— Ничего серьёзного, — констатировал он, закончив осмотр. — Ссадины, ушибы. Даже сотрясения нет.
— Да я его даже в грудак не приложил — не успел, — мрачно отозвался Витя. — Он так стрекача задал — еле поймали. А потом этот ваш садист подскочил, я только и успел, что пару раз с ноги по жопе прописать. Доктор, у меня это… рука болит.
— Небольшое растяжение, — врач достал эластичный бинт. — Сейчас замотаю.
— Итак… — начал было Бабарика, но его вновь отвлекли: в двери постучали, и ввалившийся Ладонин доложил:
— Вас к телефону, товарищ прапорщик!
— Иду. Посиди пока с гражданами.
— Ага, — Ладонин охотно брякнулся рядом со мной и принялся с живым интересом наблюдать, как бинтуют Витину руку.
— Вот нафига? — обиженно поинтересовался наш басист. — Как теперь я играть буду?
— А не надо было руки вытягивать, — пожал плечами старшина. — Скажите «спасибо», что ноги не протянули.
— Спасибо, — неискренне буркнул Витёк.
— Всегда пожалуйста, — лучезарно улыбнулся Ладонин.
А я подумала, что Витя на самом деле дёшево отделался: было в этих ребятах что–то такое, неуловимое, что заставляло всерьёз относится к их словам. Что–то во взгляде, как у Котофея.
— Простите, — старшина повернулся ко мне. — Но не могу удержаться от вопроса: как такое милое создание, как вы, юная леди, может бить ногами лежачего?
«Упавшее тело», над которым колдовал Пилюлькин, издало очередной горестный стон.
— Ой, вот не надо, — цыкнул на симулянта врач. — Не только морщины — украшение мужчины. Шрамы — тоже.
Николаич прожёг его злобным взглядом и смолк.
— Как–как… — буркнула я зло. — Ногами, сами видели. Жаль вы подоспели — маловато он огрёб, утырок.
— И за какие такие грехи? — поинтересовался Ладонин.
— А воды попить можно? — пискнул Страус.
Старшина молча показал рукой на приютившийся в углу кулер.
— Нам тоже набери, — подал голос Гарик.
Юрик, с интересом вертевший головой, разглядывая стенды с какими–то документами и плакаты (пластиковые, не голографические!) с разнообразным вооружением, кивнул, поддерживая просьбу.
Вздохнув, я с неохотой поведала историю собственной глупости. Ничем иным это быть не могло. Вояки слушали с любопытством, но без особого сочувствия, скорее — с весёлым изумлением. Было видно, что подобные дрязги казались им чем–то мелкими и незначительным, и они пытались понять — как можно переживать из–за подобной чепухи? Пока я рассказывала, вернулся и прапорщик. Молча смерил нас заинтересованным взглядом, и уселся за свой стол.
— То есть ты у нас не только актёр второго плана, а ещё и мошенник, — хмыкнул по завершению рассказа Пилюлькин и похлопал по плечу приунывшего Николаича.
— Я попрошу без оскорблений! — отозвался тот. — Я их вообще впервые вижу.
— А это мы легко проверим, — Бабарика активировал голографический монитор. — У нас камеры по периметру стоят, если ваш склад в зоне видимости — всё записано. Дату и примерное время помните? — обратился он ко мне.
— Да на вчерашний вечер мотайте, — оживился Страус. — Мы там часа три как Папы Карло впахивали.
— Ага, — кивнула я. — Мы к вам раз десять за водой забегали.
— А, так это вы музыканты? — оживился Ладонин. — Нам при пересменке говорили — вы прям напротив ворот склад сняли.
— Вы? — Бабарика развернул изображение так, чтобы видели все присутствующие. На видео был запечатлён момент, когда Чарский сгружал оборудование на руки Гарику и Вите, а Страус подметал порог нашей самодельной метлой.
При виде этой картины Николаич даже стонать забыл.
— О, нифига себе, — присвистнул Ладонин. — Метла у них глядите, козырная какая.
— Ага, шедевр метлостроения, — согласился с ним врач. — Напомни, чтобы я потом чертёж этой конструкции взял — смотровую подметать буду.
— Понятно, — прапорщик выключил проектор и достал планшет. — Оформляем задержание и передаём уже гражданским — пусть сами разбираются. Итак, имеем факт мошенничества и нанесение телесных повреждений…
— А можно без полиции? — осторожно поинтересовался Иван Николаевич.
— Гражданин, — Бабарика буквально пригвоздил его к стене суровым взглядом. — Вы только что на минуточку умирали, завещание составлять собирались — а теперь «без полиции»? Не, я обязан составить протокол и передать дело сотрудникам МВД.
При слове «дело» Витёк угрюмо покосился на Николаича и предложил:
— Раз уж всё равно нанесение телесных повесят, так мож я его дорихтую уже? Чтоб на всю жизнь запомнил, говнюк.
— А как же рука? — хором удивились Пилюлькин и Ладонин.
Что характерно — никаких других возражений от них не последовало. Николаич от такого коварства со стороны служителей закона аж стонать забыл.
— А я ногами его отработаю, — с готовностью ответил Витёк, оглядывая потенциальную жертву с видом забойщика скота на бойне. Николаич побледнел и попытался просочиться сквозь кресло.
— Вы, гражданин, себе уже наработали, так что сидите, и помалкивайте, — осадил его Бабарика. — С вами вообще отдельный разговор…
От дальнейшей речи его отвлёк противный писк наручного комма. Прапорщик покосился на прибор, вздохнул, и вышел из кабинета.
— Здравия желаю, товарищ подполковник… — успели услышать мы до того, как закрылась дверь.
— Ого, — озадачился Ладонин. — Это кого там принесло?
Полминуты спустя в кабинет вошёл ещё один военный — высокий, широкоплечий, в синем мундире с золотыми погонами и целой россыпью непонятных значков на груди.
— Сидите, — махнул он вскинувшимся Пилюлькину и Ладонину. — Ну, гаврики, куда влезли?
Я настолько не ожидала увидеть тут Пашу, что узнала только после того, как услышала знакомый голос. У меня в сознании никак не стыковались образы весёлого раздолбая, носившего какое–то там абстрактное звание, и внушительного человека, перед которым вскакивают с мест все эти вояки. «Чип» и грозный «Товарищ подполковник» казались мне разными личностями.
— В дерьмо, — справившись с удивлением, ёмко охарактеризовала я сложившуюся ситуацию. — Причём из–за моей непроходимой тупости.
Несмотря на самокритичные слова, я не сводила недоброго взгляда с Ивана Николаевича, чтоб ему хорошо жилось, упырю.
— А точнее? — Паша проследил за моим взглядом, оценил состояние жулика и уже сам, без подсказок, перевёл взгляд на Витю.
— Ну, погорячился, — буркнул тот.
— Да, почти на высшую меру, — хмыкнул Бабарика. — Пересечение границы поста, нападение на военнослужащего, находящегося при исполнении.
— Ничё я не нападал! — даже возмутился Зверь. — Он просто не давал этого мудня пиз… — он уловил немой укор в глазах Паши и тут же исправился, — …воспитывать. Я его только отпихнуть хотел!
— Он социально опасен! — вставил Николаич. — Все они!
Бабарике в этот раз даже голову поворачивать не пришлось — хватило косого взгляда, чтобы горе–аферист умолк на полуслове. Убедившись, что порядок восстановлен, прапорщик вновь активировал проектор монитора, нашёл соответствующую статью и показал Вите.
— Читай, — и добавил: — Минимум на пятак ты уже погорячился. А на сколько точно — суд решит. Улавливаешь?
По мере прочтения лицо Витька вытягивалось всё больше. Он бросил умоляющий взгляд на Пашу, но тот глядел строго и осуждающе.
— Да я же только… — совсем уже жалобно протянул Зверь и замолчал, поражённый несоразмерностью проступка и наказания.
— … сам себе статью навесил? — сочувственно закивал Бабарика. — Ну так ты радуйся, что здесь все огневые средства охранной системы на ручном управлении. А то и разговора этого не было — мы бы просто сделали запись в журнале, вызвали наряд и наблюдали, как отдельные детали твоего организма в мешок с инертным газом запаковывают. Но это так, лирика. А на деле… Саш, оформляем гражданина? — и вопросительно посмотрел на Ладонина.
— Дядь Паш! — взмолился Витёк. — Ну это ж беспредел!
— Это закон, — отчеканил Бабарика.
Я осознала, что на этом наши карьерные, да и личные планы закончились.
— И меня тогда оформляйте, — сжав кулаки и стараясь, чтобы голос не дрожал, потребовала я. — Это из–за меня Витёк вляпался.
— Это уже гражданской полиции решать, — равнодушно отмахнулся Бабарика. — На военнослужащего вы, сударыня, не нападали — стало быть, сейчас разберёмся с вами и побитым гражданином, передадим наряду — и готово. А вот ваш… лихой товарищ однозначно поедет небо в клеточку наблюдать.
С этими словами прапорщик придвинул к себе планшет, всем своим видом демонстрируя намерение выполнить свой долг до конца.
— Товарищ прапорщик, а может, пожалеете дурачка? — то ли спросил, то ли попросил Паша.
— Да, товарищ прапорщик, — подал голос Ладонин. — Он явно сгоряча, бывает.
— Бывает, да не у всех проходит, — буркнул Бабарика. — Сань, ты точно уверен?
— Да уверен, уверен, — закивал тот.
С такой готовностью закивал, что до меня с запозданием докатилось: все это — всего лишь импровизированный спектакль. Эти ребята в красных беретах то ли сами разобрались в ситуации, и — к счастью, — приняли нашу сторону, то ли делали это по Пашиной просьбе. Не зря же прапорщик выбегал поговорить с кем–то по телефону, а вернувшись — задумчиво на нас таращился. И чем больше я наблюдала за прапорщиком, тем больше укреплялась в правильности своих выводов. А вся сцена со статьёй за нападение имела всего лишь одну цель: вправить Вите мозги, чтобы впредь думал, куда руками машет. Будь иначе — никто не стал бы ждать Пашу, держа нас на КПП под задушевные беседы — просто передали полиции, и дело с концами. От осознания этого факта у меня с души свалился громадный камень и даже в глазах как будто посветлело. Все будет нормально.
— Ну ладно, — неохотно пошёл на попятный Бабарика. — Но если ещё хоть раз…
Витя выпучил глаза, прижал к груди руки и замотал головой вверх–вниз, влево–вправо и даже сикось–накось: мол, да ни в жисть, да ни за что…
— Теперь вы, — прапорщик переключился на Ивана Николаевича.