– Товарищ, вы хоть совесть имейте!
А он и отвечает, совсем не замечая неловкости ситуации:
– Танечка, это вы? Помните, перед войной еще, год кажется, тридцать восьмой, на этом же месте?
– Я не Таня, а Аня. А вас я вспомнила… учитель из Тамбова? Вы тогда приезжали в Ленинград, квалификацию повышать, и с моим отцом были знакомы?
Вот бывает – я же сама ему тогда про этих китайских львов и рассказала! А он не забыл – и, в Ленинграде оказавшись, к ним пришел, так и встретились! Поговорили культурно, сначала там, на набережной, затем в кафе зашли – вот вы, товарищ, нам мороженое и поставьте! Вот ведь судьба – был мирный человек, учитель, даже не в самом Тамбове, а где-то южнее, лермонтовские места. Перед финской его призвали, грамотный-образованный, интегралы с логарифмами знаешь – в артиллерию, и сразу младшим лейтенантом. Теперь вот – генерал-майор, Герой, войну в Маньчжурии закончил, демобилизоваться хотел, не отпускают! Он тоже удивился, что я повоевать успела (понятно, что всего я не рассказывала, лишь про партизанский отряд «Мстители» и убитых фрицев – ну а теперь, не Смелкова, а Лазарева, по партийной линии служу). А Лючия больше слушала и, представляясь, назвала не свою фамилию, а лишь имя, «Люся». Но тоже замужем, и мужу своему верна – так что простите, товарищ генерал, никакого легкомыслия!
А после у нашего знакомого оказался еще и «газик» с шофером. И он любезно подвез нас до «Астории». Ой, как волосы трепало, от ветра и езды, мы даже попросили остановиться и брезентовый верх поднять, а то на косматых баб-яг стали похожи! Возле гостиницы увидели столпотворение, и стоят несколько машин с номерами от Большого дома с Литейного. Тут же Прохоров бегает – нас увидев, навстречу бросился:
– Товарищ Лазарева, товарищ Смоленцева, слава богу, тьфу, партии, живые! Да что случилось-то?
Оказывается, наше исчезновение не просто обнаружили. А как мы ушли, позвонил Пономаренко – и тут оказалось, что нас нет, и началось такое! Бедный Прохоров со своими орлами, подняв ленинградских товарищей, кинулись нас искать. Опросом постовых милиционеров, и уличных ларечников, и просто прохожих – проследили нас до Мытнинской набрежной, а дальше потеряли. И тут наши шляпки в воде – ну отчего сразу панику разводить, «убили, похитили»? Сейчас в Кронверкском канале водолазы ищут наши бездыханные тела, по всему городу подняты на ноги ГБ и милиция в поиске нас живых, а в доме на Литейном глотают валидол – потому что товарищ Берия тоже в курсе, и уже звонил туда, выражая свою обеспокоенность. Ну, слава богу, обошлось!
Самое страшное было в Москве, у Пантелеймона Кондратьевича. Вот умеет же человек, без ора и матюгов, такой разнос устроить! Хоть сквозь пол провались.
– Анна Петровна, что вы вытворяете?! Или вы, вместе с товарищем Смоленцевой, забыли, что являетесь секретоносителями уровня ОГВ?! Я что, должен вам напоминать, что вы находитесь под круглосуточной охраной?! Так каким местом вы думали, красавицы?! Вы понимаете, что я, получив известие о вашей пропаже, обязан был худшее предположить, что там и в органах измена, и вас просто решили убрать втихую? Киев забыли, кто там на врага работал? Решили, что Ленинград не Киев – так у Смоленцева спросите, как он в прошлом году в Самарканде чуть не угробился, вообразил, что ему море по колено, герой хренов! Мне с Лаврентием Палычем пришлось объясняться, а ему откат давать, что он ленинградским наобещал, уже спецгруппа была к срочному вылету в Ленинград готова – ладно, по бумагам проведем как учения по проверке системы охраны важных лиц, и выводы для кого-то будут резко отрицательные! Сколько нервов потратили, у скольких людей – да и Прохорова чуть под трибунал не подвели, кстати, втык ему будет неслабый! И вы что, думаете, у нас есть лишние люди и время, служебным расследованием заниматься, – а ведь пришлось, по всей форме, согласно инструкции, выяснять, не было ли у вас несанкционированных контактов с иностранцами, – слава богу, что кроме милиционера, двух студентов и товарища Цветаева с водителем, никого не установили! По городу прогуляться захотелось – да ради бога, гуляйте где хотите, коль время и возможность есть, но лишь как положено, с охраной! Запомните раз и навсегда – ваша жизнь и здоровье, особенно при исполнении, это государственное достояние, себе вы не принадлежите, не какие-то там поэтессы! Серьезных неприятностей захотели? Хорошо, для начала объявляю вам двоим замечание!
Кто не понял – система наказаний в нашей Конторе: замечание, предупреждение, расстрел. Да успокойся, Люся, про третье я за все годы не слышала, ну если только явно злонамеренно и с тяжкими последствиями. А если со следующим порученным делом справимся хорошо, так замечание и снимут. И нет, Люся, про Узбекистан ты у Юрочки своего сама расспросишь!
Хорошо хоть шляпки нам вернули. Правда, вид они имели, побывав в невской воде… но в ДИМе сказали, что сделают как новые! Мелочь, а приятно – вот нравится мне такой фасон, поля в ширину плеч, чуть вниз опущенные, и обязательно вуаль – как у дам ахматовского «серебряного века».
Расстрельные списки товарищ Сталин утвердил без изменений. Рекомендации для трибунала, с подписью И. Ст. – но вряд ли у судей будет иное мнение?
Окраина Шанхая. 26 июля 1950 г.
Во времена парусного флота было выражение – «зашанхаили». Когда после попойки в портовом кабаке ты просыпался в матросском кубрике совершенно незнакомого тебе судна, уже в открытом море, и зверского вида боцман с плеткой в руке разъяснял тебе твои обязанности. Или это ждало тебя после бокала вина, выпитого в веселом доме, – полагаете, клофелинщицы появились лишь в недавнее время? Или в темном переулке тебя ударят по башке тяжелым предметом, – а затем, в бессознательном состоянии доставят в порт и сдадут «своему» шкиперу. Такое могло быть в любом порту – в Европе этим славились лондонский Ист-Энд, Гамбург и Марсель, но в Шанхае особенно!
Время изменилось? Но когда идет война, то солдатам, да и офицерам тоже, надо снять напряжение и получить удовольствие, по своему вкусу. А в таком городе, как Шанхай – много заведений, самого разного плана, на любой достаток и вкус. Ну а что иные из их клиентов влипают в разные истории – так это риск, входящий в плату.
В затемненной комнате трое, азиатского вида. И еще один, привязанный к стулу. Раздетый до пояса – это тоже психологически ломает. Сдернуть мешок с головы, выдернуть кляп изо рта – и допрос начинается.
– Я американский офицер! Требую немедленно освободить меня – именем Соединенных Штатов!
Старший из китайцев поморщился и сделал знак рукой. Один из его помощников сноровисто заткнул пленнику рот, а второй сделал что-то, отчего американец задергался, пытаясь разорвать веревки.
– Стой, – сказал старший на почти правильном английском. – Будет обидно, если наш белый друг покинет нас, уйдя в небесный мир, прежде чем мы насладимся беседой. Сэр, мы знаем, кто вы – вопрос лишь, знаете ли вы достаточно, чтобы нас заинтересовать? Если нет, то, к нашему сожалению, вам очень не повезло. Я человек очень занятой, и мое время, которое сейчас уходит на вас, стоит дорого. Потому советую вам отвечать на вопросы быстро и точно – иначе Ван снова сделает вам больно. Вы согласны на сотрудничество – или предпочтете исчезнуть?
Американец закивал. Ван выдернул кляп.
– Итак, ваша фамилия, звание, часть?
– У вас мои документы. Послушайте, если вы из «триад», то мое правительство заплатит вам больше, чем кто бы то ни было! А-а-аа!!
– Лишние слова. Отвечайте на вопрос.
– Капитан Джордж Фламмери. Штурман 93-й эскадрильи метеоразведки.
– Куда летали?
– Шэнси. Коммунистическая зона.
– Летали бомбить наших братьев? – спросил один из тех, кто стоял за спиной пленного.
– Так вы комми? Нет, мы никогда не брали бомб! Только смотрели погоду над целью. А дальше штаб решал, и прилетали уже другие. Или не прилетали, если решали не бомбить. Послушайте, я всего лишь исполняю свою работу! Я ничего не имею против вашего председателя Мао! Нам приказывают, и мы летим.
Старший поморщился и снова сделал знак рукой. Американец заорал.
– Много слов. Отвечайте по делу. Ван, тебе замечание – не отвлекай нашего гостя. Продолжим. Ваша эскадрилья базируется здесь?
– Нет, мы сидим на Окинаве. А здесь сели дозаправиться. Последний раз крутились над целью дольше обычного, и командир решил домой не тянуть. Ну и развлечься, тут все-таки цивилизации побольше.
– Что у вас были за цели?
– Сиань. Уже третий раз над ней крутимся, и я знаю, что другие экипажи тоже. Но ни разу еще не бомбили! Просто какому-то чину в большом штабе, наверное, надо поставить отметку на карте! Так что мы не причинили никакого ущерба вашей стране!
– Вы ведете только метеоразведку?
– Только ее! Для разведки целей есть особые эскадрильи, с фотоаппаратурой. И лаборатория на борту, пленку в полете проявляют. А у нас весь бомбоотсек метеозондами забит – ну это такие штуки, их бросаешь и смотришь, куда его ветер понесет.
– Вы летали только над Сианью?
– Последнюю неделю да. Ну еще окрестности ее, миль на сто. Послушайте, я всего лишь исполнял приказ!
Старший задавал еще вопросы. Кто командир вашей эскадрильи, ее эмблемы, имена. Куда еще летали? Кто еще базируется на вашем аэродроме? И тому подобное.
Затем кивнул – и один из подручных набросил удавку американцу на шею. Хрип, тело обмякло. Может быть, ты, Джордж Фламмери, был и неплохим парнем, но тебе сильно не повезло, оказаться не в том месте и не в то время!
– В воду, и нехай ихняя Эм-Пи его вылавливает, если ей охота, – сказал старший по-русски, – а сведения подтверждаются, так что придется тебе, Ваня, выходить в эфир. Ой, чую, эта возня вокруг Сиани неспроста!
– Хотят как Токио и Хиросиму, товарищ Фэнь? – спросил один из молодых.
– Хуже, Ваня, – ответил старший, – и помоги мне Конфуций, если я ошибаюсь!
Тело капитана Фламмери выловят из реки через три дня. Военная полиция начнет следствие, но трупами в Шанхае никого не удивить. Убийц так и не найдут.