Велась активная партийно-политическая работа. Упор делался на враждебную классовую сущность американской марионетки Чан Кай Ши, ведущего по существу антикитайскую политику. Про Мао же говорилось, что он, конечно, коммунист, но с отклонениями, например, не признает интернационализма, неохотно принимал нашу помощь, хочет все построить сам, свой, национальный социализм – у наших военнослужащих эти слова сразу вызывали настороженность, «нацсоциализм, это как у Гитлера?». Не настолько – но вот он считает, что товарищи корейцы и маньчжуры ниже, чем китайцы. И что часть нашей, советской земли – принадлежит Китаю. Так что возможно, придется и его вразумлять, хотя и не хотелось бы!
Гоминьдановская армия не казалась нам сильным противником, несмотря на численность и материально-техническую помощь от США. Боеспособность чанкайшистских войск была очень сильно снижена из-за полуфеодального характера китайского государства, где каждый генерал вел себя как независимый барон. К этому добавлялись тотальная коррупция, воровство, разложение в собственно китайских тылах, дезертирство, низкая мотивация и боевой дух масс – все как у наших «белых» в конце нашей Гражданской. И крайне низкий уровень образования и технической грамотности, общий для Китая – отчего укомплектовать технические рода войск, как танкистов, артиллеристов, связистов, авиацию, требуемым числом личного состава было практически невозможно. Кроме того, если у нас «благородия» все же умели драться, имея за плечами опыт германской войны, – то офицеры и генералы Чан Кай Ши имели квалификацию в лучшем случае на нижнем уровне Японской Императорской Армии времен Халхин-Гола, а в худшем просто купили чин за деньги.
Группировка китайских войск, расположенная в пограничной с нами территории, насчитывала свыше ста дивизий. Однако, как я уже сказал, среди них не было ни одной танковой, хотя так называемая «гвардия» самого Чан Кай Ши, семь дивизий из состава упомянутой группировки, не считая отдельных подразделений, была моторизована, и даже имела в составе каждой из дивизий по танковому батальону. Дислокация китайских войск в пограничной полосе была хорошо нам известна по разведданным, с учетом фактической прозрачности границы, через которую перемещалось местное население. К нашему удивлению, гоминьдановцы фактически не готовились к обороне, не строили укрепленных рубежей – патрули и колючая проволока обеспечивали лишь охрану границы от несанкционированных переходов гражданских лиц. Главной же ошибкой китайских генералов было, что подавляющая часть войск их пограничной группировки располагалась гарнизонами, в деревнях и лагерях, на удалении не более чем от десяти до тридцати километров до границы, связь была исключительно проводная. То есть до значительной части гоминьдановцев вполне могла достать наша артиллерия с исходного рубежа – а остальные места сосредоточения противника попадали под удар штурмовой авиации (десять советских и шесть корейских полков на Ил-10), а затем подвергались атаке наших танковых частей.
Если с севера, как было сказано, Особый район непосредственно граничил с монгольской территорией, то с востока его от нашей зоны отрезал глубоко вдающийся на север «аппендикс», с городом Тайюбань – главной базой гоминьдановцев на этом участке фронта, проходившего дальше к западу по реке Хуанхэ. Для захвата этого важного пункта был выделен целый корпус – одна советская и две корейские горнострелковые дивизии. К югу лежал Кайфын, важный транспортный узел, через который шло снабжение южного участка фронта чанкайшистов против Особого района – он был целью для нашей сильной танковой группировки, включающей в себя упомянутую 1-ю корейскую танковую дивизию и приданные ей в оперативное подчинение две корейские стрелковые дивизии, посаженные на машины. Планом предусматривалось буквально на вторые сутки переместить часть авиации вперед, на захваченные китайские аэродромы (выделялись батальоны аэродромного обслуживания и охраны, части ПВО, необходимое снабжение и транспорт).
Чтобы не тревожить противника, танковые соединения должны быть выдвинуты на исходные рубежи вблизи линии фронта за сутки до начала наступления – будучи до того развернуты в тылу, на удалении до ста километров. Именно так, по опыту Отечественной войны, проходила подготовка к вводу в прорыв наших танковых армий.
25 августа 1950 г.
Восходит солнце над Сианем. Как все три тысячи лет, что стоит этот город в провинции Шэнси. В долине между гор, на реке Вэй, впадающую в Великую Желтую реку – Хуанхэ.
Председателю Мао тут не нравилось. То ли дело Яньань, почти в четырехстах километрах к северу – как пещерная крепость в горах! Здесь же слишком все открыто и не защищено. Но положение обязывает – что было приемлемым для главы Особого района, то не подойдет для правителя всего Китая! Пусть пока лишь в будущем, – но намерение надо обозначить уже сейчас! Чтоб не считали ровней всяким царькам-милитаристам!
Был ли Мао Цзе-дун коммунистом – или всего лишь восточным деспотом с «красной» окраской? А разве великие императоры, правящие Китаем века, – не были в то же время истинными конфуцианцами? И по большому счету Конфуций тоже был революционером – всю жизнь проповедовал, как правители и народ должны себя вести по отношению друг к другу, а когда очередной правитель решал, что пора уже укоротить мудреца на голову, успевал сбежать к соседу, благо та эпоха носила название Семи Царств. Но если конфуцианская вера и определяемая ею политика была разной у всех династий, – то отчего коммунизм китайский и русский должны совпадать? И не воплощением же Конфуция себя объявить – вождь революционного пролетариата и крестьянства больше к эпохе подходит. И если нет в Китае революционного класса – значит, его надо создать. Чего не желали понимать эти городские теоретики, Ван Мин и Гао Ган!
Это Чан и всякая милитаристская мелочь – царьки. Потому что за душой у них нет ничего, кроме собственной мошны. А он, Мао, сумел дать крестьянскому классу Идею! Верно, что и в Особом районе над крестьянами были помещики – для удобства сбора налогов, не к каждому же мелкому хозяину с военным отрядом приходить? И налоги были больше, чем в остальных провинциях. Но зато «красный помещик», будучи по существу управляющим, а не владельцем, не имел права по своей воле согнать крестьянина с земли, не мог отнять у него всё. А крестьянин мог уйти из деревни и стать сначала бойцом НОАК, а затем партийным функционером. И эти функционеры были равны с крестьянами перед революционным законом – пожалуй, у них было даже больше шансов быть расстрелянными «за неправильные взгляды». Вот отчего народ (и не только в Особом районе!) шел за коммунистами. А число перебежчиков из воинства Чан Кай Ши в НОАК намного превышало движение в обратную сторону. Ну а жестокость, даже по отношению к своим соратникам, это неизбежный атрибут китайской власти, проверенный тысячелетиями: недостаточно жестокие правители – долго не жили!
Кто главный враг сейчас? Чан Кай Ши не вызывал уже у Мао интереса – как политический труп. Японцы поднимутся нескоро, американцы далеко, все прочие белые дьяволы из Европы очень сильно ослаблены. А вот русские, волей судьбы ближний сосед, оказались неожиданно сильны – и опасны, не только мощью своих войск!
Так устроена жизнь – пока дети не выросли, они живут в родительском доме, послушные воле главы семьи. Возмужав, они требуют себе долю от семейного надела и строят свой дом. Единство Китая все века держалось на сильной центральной власти – когда же она слабела, провинции разбегались в стороны в мятежах. Именно потому плавания Чхэн Хэ остались эпизодом – в заморской колонизации не было смысла, если даже британцы так потеряли свои американские колонии? А вот у русских все было иначе – Мао не понимал, отчего даже вольные ватаги беглецов в Сибирь от гнета московского царя, осев на новых землях и обложив данью местное население, вместо того чтобы отложиться, слали царю собранный ясак с просьбой включить эти земли в состав государства Московского и прислать воеводу с ратными людьми? И если эти русские сейчас, нагло захватив Маньчжурию, явно не собираются оттуда уходить, и даже Пекин под вопросом, отдадут ли – то, что они сделают с Китаем дальше?
И это – вопрос выживания китайского народа! То, что советские не убивают китайцев, а всего лишь сгибают под себя, еще страшнее! Этого не понимает Гао Ган, в ненависти к Чану ставший русской марионеткой. Но это отчетливо видит он, Вождь Мао! И неважно, что русские пока что сильны, а Китай слаб. Главное, что он, Мао, сделал свой выбор и видит, куда ему вести свой народ!
Так что Сиань, древнейшая столица Китая в течение Тринадцати Династий, где сидел сам Великий Император Цинь Ши Хуанди, была достойным местом для правителя! В войну город бомбили японцы, здесь прокатились и сражения Смуты, но сохранилось еще много строений, помнящих древних императоров: величественные городские стены с башнями и воротами, Большая пагода диких гусей, Малая пагода диких гусей, Большая Мечеть в мусульманском квартале, Колокольная и Барабанная башни – с которых подавались сигналы жителям, утром вставать и приступать к работе, вечером расходиться по домам и запирать двери. Народ любит пышность – как и жестокость. Подобно тому, как на главной площади собирались толпы, посмотреть на зрелища – выступления циркачей и публичные казни.
Размышления Мао прервали сигналы тревоги – удары железной палкой по подвешенному рельсу. Высоко в небе появилась маленькая точка, оставляя за собой след, – летел самолет. Со времен японских бомбежек жители Сиани не забывали о воздушной угрозе, защищаясь самым простым и доступным способом – по сигналу прятались в подвалах и погребах. Хотя многие продолжали заниматься своими делами – ведь гоминьдановцы Сиань не бомбили? Однако в последние дни над городом часто замечали чужие самолеты, и кто-то вспоминал, что американцы сделали с Токио и Хиросимой. Им возражали, а за что янки быть злыми на нас, мы ведь их не трогали, как японцы в Перл-Харборе? Да, мы воюем с Гоминьданом, который вроде как их союзник, – но ведь в войну с Японией американцы прилетали и к нам, и даже привозили свои дары!