверен, ты помнишь, что для чар подойдет лишь кровь Смерти. Деталей никаких нет, но, полагаю, рисковать мы не можем, правда?
Холодок пробежал у меня по спине, уже не от болиголова. То, как он говорил, как проводил рукой по стеклянному гробу Филиппы… Фредерик вовсе не был ласков. Он обезумел, и никакие доводы рассудка не заставят его передумать. Желчь подкатила к горлу. Господи, да он же пришил чью-то кожу к лицу Филиппы и собирался вырезать мне глаза. Сжав ведьмин огонек, с рычанием я ударила им по стеклянной крышке. Та не разбилась. Даже не треснула.
– Моя сестра не хотела бы этого! – воскликнула я гневно.
– Я всегда считал, что лучше просить прощения, чем просить разрешения.
Фредерик поднял крышку гроба и нежно провел пальцами по швам на ее щеке. Но когда он заговорил снова, в его голосе не было больше теплоты и ласки, только тягучий яд.
– Думаешь, она желала, чтобы в ту ночь ее похитила Моргана? Чтобы пытала и увечила ее? Думаешь, если бы она сейчас стояла здесь, она выбрала бы смерть, только бы ты осталась жить?
Я уже открыла рот, чтобы ответить, огрызнуться, но тут же закрыла его. Ведьмин огонек выпал из руки. Потому что я не знала, что выбрала бы Филиппа. Не знала, отдала бы она свою жизнь за мою. Справедливо ли просить такую жертву от кого-то? Даже от родной сестры.
В двенадцать лет она поклялась защищать меня, но обещания ребенка расходятся с жизнью взрослого.
Фредерик посмотрел на меня, в его темных глазах пылала злоба.
– Ты никогда не была такой наивной, какой хотела казаться, ma belle. И ты знаешь ответ – даже сейчас ты ставишь свою жизнь выше ее. Только вот на ее месте должна была оказаться ты. – Он сжал плечи Филиппы, словно хотел уберечь ее. – Это тебя должна была наказать Моргана. Тебя она должна была убить! Ведь это ты полюбила охотника, это твой любимый папенька крал у ведьм. Филиппа ничем не заслужила такой участи! – прорычал он. – И если мне придется вырезать тебе сердце, чтобы вернуть ее, я сделаю это!
«Даже сейчас ты ставишь свою жизнь выше ее».
Фредерику не нужен будет нож, чтобы вырезать мне сердце. Его слова острее всякого клинка пронзили мне грудь, и, наверное, я истеку кровью и умру. Я взглянула на некогда прекрасное лицо сестры, изуродованное швами. Она тоже винила меня в случившемся, как и Фредерик? В последние минуты жизни желала ли она, чтобы я оказалась на ее месте? Пожелала бы она этого сейчас?
«Нет!»
Я замотала головой, отгоняя эти мысли прочь. Фредерик уже повлиял на меня и даже не раз, но если так пойдет и дальше, он раздерет мои воспоминания о Филиппе на части. И сошьет их в нечто мерзкое и темное, как сшил ее тело.
Фредерик пригладил волосы Пиппы и поправил ворот ее простого белого платья. На шее у нее блестел серебряный крест. Глаза начали болеть, когда я посмотрела на медальон, ведь он всегда должен был висеть у нее на шее. А Фредерик должен был оплакивать мою сестру вместе с нами и похоронить ее вместе с этим украшением.