– Отсюда вывод, – подхватил Оппенгеймер мысль профессора, – что следует уже сегодня всерьез задуматься о разработке международного космического права… Пусть это будет нашим первым тезисом.
– Бобби, я сейчас приглашу Элен, пусть она фиксирует основные идеи…
– Э нет, профессор, – улыбнулся Оппенгеймер. – За время работы над «Манхэттенским проектом» я уж столько натерпелся от требований соблюдения режима секретности, что, при всем уважении и доверии к мисс Дюкас, я бы предпочел делать записи сам.
– Согласен, вам лучше знать, – кивнул Эйнштейн. – Тем более тема-то взрывоопасная во всех смыслах. Итак, вернемся к нашим «братьям по разуму». Эти наши гомосапиенсы (или нет, назовем-ка мы их лучше «Внеземные Биологические Объекты» – EBEs, – согласны, коллега?) вполне могут претендовать на жизнь на других, необитаемых пока небесных телах Солнечной системы. Условия проживания на Луне или Марсе должны обеспечивать стабильность существования с экономической точки зрения. Гипотетически другие планеты могут иметь различные формы жизни, не так ли? И на Луне, и на Марсе обнаружены запасы воды, которая под воздействием электротока или коротковолновой радиации Солнца может быть разделена на водород и кислород. Первый используется в качестве топлива, второй – для дыхания особей. Но если возникнет интерес к нашей планете Земля, возможно, жители иных небесных тел возжелают поселиться здесь…
– Слышал бы нас сейчас старина Герберт Уэллс, – усмехнулся Оппенгеймер.
– Сегодня нет закона, – продолжал Эйнштейн, – который бы разделял небесные тела на зоны или небесные страны. Как быть с моральной точки зрения? На мой взгляд, наиболее приемлемый вариант – принятие решения, которое бы предусматривало гарантии, что наша культура будет оставаться незыблемой. Вот почему я поддерживаю вашу мысль о разработке международного договора об интернационализации жителей небесных тел или международного космического права.
– Кому мы адресуем наш документ? Президенту? – Оппенгеймер отложил в сторону ручку.
– Конечно! Мы не можем давать в данном случае каких-либо рекомендаций, конкретных советов. Для этого мы не располагаем достаточным количеством фактов и первичных материалов. – Эйнштейн встал и подошел к окну. – Но мы обязаны предупредить президента Соединенных Штатов о возможном возникновении возможной (опять-таки!) проблемы. Согласны?..
Оппенгеймер поднял руки. Но Эйнштейн не увидел этого жеста. Он по-прежнему смотрел на свой сад. Потом повернулся к Роберту:
– Прекрасный вид из этого окна…
Отношение Белого дома к документу Эйнштейна – Оппенгеймера было неоднозначным. Во-первых, даже помеченная грифом «Совсекретно» записка ученых свидетельствовала о том, что абсолютно закрытая информация, полученная руководством США по иным каналам, все же просочилась и уже активно обсуждается, пусть даже узким кругом специалистов. Вашингтонские аналитики справедливо опасались, что дальнейшая утечка спровоцирует естественные паникерские настроения у людей, слухи о приближающемся конце света, «нашествии марсиан» и т. д. Сплетни о пришельцах, посещении ими нашей планеты способны были привести к хаосу, даже пересмотру фундаментальных положений науки, религии.
Для консультаций, получения независимой экспертной оценки ситуации авторам записки был предоставлен солидный объем накопленных сведений по проблемам НЛО или ЕВЕ, оформлен допуск к секретным материалам, что одновременно лишило их возможности публично обсуждать «отношения с жителями небесных тел». Уфологическая тема была табуирована. Говорить правду и Эйнштейн, и его соавтор уже не имели права, а врать не хотели. Гриф секретности с их записки был снят лишь спустя полвека.
Нельзя не вспомнить и еще об одной аномальной загадке, к которой как будто бы имел непосредственное отношение Альберт Эйнштейн, а именно – «филадельфийский эксперимент».
В годы Второй мировой войны военное ведомство США было озабочено созданием морского корабля, который был бы невидим для радаров, и неуязвим для магнитных мин, то есть, по сути, являлся судном-невидимкой. Проведение расчетов эксперимента было поручено Эйнштейну, который с 31 мая 1943 года числился советником директивного бюро ВМФ Штатов.
Объектом для испытаний был выбран эсминец «Eldridge». Находящийся с октября 1943 года в доках порта Филадельфии боевой корабль напичкали сотнями тонн электронного оборудования, с помощью которого предполагалось сгенерировать огромные электромагнитные области, вызывающие при правильной конфигурации огибание световых и радиоволн вокруг эсминца.
И что произошло? «Элдридж», рассказывали очевидцы, окутался зеленоватым туманом, который потом растаял… вместе с эсминцем. Корабль не просто исчез с экранов радаров, а на глазах ошеломленных наблюдателей как будто провалился в иное измерение, ушел в «ворота» параллельного мира. Чтобы потом, через некоторое время, возникнуть (с обезумевшим экипажем на борту) уже на рейде порта Норфолк в Вирджинии, в полутысяче миль от Филадельфии.
Некоторые исследователи связывали фантастический «филадельфийский эксперимент» с чрезвычайно сложной научной теорией, над которой работал Эйнштейн, – Единой теорией поля. Смысл ее состоял в том, чтобы с помощью одного-единственного уравнения объяснить математическим путем взаимодействие между тремя фундаментальными универсальными силами – электромагнетизмом, силой тяготения и ядерной энергией. Автор теории предполагал, что существует четвертая, «слабая» универсальная сила, связанная с силой тяготения так же, как электричество с магнетизмом… Но, как и прежде, Эйнштейн сетовал, что в недостаточной степени, увы, владеет математической базой.
Чуть позже руководство ВМФ США опубликовало опровержение всех слухов относительно «филадельфийского эксперимента». Но большинство исследователей назвали официальную версию фальшивкой. Судовые журналы «Элдриджа» таинственным образом исчезли. Возможно, Альберт Эйнштейн все-таки сумел проникнуть в великую тайну реального прорыва в иное измерение?..
Москва, Кремль, 1947
– Товарищ Сталин, Вышинский в приемной, – доложил Поскребышев.
– Пусть заходит.
Заместитель министра иностранных дел, за которым тянулся длиннющий шлейф самых громких дел 30-х годов, в кабинет Сталина не вошел, а каким-то непостижимым образом просочился, бочком-бочком, склонив голову, с заискивающей улыбочкой, топорщившей его рыжеватые усики. Всякий раз, глядя на Вышинского, Сталин испытывал смешанные чувства. С одной стороны, лакей, холуй, до сих пор страшившийся своего меньшевистского прошлого, с другой стороны, вышколенный исполнитель Его воли. Только Его.
– Садитесь, товарищ Вышинский. Прочтите вот это. – Сталин протянул ему два листа бумаги с подколотым конвертом.
На основной текст (на английском) Андрей Януарьевич лишь покосился, а перевод прочел на всякий случай дважды:
«17 ноября 1947 г.
Уважаемый господин Сталин!
Я обращаюсь к Вам как уже старый еврей с просьбой сделать все возможное для того, чтобы найти шведа Рауля Валленберга и отправить его обратно на его родину. Валленберг был в числе очень немногих, которые в тяжелые дни нацистских преследований добровольно и рискуя своей жизнью боролись за то, чтобы спасти моих несчастных еврейских соплеменников.
– Что скажешь, Андрей Януарьевич?
– Так ведь, товарищ Сталин, вы же знаете, – начал мямлить Вышинский. – Там…
– Я знаю. Но обращение этого «старого еврея» не должно остаться без ответа. Поручите нашему посольству связаться с Эйнштейном и сообщить ему, что нами были предприняты все исчерпывающие меры по розыску этого господина Валленберга, но, к сожалению, они не дали позитивного результата[4]… Больше ничего уточнять не нужно. Понятно?
– Так точно, товарищ Сталин, – склонил голову Вышинский.
А Сталин скривил губы:
– Вот же неугомонный старик. Сколько ему, кстати, лет?
– Так он ваш ровесник, товарищ Сталин, – сморозил совершеннейшую бестактную глупость Вышинский и мгновенно покрылся ледяным потом.
Но Сталин воспринял очевидную бестактность с невозмутимостью сфинкса:
– Можете идти, товарищ Вышинский.
Принстон, Нью-Йорк, 1949
Приглашая Эйнштейна к телефону, Элен напомнила: «Это мистер Пол Суизи, известный экономист. Вы встречались с ним в Нью-Йорке…» Да-да, вспомнил Эйнштейн, он действительно как-то слушал лекцию этого Суизи по теории монополистического капитализма. Потом они даже немного подискутировали в кулуарах.
Взяв трубку, он сразу узнал напористый голос Суизи. Тот сразу взял быка за рога:
– Мистер Эйнштейн, я знаю, что вы – сторонник социалистической идеи…
– Да, и я этого никогда и ни от кого не скрывал. Всегда говорил об этом публично.
– Вот и хорошо! Дело в том, что мы с товарищами затеяли выпуск нового журнала «Ежемесячное обозрение», и я хотел бы вам предложить выступить в первом же номере со статьей, эссе (жанр определите сами) с изложением своих взглядов. Наш журнал, как вы понимаете, будет придерживаться марксистского направления. Как вы относитесь к моему предложению?
– В общем-то, положительно. Одно препятствие – время. Вот тут я – на голодном пайке…
– Я знаю о вашей занятости, мэтр. Поэтому и звоню вам сейчас. «Обозрение» готовится к выходу не ранее мая следующего года. У вас в запасе несколько месяцев… Вас это устраивает?
– Конечно… Только учтите, я ведь не экономист и не специалист по социальным вопросам…
– Ничего страшного, людей будет интересовать ваше мнение, как выдающегося ученого, как мыслителя.
– Пока мы говорили, мистер Суизи, я уже даже название для эссе придумал – «Почему социализм?»
– Прекрасно!
…Лист бумаги, на котором были начертаны лишь два слова «Почему социализм?», как минимум, месяц лежал нетронутым на столе Эйнштейна. Все руки не доходили. Но затем, собравшись, он два вечера писал, не отрываясь.