Двенадцать человек шли за гробом в полдень следующего дня, только двенадцать, самых близких. Крематорий Юинг-Симтери находился в нескольких милях. Место и время не были известны больше никому. Так гласило завещание — никаких религиозных церемоний, никаких речей, венков, оркестров… Прибывшие к концу дня правительственные чиновники и репортеры увидели лишь пепел в урне, все, что осталось от Альберта Эйнштейна. Он завещал свои рукописи Элен Дюкас, свой дом — Марго, свою скрипку — Бернарду Эйнштейну, внуку. Душеприказчиком последней этой воли был назначен Отто Натан, старый друг и спутник долгих лет борьбы…
Речей не было, и безмолвие прервалось только один раз — когда оставалось предать огню прах Альберта Эйнштейна. Отто Натан, прикоснувшись к крышке гроба, сказал медленно несколько слов — тех, с которыми Гёте обратился когда-то к тени Шиллера:
…Всё, всё, что вдохновенья силой
Он создавал в ночной тиши,
Он не унес с собой в могилу —
Он людям отдал жар души.
И словно яркая комета,
Прорвавшись к нам из чащи звезд,
Он искру собственного света
С сияньем вечности принес![89]
…Двенадцать человек стояли в безмолвии перед урной с прахом, и скоро всем им пришлось убедиться, что Статуя Свободы, та, что стоит у входа в нью-йоркский порт, скривилась в последний раз, посылая свой прощальный «привет» Альберту Эйнштейну…
Государственный департамент — ведомство господина Джона Фостера Даллеса — отказал профессору Отто Натану в визе на поездку в Европу для изучения архива эйнштейновских рукописей и для участия в конференции памяти Альберта Эйнштейна! Подкомиссия сената, занимающаяся «охотой на красных», — в сотрудничестве с ведомствами господ Аллана Даллеса и Эдгара Гувера, — вызвала профессора Натана на свои заседания. Цель — изучение «коммунистической деятельности» подсудимого в прошлом и настоящем. При жизни Эйнштейна, заметим, мистер Маккарти и его друзья не посмели сделать этого! С тех пор не раз профессору Натану угрожала тюрьма: он отказался давать показания сыщикам Эдгара Гувера и Аллана Даллеса…
История еще не дописала эпилога к повести о жизни Альберта Эйнштейна.
Конференция в Бандунге уже приступила к работе, когда пришло известие о его кончине, Джавахарлал Неру, взойдя на трибуну, произнес краткую речь: «Я скорблю глубоко… Умер величайший ученый нашей эпохи, искавший истину и не знавший компромиссов с неправдой и злом». Чжоу Энь-лай сказал: «Я взволнован вестью о смерти Эйнштейна. Всю свою жизнь он работал неутомимо в интересах приложения науки к мирным целям. Он был деятелем науки во имя мира. Китайский народ будет помнить его как последовательного антифашиста. От имени народа Китая я выражаю чувства нашей скорби…»
Члены Академии наук Советского Союза в некрологе, напечатанном в «Правде», почтили память Альберта Эйнштейна. Собравшаяся в конце года в Москве сессия физико-математического отделения Академии была посвящена полувековому юбилею теории относительности и гению ее создателя.
Выступая — спустя два месяца после смерти Эйнштейна — на освещенной горячим июньским солнцем трибуне московского стадиона «Динамо», Джавахарлал Неру вновь вспомнил о деле жизни своего умершего друга и соратника в борьбе:
«Прогресс науки и порождаемой ею техники изменил мир, в котором мы живем… Даже концепции времени и пространства изменились, и для нас открываются огромные возможности исследовать тайны природы и применять наши знания на благо человечества. Наука и техника освободила людей от значительной части лежащего на них бремени и дала нам великую-силу. Эта сила может быть использована для всеобщего блага, если нашими действиями будет руководить мудрость, или, если мир сойдет с ума или совершит глупость, он может уничтожить себя как раз тогда, когда мы стоим у порога великих открытий и триумфа».
Историческая встреча глав правительств четырех держав, а затем и конференция 80 стран по мирному использованию атомной энергии состоялись спустя несколько недель после этого выступления Неру — в Женеве. «Тень Эйнштейна витает над Женевой» — так озаглавила 12 июля 1955 года свою передовую статью парижская газета «Монд». Нельзя было отрицать справедливости, этих слов, потому что женевские встречи и впрямь были данью самым непреодолимым и самым сокровенным чаяниям человечества. С ними были связаны последние дни жизни и последние мысли Эйнштейна. Собралась и успешно работала в Лондоне и конференция ученых всего мира против угрозы атомной войны. Декларацию, положенную в основу этой конференции, мы помним, подписал за несколько дней до смерти Альберт Эйнштейн. В ее работах участвовала, как надеялся на то Эйнштейн, делегация советских ученых.
За встречей в Лондоне последовали новые совещания. Вошел в историю неведомый никому раньше поселок с индейским названием Пагуош, расположенный на берегу Нортумберлендского пролива в Канаде. Здесь — в июле 1957 года на даче промышленника Сайруса Итона — было продолжено обсуждение «плана Эйнштейна — Рассела» (так назывался теперь документ, прочитанный вслух Элен Дюкас в доме на Мерсер-стрит в Принстоне). В Пагуош приехали советские люди, всемирно известные ученые Скобельцын и Топчиев, представитель Народного Кигая Чжоу Пей-юань, знаменитый японский теоретик Хидеки Юкава (предсказавший существование мезона), знакомый нам Лео Сцилард, профессор Герман Мёллер из Индианы и еще многие другие. (Работы Мёллера, обнаружившего в 1927 году факт наследственных изменений — мутаций — под действием излучения, раскрыли глаза на последствия радиоактивного засорения атмосферы для будущих поколений.) Это был подлинный всемирный форум людей науки, и решения этого форума оказались как раз теми, о которых мечтал Альберт Эйнштейн. В решениях говорилось о необходимости сделать все для предотвращения войны; прекратить испытания ядерных бомб; добиваться мирного сосуществования и сотрудничества народов…
Вслед за «первым Пагуошем» последовали второй и третий — в канадском местечке Лейк-Бопорт в мае и в австрийском курорте Китцбюхель в сентябре 1958 года. Девять с половиной тысяч ведущих работников науки из сорока четырех стран, и среди них более тысячи крупнейших ученых Советского Союза, поставили свои подписи под «пагуошскими» решениями.
Альберт Швейцер в Ламбарене выступил в поддержку этих решений, и запись того, что он произнес перед микрофоном, была доставлена немедленно на самолете в Европу и передана на двенадцати языках радиостанцией Осло. В заключительных фразах речи Швейцера звучало сочувствие усилиям Советского Союза добиться прекращения испытательных ядерных взрывов. Последние слова речи были посвящены памяти Альберта Эйнштейна…
Поток событий в науке о строении материи продолжал стремиться вперед и вперед. 1 августа 1955 года физики-атомники Сиборг, Гиорсо и их сотрудники в Калифорнии известили об окончательном установлении факта существования ряда новых химических элементов, искусственно изготовленных путем «запрессовки» в тяжелые ядра дополнительных порций ядерного вещества. Один из этих элементов — 99-й по номеру в таблице Менделеева — получил название «эйнштейний». Другой — 100-й — «фермий». Затем последовали 101-й — «менделевий» и 102-й — свидетельство поистине безграничных возможностей Человека-творца и лепщика новых форм материи.
Новые мельчайшие кирпичики материи — антипротон и антинейтрон — были открыты в последующие недели и месяцы. Антипротоном («протоном навыворот») была названа атомная частица с массой = 1, но не с положительным, а с отрицательным электрическим зарядом. Антинейтрон рисовался как частица с обратным расположением магнитных полюсов по сравнению с нейтроном. Теоретики давно учитывали возможность их существования, равно как и возможность диковинной формы вещества, состоящего из «атомов навыворот» — отрицательных ядер, вокруг которых обращаются положительные электроны! В основе всех этих прогнозов лежало знаменитое уравнение, написанное в 1929 году Полем Дираком и объединившее в одно целое положений теории квант и частной теории относительности. Из уравнения Дирака вытекало, что каждой атомной частице должна соответствовать «античастица». Находка в 1932 году на опыте «антиэлектрона» (он же положительный электрон или позитрон) была первым триумфом уравнения Дирака и развитой отсюда «релятивистской электродинамики», преемственно связанной, как явствует из ее названия, с делом жизни Альберта Эйнштейна. Вслед за открытием позитрона наступила очередь антипротона. Экспериментаторы охотились за ним на протяжении двух десятилетий. Внушавшие сомнения известия о его находке поступали время от времени из разных мест. Теперь, осенью 1955 года, он был надежно настигнут наконец. Тут сыграли немаловажную роль те новые приборы — «счетчики Черенкова», о которых упоминалось ранее. Через год пришло открытие антинейтрона. Это было сделано в лаборатории Беркли (Калифорния) с помощью сверхмощных ускорителей частиц, расчет которых стал возможен на базе эйнштейновской механики. Владимир Иосифович Векслер в Советском Союзе и Эдвин Макмиллан в США положили эту механику в основу новых технических идей, расширивших безгранично возможности разгона атомных телец, возможности штурма материи. Применив для протонов принцип саморегулируемого движения по кольцевому пути в камере с выкачанным воздухом, доведя до огромной степени автоматичность и точность настройки (с учетом релятивистского роста массы, доходящего до пятисоткратной величины при 99,9 процента скорости света!), Векслер и Макмиллан открыли дорогу для получения пучков протонов с энергией в миллиарды и десятки миллиардов электроновольт. Вес железных сердечников магнитов в новых ускорителях достиг десятков тысяч тонн, диаметр полюсов — многих метров, поперечник машин-великанов — полусотни и более метров. Миллионы оборотов совершали теперь частицы, крутясь как бы в исполинской праще и проходя за несколько секунд путь, равный двойному расстоянию от Земли до. Луны! (Известие о пуске в ход в Советском Союзе синхрофазотрона на 10 миллиардов электроновольт облетело весь мир; на втором месте по мощности шел американский ускоритель — «беватрон»