– Ты отдал ее медальон Бабетте, – упрекнула я его. – Вырезал ее инициалы поверх инициалов Филиппы.
Он пренебрежительно взмахнул рукой:
– В знак доброй воли и защиты… чтобы было проще надавить на Бабетту. Этот крест никогда ей не принадлежал, и ей не следовало брать его с собой на кладбище.
– Зачем вообще ей надо было притворяться мертвой? Ты хотел, чтобы ее нашла я?
– Разумеется, – фыркнул он. – Жан-Люк подозревал Алую Даму. Как еще мы могли сбить его и твоих дорогих братьев со следа? Ведьма крови должна была погибнуть, а Бабетта должна была исчезнуть, чтобы продолжить дело.
Он замолчал и оправил подол платья Филиппы.
«Готовит ее», – вдруг поняла я, и мне стало дурно.
Я не могу позволить ему сотворить такое с ней. С нами. Стиснув зубы от боли, я проскользнула сквозь завесу, чтобы позвать на помощь Милу, или Гвиневру, или хоть кого-нибудь. Но в гроте не было призраков, и я вернулась в мир живых в ужасе и полном одиночестве.
Неосознанно я потянулась к шее, чтобы ощутить частичку Филиппы, семьи и надежды, но нащупала лишь серебряную ленту Михала.
«Михал».
Я поглядела на воду, и невидимый нож еще глубже вонзился в сердце.
Неделю назад я бы взмолилась о чуде. Чтобы балисарда Фредерика не пронзила сердце Михала. Чтобы он выскочил из воды невредимый и полный сил. Я едва сдержала всхлип. А сейчас я не могла взмолиться, потому что не вынесу разочарования, ведь Небеса меня не услышат. Даже если я выживу, у моей сказки не будет счастливого конца. А все потому, что я не послушала Михала. Вынудила его последовать за мной в бездну и не смогла спасти его.
Я даже себя не смогла спасти.
Если Михал еще не умер, то скоро умрет. И кто знает, пощадят ли Фредерик и Бабетта моих друзей.
Это я была виновата. Во всем виновата!
Дыхание у меня участилось. В глазах потемнело, навернулись слезы, и я яростно замотала головой, прогоняя их. Нельзя сейчас поддаваться отчаянию и ужасу. Если горе захлестнет меня, Фредерику уже и не придется меня убивать – я умру прежде, чем он пронзит меня ножом.
«Нет!»
Я начала слепо искать хоть что-нибудь, чтобы выбраться из пропасти. Должна же быть хоть какая-то надежда. Всегда есть надежда. Этому меня научили Лу и Коко, Жан-Люк, Ашиль и Рид.
И Михал.
Его имя обожгло мне грудь и согрело, как затухающее пламя. Хотя и не должно было. Михал вообще не должен был вызывать у меня таких чувств, но в его замке я жила полной жизнью. Я гуляла среди чудовищ, танцевала с призраками и узнала о них так много. Вот таков был мир. Мой мир. Призрак может быть добрым и заботливым, а вампир может обнять тебя в гробу, погладить по волосам и прошептать, что ты достойна большего. А сестры…
Сестры могут любить друг друга искренне и вечно, несмотря на все разногласия.
И эта мысль поразила меня, как удар молнии.
Филиппа ни за что бы не выбрала себя, если бы пришлось пожертвовать мной.
Представив сестру и друзей, я стукнула ведьминым огоньком о стекло. Оно не треснуло, но что-то промелькнуло в темноте. Крыло. Черный глаз.
«Коготь».
Я улыбнулась… В тот миг я поняла, что моя сила совсем не такая, как у других. Я не была хитра и бесстрашна, как Лу; не придерживалась тактики и дисциплины, как шассеры. Нет. Я Селия Трамбле, Невеста Смерти, и моя сила была и всегда будет в моих любимых. В моих друзьях.
Коготь метнулся вниз и посмотрел мне в глаза, затем снова взмыл вверх.
Я швырнула ведьмин огонек во Фредерика, когда он вскинул голову. Камень гулко ударился о стекло. Если Фредерик поймет, что Лу идет мне на помощь, то убьет меня еще быстрее. Нет уж. Я подняла ведьмин огонек и начала бить им по стеклу снова и снова. Наконец Фредерик медленно выдохнул и улыбнулся.
– Я оставил тебе этот ведьмин огонек по доброте душевной, – произнес он, с трудом пытаясь быть вежливым. – Не заставляй меня сожалеть об этом.
– Пиппа знала, что ты колдун? – спросила я, отчаянно пытаясь привлечь его внимание.
– Узнала со временем. Магия завораживала ее.
Пылко взглянув на нее, он взял миску и нож и обошел гроб. Время разговоров было окончено, но я не позволю нашей беседе оборваться, ибо моя жизнь оборвется вместе с ней. В руке у Фредерика зловеще поблескивал острый нож, отчего мне хотелось говорить и дальше. Я не умру тихо. И не позволю убить друзей.
– Ты попросил ее сбежать с тобой.
– Разумеется, – отозвался он, хотя мои слова и не были вопросом.
И он будет мне отвечать, поняла я, если мы будем говорить о Филиппе. В его глазах горел жуткий, алчный огонек, и Фредерик не мог противиться. Мне нужно было потянуть время, отвлечь его, пока не придет Лу.
– И она согласилась. Если бы не ты и твой папенька, сегодняшний день мог сложиться иначе. Кто знает как. Может быть, мы бы зажгли свечу и готовились к мессе ко Дню Всех Святых вместе с Филиппой и Ридом. – Он остановился между гробами. – Однако это уже неважно. Скоро все станет как прежде. – Он посмотрел на заштопанное лицо моей сестры и сказал: – Как видишь, я исправил все, что натворила Моргана, и через несколько мгновений Пиппа проснется. Она снова будет дышать и ходить, будет жить, и мы втроем снова будем вместе.
«Втроем?»
Невольно я посмотрела в другую сторону, ища глазами стеклянный гроб с младшей сестрой Бабетты. Но его не было. Лишь темное море. Может быть, гроб под чарами невидимости? Для того, чтобы заманить меня сюда, он мог и не показывать гроб с Сильвией, но он же собирался начать ритуал, а значит, и ее тело должен был подготовить, разве нет? Бабетта ведь рисковала всем, чтобы помочь ему.
– Ты хотел сказать вчетвером? – спросила я. – Где Сильвия?
Позади него чуть всколыхнулась вода.
– Мне плевать на Бабетту и ее сестру. Разумеется, встреча с ней пошла мне во благо, нас объединяла общая цель. Но как я уже сказал, в заклинании не сказано, сколько нужно твоей крови. И Филиппа получит ее до последней капли.
– Но Сильвия…
– …не моя жена и не моя дочь, а значит, и не моя ответственность.
Его слова, оброненные так легко, сковали мое тело сильнее всякого болиголова. Я поморгала, уверенная, что ослышалась, и перевела взгляд на Филиппу. Ее живот выглядел совершенно обычно, но ее руки так нежно лежали на нем, словно она баюкала…
– Господи.
Разум пытался отбросить эту мысль, но ужас уже когтями вцепился мне в живот, расцарапал грудь и шею. Их встреча, письмо, побег…
«И мы втроем будем вместе навсегда».
Втроем.
Фредерик, Филиппа и…
– Февралина, – с усилием проговорил колдун и чуть дотронулся до руки Пиппы. В ноже отразилось ее бледное лицо. – Ужасное имя для ребенка, но я никогда не мог отказать твоей сестре. Я предложил Белоснежку, но она уже выбрала Февраль.
«Сегодня как будто Февраль».
– Она… она бы сказала мне. Если бы Пиппа ждала малыша, я бы знала об этом.
– Если бы не ребенок, она бы тебя не оставила. – Фредерик сжал ее холодную и вялую руку и печально улыбнулся. – Февралина быстро стала для нас всем. Когда Пиппа узнала, что беременна, она милю шла по снегу, чтобы рассказать мне об этом. – Колдун так крепко сжал ей ладонь, что ее пальцы хрустнули и надломились. – Мы стали бы семьей.
Слово загремело у меня в голове, словно злобная гремучая змея. Семья, семья, семья!
Они стали бы семьей.
А моя сестра… стала бы мамой.
Боль и напряжение нарастали в глазах. В сердце. С берега доносились крики, карканье ворона. Они разносились гулким эхом, но я замечала лишь Филиппу и ее сложенные руки. Она не рассказала Фредерику о ледяном дворце. Возможно, пыталась забыть о сказке, когда менялся ее мир, и в ней росла горечь, однако она так и не смогла растоптать белые цветы. Слеза скатилась у меня по щеке. Она наконец-то нашла своего летнего принца, но не смогла танцевать в саду с подснежниками, ведь ее в этом саду похоронили. Еще одна слеза скатилась.
– Если это поможет… – Фредерик, завороженно глядя на мою слезу, каким-то образом продел руку сквозь стекло и вытер ее, – …я могу рассказать ей о твоей жертве. Возможно, она даже будет оплакивать тебя.
На берегу раздался яростный крик Лу, и это странное мгновение рассеялось.
Тоска во взгляде Фредерика исчезла, и, когда он срезал ленту с моей шеи, я вскрикнула.
– Возможно, мы дадим нашей дочери второе имя в твою честь, – с жаром сказал он. – В этом что-то есть, да? Февралина Селия.
Я отчаянно замахала ведьминым огоньком перед его лицом, но он схватил меня за руку и выкрутил. Мои пальцы хрустнули и надломились, как у Филиппы. Меня пронзила острая боль. Колдун легко вырвал камень из моей руки и отбросил. Тот с грохотом упал на скалу, завертелся в ослепительном свете и скатился к кромке воды, откуда… откуда…
Мои глаза широко распахнулись.
Откуда показалась белая, как алебастр, рука и опустилась на берег.
За ней показался окровавленный и изувеченный Михал.
Напрягая руки и ноги, он поднялся из воды, и сердце у меня замерло при виде него. Даже морская вода не смогла смыть кровь, сочащуюся из раны на груди. Жутким алым потоком она стекала, заливая кармином его рубашку, скалистый берег, ведьмин огонек. Он не должен был выжить. Просто не мог, но вот он, живой…
– Селия… – хрипло выдохнул он.
Фредерик замешкался. Ощутив прилив сил и надежду, я схватила его за запястье. Он заметил Михала и изумленно на него воззрился.
– Какого…
Собрав все силы воедино, обеими руками я оттолкнула колдуна, и он чуть отшатнулся, а затем снова повернулся ко мне. Оскалился. Однако я не раз общалась с вампирами, и меня таким было не запугать. Руки у меня дрожали от напряжения, но я не давала ему подступиться ко мне. Филиппа не перестала бы бороться, и я не стану. До последнего вдоха я буду бороться и даже после смерти…
Вдруг по гроту разнесся аромат магии.
Вода расступилась, как Красное море перед Моисеем, и на другом берегу показалась Лу. Руки у нее были напряжены, пока она пыталась удержать волны. Яростно рыча, к нам по тропинке на морском дне уже бежали Жан-Люк, Рид, Коко и Бо. Позади них Дмитрий загнал в угол Бабетту, а Одисса настойчиво тянула его.