. Обращение Швейцера к народам мира вызвало быструю ответную реакцию со стороны члена Комиссии по атомной энергии США Уилларда Либби. В специальном «Ответе доктору Швейцеру» Либби утверждал, что радиоактивные осадки якобы... безвредны для человеческого организма. Этот ответ У. Либби предвосхищает «аргументацию» современных американских «ястребов», толкующих о «безвредности» нейтронной бомбы.
В 1958 году вышла в свет и тотчас же завоевала читательскую признательность яркая публицистическая книга «Мир или атомная война?», в которой были собраны воедино и заново обработаны для печати три выступления Швейцера по радио Осло. В своей книге философ приветствовал, в частности, позицию Советского Союза, отказавшегося от новых испытаний атомного оружия.
Характерно, что Швейцер в публицистических выступлениях постоянно высказывался в поддержку миролюбивых предложений СССР и социалистических стран. В декабре 1957 года он поддержал идею создания в центре Европы безъядерной зоны. В книге «Мир или атомная война?» Швейцер писал: «Лишь Советский Союз предложил план разоружения, на основе которого можно начать переговоры. В первую очередь этот план предусматривает немедленное прекращение испытаний... То, что Советский Союз начиная с этого момента прекращает испытания, имеет большое значение. Если бы Англия и Америка присоединились к этому разумному, соответствующему международному праву решению, люди освободились бы от страха перед экспериментальными взрывами, ведущими к радиоактивному загрязнению воздуха и почвы, что угрожает существованию человечества»[36].
Первостепенное значение Швейцер придавал всенародному движению в защиту мира. Он отстаивал идею всемерного расширения этого движения и превращения его в массовое движение современности. «Пацифизм в наше время — это бездеятельность», — утверждал Альберт Швейцер[37]. Война, по его мнению, перестала быть только политической, экономической и стратегической проблемой, она все более становится проблемой нравственной.
В 1962 году Швейцер был приглашен в Москву на Всемирный конгресс за всеобщее разоружение и мир. По состоянию здоровья он не смог приехать, но прислал текст выступления, который под заголовком «Доверие и взаимопонимание» был опубликован «Литературной газетой». В статье Швейцер настаивал на полном отказе от применения ядерного оружия, требовал его запрещения. Важным условием достижения успеха в борьбе за прочный мир философ-гуманист считал создание действенного общественного мнения, которое бы рассматривало как преступление продолжение производства и накапливания ядерного оружия[38].
Борьбу за мир Альберт Швейцер не прекращал буквально до последнего вздоха. За несколько дней до кончины он вместе с другими видными борцами за мир — Мартином Лютером Кингом, Лайнуcoм Полингом, Жоржем Домеником Пиром, Филиппом Ноэль Бейкером — подписал письмо к главам великих держав с призывом добиться прекращения войны во Вьетнаме.
История человечества знает немало пророков, которые учили людей одному, к примеру, аскетизму, сами же поступали по-иному. В памяти Альберта Швейцера жило разительное противоречие между словами и деяниями А. Шопенгауэра, Ф. Ницше. Подобный разлад казался ему абсолютно неприемлемым, когда речь шла о нравственности, которой мыслитель придавал громадное значение.
Трудно сказать, определяла ли подвижническая, героическая в моральном отношении, по выражению С. Цвейга, жизнь Швейцера его философско-этическое учение. Или же оно, будучи плоть от плоти и кровь от крови естества философа, сокровенным его детищем, поддерживало энергию служения Швейцера людям, вызвало к жизни трезвую жертвенность и там, где нужно, его высокий рационализм. Жизнь Швейцера и его учение о благоговении перед жизнью связаны неразрывно. Отделить одно от другого, рассматривать в отрыве от жизненного пути мыслителя его этику или пытаться понять суть его поступков, игнорируя сформулированные им максимы добра и зла, невозможно. Швейцар сознательно добивался этого единства, этой уникальной цельности, заметив как-то, что основным аргументом действенности созданного им этического учения является его собственная жизнь.
Жизнь — аргумент... Пауль Фрайер на страницах книги неоднократно обращается к философским трудам Швейцера, однозначно характеризуя мыслителя как идеалиста. Подобная оценка, верная в целом, не позволяет, однако, понять своеобразие швейцеровской этики, объективно-позитивные ее стороны, наконец, ее историко-философские корни. Упускается из виду, что в числе своих философских учителей наряду с И. Кантом Швейцер называл И. В. Гете, что он чрезвычайно высоко ценил как мыслителя материалиста Б. Спинозу. «Спиноза, — писал Швейцер, — понимает бога только как совокупность природы», «для него совершенство, к которому должен стремиться человек, — не предвосхищение загробного бытия, а основанное на глубоких размышлениях наслаждение жизнью»[39]. Спиноза-материалист, пытающийся «вывести этику из подлинной натурфилософии», близок Швейцеру не только как мыслитель, но и как человек: «Спиноза на собственном опыте проверяет свою этику. В условиях непритязательной свободы ведет он свою жизнь...»[40].
Почему Швейцер резко критиковал И. Канта (за гордым фасадом категорического императива Кант возводит убогий «дом-казарму»), А. Шопенгауэра, Ф. Ницше и в то же время с восхищением писал о Гете, Спинозе? Дело в том, что идеалист Швейцер не был однозначно идеалистом. В решении онтологических проблем он склонялся, например, в пользу философского материализма. Свое мировоззрение Швейцер в «Культуре и этике» характеризует как миро- и жизнеутверждение, понимая под этим действенное, активное отношение субъекта к реальному миру, который существует вне и независимо от него. Критикуя индийских философов, полагающих, что окружающий человека мир — лишь иллюзия, Швейцер писал: «Для индийских мыслителей отрицательное отношение к миру вытекает из их убеждения в том, что истинное бытие нематериально, неизменно и вечно, в то время как сущность материального мира искусственна, обманчива, преходяща. Мир, который мы себе представляем реально, для них только отражение нематериального бытия во времени и пространстве»[41].
Понятия «абсолютное», «мировой дух», по Швейцеру, суть нечто вымышленное. «Действительно только то, что обнаруживается в явлениях бытия»[42]. По мысли Швейцера, факт бытия, жизни предшествует факту сознания, мышления[43].
Швейцер признает естественное, историческое происхождение морали, связывая его с зарождением человеческой общности и расширением в дальнейшем круга солидарности людей. Основу нравственности мыслитель искал в свойственной всему живому универсальной воле к жизни, в стремлении прожить жизнь полнее и совершеннее, бессознательном у животного и осознанном у человека.
Таковы онтологические взгляды Швейцера. Именно на них сказалось в первую очередь влияние И. В. Гете (его девиз «Вначале было дело» стал девизом Швейцера), а через Гете и Спинозы. Именно в них отразилась присущая Швейцеру-естествоиспытателю склонность «к обретению в философии твердой почвы действительности».
Но уже в вопросах гносеологии позиция Швейцера становится двойственной. Он не отрицал возможности познания мира. «Движение знания состоит во все более точном познании законов происходящего. Оно дает нам возможность поставить на службу людям силы Вселенной»[44]. Но строкой ниже Швейцер приходит к пессимистическому выводу о том, что прогресс познания «вынуждает нас все более и более отказываться от надежды понять смысл происходящего»[45]. Швейцер связывает познание в духе экзистенциализма с переживанием мира. Вот почему философ объявлял исполненным тайны возникновение в живом воли к жизни, полагая, что только переживание ее может приоткрыть эту тайну.
Философский идеализм А. Швейцера проявился полнее всего в его культурологии, хотя и в ней присутствуют позитивные моменты. Критикуя буржуазную культуру конца XIX — начала ХХ века, философ справедливо усматривал причины ее упадка в отставании уровня развития духовной культуры от опережающего по темпам развития культуры материальной, в росте «несвободы» людей, становящихся в сфере производства все более и более узкими специалистами, а в сфере реализации свободного времени — все более и более зависящими от общества, в тотальном отчуждении людей друг от друга, в возобладании в общественном мнении узконационалистических устремлений. Некоторые из отмеченных Швейцером причин упадка буржуазной культуры действуют и поныне.
Однако, верно отмечая причины упадка культуры, саму ее сущность Швейцер понимал идеалистически. Определяя культуру как единство материального и духовного элементов человеческой деятельности, мыслитель признавал главенствующей духовную основу культуры. Более того, в духовных элементах культуры он вычленял нравственную составляющую, которая, по мысли Швейцера, должна выступать главным критерием развития культуры. «Этический прогресс, — писал Швейцер, — это существенное и несомненное, а материальный — менее существенное и менее несомненное в развитии культуры»[46].
Столь же идеалистичны по сути своей и пути преодоления упадка культуры, предлагаемые Швейцером. Философ писал о решающем значении нравственного и культурного совершенствования отдельной личности. Переворот в культуре он связывал с накапливанием, увеличением числа этих морально и культурно усовершенствованных личностей. Когда их будет преобладающее большинство, произойдет своеобразный скачок и человечество в целом признает идеи подлинной гуманности.