В 4.00 27 августа вверенные мне войска начали утвержденный в Москве план «Северный ветер» (второй вариант из вышеизложенных). Поскольку американских частей вблизи границы не было замечено, и жизненно важным было сохранить части 10-й НОАК максимально свежими для действий в оперативной глубине, то для прорыва обороны противника мной были привлечены советские дивизии, а на направлении главного удара – и 6-я гвардейская танковая армия, быстро взломавшая китайскую оборону и вышедшая на оперативный простор. Ее командующий генерал-полковник Краченко с большим неудовольствием воспринял мой приказ выходить из сражения, отданный в 15.00.
– Мы их как паршивых овец гнали! Потратили меньше четверти заправки и едва половину боекомплекта. А потерь считай, что и нет – эти «бело-желтые» драться совсем не умеют, разбегаются! Хотя базук у них, как у немцев фаустов, было, так автоматчики их неиспользованных насобирали, как дров.
Противник оказывал лишь пассивное сопротивление, в отдельных местах успев занять оборону (обычно в казармах, в местах своей дислокации). Что эффективно подавлялось ударами штурмовой авиации и артиллерийским огнем. Ответного огня китайцы почти не вели, организованных контратак не предпринимали. Вражеская авиация появилась над полем боя лишь с полудня, «тандерболты» пытались атаковать наши войска, но были отражены с большими потерями, нашим прикрытием на Миг-15, наводимым по сигналам радаров ПВО. Реактивных самолетов у противника замечено не было.
К вечеру 27 августа стало ясно, что северной группировки войск Гоминьдана больше не существует. Уцелевшие китайские солдаты или целыми толпами сдавались в плен, или пытались укрыться среди населения, или без всякого порядка бежали на юг, к переправам через Хуанхэ. Но шансов у них не было – наши моторизованные передовые отряды, стремящиеся к той же цели, неминуемо должны были опередить беглецов.
Командующий китайской группировкой, генерал Чжан Вэйдун, был взят в плен вместе со своим штабом. И лишь на допросе выяснилось, что, опасаясь высочайшего гнева, он поступил, как французский генерал Жорж в 1940 году, из страха наказания не доложивший Гамелену о прорыве танковой группы Клейста в Арденнах, надеясь, что дивизии, попавшие под удар, как-нибудь справятся своими силами. То есть достоверной оперативной информации о случившемся на северном фронте ни штаб Чан Кай Ши, ни его американские хозяева еще не имели!
На нашем правом фланге корейский горнострелковый корпус успешно вел наступление на Тайюбань. В центре 1-я танковая дивизия, выйдя на оперативный простор, быстро двигалась на юг.
Неизвестным фактором оставалось поведение американцев. Которые (как и вышестоящие китайские штабы) в первый день получали большую часть информации из радиоперехватов и опроса беглецов с поля боя.
Днем 28 августа передовые части Маньчжурского добровольческого корпуса вышли на берег Хуанхэ. К вечеру, после наведения понтонных переправ, был захвачен плацдарм на правом берегу.
29 августа 1-я танковая дивизия КНА ворвалась в Син-сянь, перерезав основную коммуникацию снабжения американской ударной группировки.
Был взят Тайюбань, после чего гоминьдановские войска на северном фланге своего фронта против Особого района оказались в безнадежном положении. Особенно те их них, кто успел переправиться через Хуанхэ (в этом месте текущую с севера на юг). Белокитайцы массово сдавались в плен, целыми ротами и батальонами. Некоторые части, перебив контрреволюционно настроенных офицеров, поднимали красные флаги и переходили на нашу сторону.
Американская 82-я десантная дивизия захватила Яньань, но положение ее было незавидным, из-за недостатка боеприпасов. И отсутствия надежды на быстрое соединение с наступающей армией чанкайшистов, как предполагалось по плану.
Днем 29 августа над переправами через Хуанхэ появились крупные силы американской авиации – пока еще поршневые, В-26 в сопровождении «мустангов» и «тандерболтов». Их снова встретили реактивные «Миги», было большое сражение, после которого мне доложили о более чем шестидесяти сбитых американских самолетах, еще два десятка сбили зенитчики. После чего американская тактическая авиация не рисковала появляться в нашей зоне днем.
29 августа Макартур заявил о своей готовности «гнать мировой коммунизм от Тихого океана до Москвы» и «сделать то, что не удалось Гитлеру». Прямо сказав, что США не остановятся перед применением «самого разрушительного оружия, которым располагают».
Радиопереговоры, Шанхай – Вашингтон.
Защищенный канал связи Армии США
– Босс, тут Дуг такое учудил… Выступил с заявлением, где войну русским объявляет фактически! С ним журналисты, три десятка голов, и наши, и европейцы, и местные. Мне после всех изолировать – кроме Дуга, конечно?
– Ничего не предпринимайте. Только решительно пресекайте, если он реально прикажет русских бомбить. Без нашей санкции.
Через несколько минут.
Телефонный разговор, предыдущий собеседник из Вашингтона и госсекретарь Дж. Ф. Даллес
– Докладываю, сэр, что генерал Макартур, выехав в войска, снова взбрыкнул. Сделал перед журналистами очень резкое заявление в адрес СССР, которое может быть даже истолковано как приказ начать боевые действия. Мною указано, если он станет отдавать конкретные распоряжения, решительно пресекать. Но желательно, чтобы и кто-то от нас позвонил и разъяснил этому сумасшедшему пагубность его излишнего старания. Что до общих слов, то согласно вашей инструкции, они вполне подходят под «фактор возмущения»?
– Вы поступили правильно. Следите за ситуацией и держите меня в курсе.
Генерал-майор Цветаев Максим Петрович.
Северо-восточный Китай. 27–30 августа 1950 г.
Никогда больше – начало войны, падающие бомбы не застанут нас спящими в казармах, как 22 июня.
И никогда больше не будет, чтоб танковая часть, совершив марш, оставила половину машин поломавшимися на дороге, как в том же сорок первом.
Эти требования стали ключевыми в Советской Армии на много лет после войны. А там, где командовал Жуков, вдвойне! Часто проводились учебные тревоги, и горе тому, кто замешкается с выступлением из лагеря или военного городка. Командиры объявлялись условно убитыми и получали реальные взыскания. Горе тому, у кого на марше отставали танки – тут доставалось технарям, а если причина была в отсутствии запчастей, то и тыловикам. Ну а кого били в Москве, в ГАБТУ[31], если наши заявки не удовлетворялись, то мне неведомо. С учетом резко возросшей нагрузки на технику во время боевой подготовки – можете представить, чем были заняты экипажи в свободное от маневров время. Причем ворчали наши – корейцы принимали беспрекословно. Однако создавалось ненормальное положение с отдыхом – люди иногда буквально спали на ходу.
– А корейцы терпят и даже гордятся – у них большим человеком считается тот, кто умеет чинить и обслуживать технику!
И с зимы пятидесятого приказом Жукова были созданы технические роты, по аналогии с немецкими авиатехническими подразделениями времён нашей войны с Японией, прозванные корейскими. Костяк этих подразделений составляли наши офицеры и сверхсрочники, а рядовых прикомандировывали из КНА. Корейцы поначалу были «подай-принеси-дерни-натяни», но быстро учились. А главное – экипажи танков, по крайней мере в пунктах постоянной дислокации, были избавлены от рутинной и тяжелой работы по обслуживанию и ремонту. В походе, разумеется, чиниться приходилось самим. Помня, что в армии смысл не в отсутствии ЧП. А в том, чтобы оперативно устранить последствия и искренне доложить – товарищ командующий, за прошедший срок происшествий не случилось!
И когда нам объявили, что вот она, война – кое-кто, замордованный боевой подготовкой, даже с облегчением вздохнул. Война, она многое спишет – главное, чтобы в итоге победа была.
Мы пересекли фронт в маршевых колоннах, даже пострелять нигде не пришлось. У нас была своя задача – как на востоке, Шестая гвардейская шла на Циндао, так мы должны были совершить глубокий прорыв в тылы китайцев. Пройти триста километров за три дня – такого даже во время Висло-Одерской не бывало! Но и противник у нас на этом этапе был, не немцы! В приграничной полосе по нам не было сделано ни единого выстрела – зато мы (уже в первый день войны!) наблюдали многочисленные колонны пленных, тянущиеся в наш тыл. И видели, что осталось от китайского полка прямо в своем расположении, а не на позициях, попавшего под массированный огонь РС. Чем чанкайшисты думали, разместив войска без всяких укрытий так близко от границы – пусть теперь на небесах своему богу Конфуцию рассказывают! А нам их глупость лишь в помощь – скорее вперед!
Дождило. Дороги тут получше, чем в среднерусском Нечерноземье в распутицу, когда танк садится в грязь по башню – земля потверже. Так что даже легче, что тучи – авиация не налетит. Здесь, возле фронта, наши прикроют, а за триста километров в глубине? Танки, самоходки, тягачи с гаубицами на прицепе, шли по дороге уверенно, да и колесные машины не сильно от них отставали. Грузовики были частью еще ленд-лизовские «студеры», «интеры», «джи-эм», частью наши новые Зис-151, на вид похожи, только по задним колесам и отличишь, у американцев сдвоенные на осях, у наших одинарные и большего размера[32]. Причем у наших скорость и проходимость были даже лучше! Труднее было приданной корейской стрелковой дивизии, посаженной на автотранспорт, мобилизованный из народного хозяйства.
Нелетная погода. Помню китайский аэродром, бывший первой нашей целью, к этому времени мы уже оторвались от пехоты, прорывавшей фронт, больше чем на шестьдесят километров. Самое лучшее ПВО это наши танки на вражеском аэродроме – говорю истинно, поскольку взяли мы китайцев со спущенными штанами, там какая-то суета поднялась, лишь когда нас увидели, ну и что могут сделать несколько 20-мм зениток против Т-54? Взлететь никто и не пытался, техсостав сдался организованно, и сами выдали нам своих уже связанных офицеров, «это те, кто за Чан Кай Ши», ну а все прочие тут всегда сочувствовали идее коммунизма, тьфу! Самолеты стояли на краю поля, в полной исправности, больше двадцати «мустангов», но с китайскими опознавательными знаками, двенадцатилучевая белая звезда на синем круге, и хвост в сине-белую полосу. Наверное, теперь на народно-китайские перекрасят, красная звезда, как у нас, но еще в красном кольце, и хвост в красно-белую полосу, у корейцев кольцо вокруг звезды синее, у маньчжур желтое – мы учили, чтобы наших в воздухе отличать. А еще вернее, согласно плану, что сядут на этот аэродром реактивные «Миги», которые должны нас прикрывать! По радио доложили, получили «добро», рота корейцев осталась ждать, когда наш БАО с охраной на смену прибудет. И дальше вперед!