Нет, Швейцер не хотел, чтобы его пример понимали таким вот образом! Он не сдастся. И прежде и теперь он был согласен трудиться во искупление вины колонизаторов, но чтобы ему за это во всеуслышание возносили хвалу, да притом еще те, кто вовсе не собирался следовать его примеру?! Разве в этом он видел смысл дела своей жизни? Его темперамент борца не мог с этим смириться, к тому же угроза военных конфликтов для всего мира отнюдь не уменьшилась. На Дальнем Востоке, в Корее, с июня 1950 года полыхала жестокая война.
В 1951 году Швейцер снова поехал в Европу: в июне прошлого года его жене пришлось покинуть Африку. В Европе Швейцера вновь ждал триумф. Город Франкфурт-на-Майне присудил ему «Премию мира», учрежденную организацией книготорговцев ФРГ. Повсюду его появление вызывало бурю восторга. И все же он не мог долго оставаться в Европе. Проведя в Гюнсоахе несколько недель, он вернулся в Ламбарене.
Казалось, именно постоянная работа в больнице поддерживает энергию Швейцера, которому давно уже шел восьмой десяток. Непосредственно лечением пациентов он больше не занимался. В больнице теперь было достаточное количество и врачей, и другого медицинского персонала. Больница одновременно принимала свыше пятисот пациентов. Но по-прежнему приходилось расширять ее, возводить новые строения. Швейцер сохранял руководство больницей в своих руках.
В июле 1952 года Швейцер снова отправился в Европу. Ему предстояло получить премии самого различного рода во многих странах. Все больше университетов избирали его своим почетным доктором. Имя Швейцера отныне присваивали улицам и общественным учреждениям — школам, больницам, домам для престарелых, — даже кораблям. Радиостанции наперебой старались заполучить его к себе, записать его игру на органе или же дать миллионам радиослушателей услышать его голос. В Швеции, Голландии, Франции и Федеративной Республике Германии, всюду, где бы он ни появился, на улицах, в гостиницах, на вокзалах, его тотчас узнавали и часто приветствовали с таким восторгом, который весьма напоминал шумиху, поднятую вокруг него в Соединенных Штатах. 20 октября 1952 года Швейцер удостоился высшей почести, которая только существует во Франции. Его избрали пожизненно действительным членом Академии этических и политических наук. Это отделение прославленной Французской Академии согласно уставу насчитывает всего сорок действительных членов. Коллаборациониста маршала Петена исключили из нее с позором. Его место получил Альберт Швейцер.
Возникает естественный вопрос: разве не мог Швейцер укрыться от шумихи, которая была поднята вокруг него? Конечно, внимание многочисленных старых и новых его друзей, а также друзей больницы после страшных лет войны и мучительных послевоенных лет, что ни говори, должно было радовать Швейцера, и сам он неоднократно это подчеркивал. Общественное признание он поначалу принимал сдержанно, но не отвергал. Как-никак ему уже было семьдесят пять лет, и он мог надеяться, что многие поняли его, поняли, что он хотел сказать людям своим примером. К тому же больница постоянно нуждалась в деньгах и многом другом. И то и другое отныне поступало сюда в изобилии. Но вскоре Швейцер убедился, что далеко не всякая хвала, не всякий шум вокруг его имени диктуются наилучшими и честнейшими побуждениями. Настороженность, которая была присуща ему с самого начала, вследствие этого лишь усилилась. Однако решительно отстраниться от шумихи вокруг него он уже не мог. Да и смысла не было. Хозяева средств массовой информации, формирующие общественное мнение, лишь еще хитроумнее обыграли бы его «скромность и отшельничество». Ламбарене теперь осаждали гости, среди них — многие именитые политические деятели. Журналисты в больничном городке вообще не переводились, газеты многих стран публиковали бесчисленные репортажи и очерки, посвященные жизни больницы в африканских джунглях. Швейцеру все это было не по душе, но он видел, что в больничную кассу поступает все больше и больше пожертвований и гонораров. Оставалось одно: смириться и терпеть. Может быть, он сохранял таким образом возможность, когда придет срок, откровенно сказать миру все, что он о нем думает? Такая позиция свидетельствует об истинном величии гуманиста Швейцера. Он и в старости не был склонен греться в лучах славы. Чрезмерный культ, который его окружал, он рассматривал как вексель и знал, что однажды предъявит его к оплате: кто последует моему примеру? Он говорил: «Я не имею права отказывать ни одному человеку, который верит, что я могу ему помочь, пусть даже автографом. Как знать, может, когда-нибудь это приободрит его в тяжелый час».
Умом Швейцера все сильнее завладевала мысль о мире. Слишком глубоко потрясли его великие катастрофы ХХ века — первая и вторая мировые войны. Философ, задумавший показать человечеству живой пример, призывавший его через мышление прийти к благоговению перед жизнью, к концу второй мировой войны понял, что все усилия оказались тщетны. На исходе самой ужасной войны, которую когда-либо знала земля, над человечеством снова навис дамоклов меч, самый страшный из всех. Народы не соглашались признать «международным стражем порядка» государство, владевшее чудовищной бомбой. Атомный шантаж потерпел крах. С появлением ядерного оружия в Советском Союзе в мире восстановилось равновесие сил и угроза войны несколько ослабла. Но гарантия ли это неприменения атомной бомбы? Опасность была по-прежнему велика, ведь применить бомбу сравнительно легко, и с первых дней ее существования именно этого громогласно добивались разного рода безумцы и враги человечества. Радиус действия ядерного оружия устрашающе расширялся. Испытание новых, все более крупныx бомб и без того создало страшную угрозу для человечества. Воздух и вода были заражены радиоактивностью, биологическая среда для всех живых организмов отравлена. Неужели благоговение перед жизнью лишь обман, которым тешат себя глупцы?
Под влиянием этих мыслей Швейцер начал собирать всю необходимую информацию об атомной и водородной бомбах. Поначалу ему важно было получить полное представление о физическом составе обоих видов оружия и об их действии. Все, кто хорошо знал Швейцера, могли не сомневаться, что рано или поздно он употребит эти свои познания на благо людей. А коли так, может быть, шум, поднятый во всем мире вокруг его имени, тоже на пользу делу? Обычно люди прислушиваются к человеку, которому повсюду воздают хвалу.
Много раз в последующие годы ему приходилось выезжать в Европу, не столько для отдыха — похоже, что пребывание в Европе утомляло его куда больше, чем заполненные тяжким трудом долгие месяцы у экватора, — сколько потому, что он не мог, а подчас и не хотел отказываться от некоторых приглашений и просьб.
В октябре 1953 года Швейцеру присудили Нобелевскую премию мира за 1952 год. Инициатором его награждения был поэт Макс Тау. Этот литератор, который в 1938 году выехал из Германии в Норвегию, а оттуда после вторжения в страну гитлеровских войск — в Швецию, был активным участником Всемирного движения сторонников мира. Его перу принадлежит широко известное эссе «Альберт Швейцер и мир». Вручили Швейцеру премию лишь год спустя — в 1954 году, когда он снова отправился в Европу. Норвежская молодежь приветствовала престарелого борца за гуманизм и мир факельным шествием. В этот день — 4 ноября — выдалась холодная погода. Швейцep с Еленой несколько часов простояли на балконе гостиницы и махали проходившим юношам и девушкам.
Всю свою жизнь Швейцер не очень-то жаловал массовые демонстрации, но об этом «марше мира» норвежской молодежи он сказал: «Это было волнующее зрелище».
Премия в размере 220 тысяч марок, как и гонорар за последнюю речь о Гете, позволила Швейцеру рядом с больницей в Ламбарене построить деревушку для прокаженных. В ней разместились cто пятьдесят прокаженных, частично даже с семьями.
Французское правительство заявило протест правительству Норвегии, ведающему присуждением Нобелевской премии. Протест вполне понятный — Альберт Швейцер был французским подданным, а на грамоте о присуждена премии начертали: «Немецкому ученому...»
В своей благодарственной речи Швейцер впервые смело публично поднял голос против угрозы атомной войны; он призвал народы жить в мире и согласии. Все надежды свои он отныне возлагал на идею «содружества народов мира»: «Нынче положение дел таково, что идея эта так или иначе должна воплотиться в жизнь, а не то человечество погибнет».
Во время этой поездки в Европу 28 и 29 июля Швейцер по случаю дней памяти Баха в Страсбурге в последний раз выступил с органным концертом.
Свое 80-летие — 14 января 1955 года — Швейцер встретил уже в Ламбарене. И снова в больницу хлынул поток писем и телеграмм. Посыпались на Швейцера также разного рода почести, награды, научные звания. А он уже давно потерял счет своим докторским титулам, премиям и орденам.
В октябре того же года Швейцеру пришлось снова ехать в Европу. Королева Елизавета вручила ему высшую награду британской короны — орден «За заслуги». Генерал Эйзенхауэр и Швейцер — единственные иностранцы, удостоенные этой награды.
После поездки в Англию Швейцер навестил своих друзей во Франции, Федеративной Республике Германии и Швейцарии. В Бонне он обрушился на президента ФРГ Хойсса с упреками, зачем тот подписал закон о ремилитаризации Федеративной Республики. Он должен был проявить характер, публично заявил Швейцер, и уйти со своего поста, если он и вправду, как уверяет, противник перевооружения. Жена Хойсса была подругой юности Елены, и Альберт Швейцер в бытность свою помощником священника при церкви св. Николая в Страсбурге некогда сам обвенчал их.
16 декабря 1955 года Швейцер покинул Европу и вдвоем с женой в двенадцатый раз отплыл в Африку. Он был на этот раз еще более озабочен, чем прежде. Политическая обстановка в мире вызывала у него чувство острой тревоги. «Холодная война» между тем продолжалась, и можно было опасаться, что она в любой день перерастет в войну горячую. Американцы уже разместили вдоль «железного занавеса» «пояса из атомных мин», а также «ракеты среднего и дальнего действия с ядерными боеголовками». Готовились новые континентальные ракеты. Целые эскадры бомбардировщиков стояли наготове, в любой миг они могли подняться в небо. Появились атомные подводные лодки, способные выпускать ракеты с атомными боеголовками из-под воды. Существовали уже огромные арсеналы атомных бомб. Американцы похвалялись своей якобы «чистой водородной бомбой», сила взрыва которой, утверждали они, во много раз превосходит мощность атомной бомбы. Было известно, что изобрел это чудовищное название «чистая водородная бомба» некий физик по фамилии Теллер. Создавалось впечатление — и,