— Но ведь это глупо! — восклицает Фернен. — Запрещать то, что востребовано, то, что необходимо. Сколько можно заниматься формализмом? Ведь ясно как день, что мир изменился, и люди больше не покупаются на то, что когда-то казалось очевидным. Все устали от нравоучений. Желание независимости толкнуло человека на поиски своего «я», а такие устремления, как известно, всегда кончаются индивидуализмом и эгоизмом.
— Которые, в свою очередь, зачастую приводят к чрезмерно завышенной самооценке, — вставляю я, видя, что собеседника прорвало и понесло. Господи, зачем я сюда припёрся? Похоже, Фернену попросту надо выговориться, и я попал под раздачу.
— Потребность в самостоятельности нельзя отделить от желания власти — это два конца одной прямой, — говорит Фернен. — Никто не хочет подчиняться, все хотят повелевать. Это потребность духа. Человечество находится на гране истерики, оно должно выродиться, чтобы прийти в себя, и чтобы выздоровление было полным, оно должно выродиться окончательно! — Фернен достаёт из кармана носовой платок и вытирает проступившую на лбу испарину. Похоже, пламенная речь далась ему нелегко.
— То, что мир болен — мысль не новая, — замечаю я.
— Вы правы, но заболевание может длиться очень долго, прежде чем наступит кризис, а поставить диагноз вовсе не значит излечить.
— Вы считаете, это происходит именно сейчас? Я имею в виду истерику и вырождение.
— Ну, разумеется!
— Почему?
— Попытка избавиться от того, что уже существует, и есть свидетельство несостоятельности современного миропорядка. Я имею в виду атаку на ваш бизнес, предпринятую на государственном уровне.
— Понятно.
— Это симптом глобального процесса. Цивилизация не может вечно совершенствоваться. Мы живём в век материи. Посмотрите, что нас окружает. Вещи, вещи и ещё раз вещи. Целое море предметов, большинство из которых существует вовсе не для пользы человека. Они создаются во имя прогресса и являются его символами. Единственное их назначение — устаревать. А главный признак совершенства — соответствие своему назначению. Например, черви являются шедевром эволюции, ибо у них есть всё, что необходимо (рот, кишечник, кровеносная и нервная системы), но нет ничего, что им не нужно (глаза, конечности, шея). Упрощение тоже может быть совершенством.
— Мсье Фернен, неужели вам хочется, чтобы человечество стало похоже на червя?
Француз морщится от такой примитивной формулировки.
— Вы говорите, исходя из предположения, что червь отвратителен, — отвечает он. — Однако данная предпосылка не объективна.
— Согласен. С точки зрения природы, червь совершенен. Вернее, был совершенен. До того, как течение эволюции на Земле кардинально изменилось. Видите ли, мсье Фернен, помимо так называемого естественного хода вещей существуют непредвиденные факторы. И они вступают в игру довольно часто, что, кстати, — как ни парадоксально — позволяет считать их частью естественного хода вещей.
Фернен несколько секунд смотрит на меня, переваривая услышанное. Я решаю воспользоваться паузой, чтобы закончить наскучившую мне дискуссию. Спасибо французу за то, что устроил мне перерыв, но и дальше слушать его высокопарное нытьё — благодарю покорно!
— Не думаю, что существование нашей фирмы имеет такое уж экзистенциальное значение, — говорю я. — Право, мсье Фернен, не волнуйтесь за нас. Что бы не случилось, мы не оставим своих клиентов на произвол судьбы и чёрного рынка.
— Боюсь, вам самим придётся стать его частью.
— Не частью. Сутью.
Фернен поднимает брови.
— Я вижу, вы не из тех, кто покоряется, мсье Кармин.
— Вы сами сказали: больше никто не хочет подчиняться.
— Это верно, только одного желания мало. Необходимо иметь силу.
— Вы сомневаетесь во мне, мсье Фернен?
Француз окидывает меня внимательным взглядом.
— Я надеюсь остаться вашим клиентом при любом раскладе, — говорит он вместо прямого ответа.
— Мы всегда работали на радость людям. Ничто не помешает нам продолжить эту славную традицию.
Фернен встаёт.
— Что ж… Простите за беспокойство — к тому же, как я убедился, напрасное. Если не возражаете, я порекомендую вашу фирму одному доброму знакомому. Не так давно я узнал, что он испытывает потребность в вашей продукции.
— Конечно, мсье Фернен. Но я надеюсь, вы помните, что мы не имеем дела с олигофренами?
Фернен поднимает брови.
— Вы имеете в виду моего знакомого? Разве я дал повод…?
— О, нет, ни в коем случае! — спохватываюсь я, осознав свою ошибку. — Просто при последней нашей встрече вы упомянули, что ваш друг интересуется носителями данного заболевания.
Фернен кивает.
— Понятно, — говорит он, направляясь к двери. — Нет, речь об ином моём знакомом. Маленькое недоразумение. Всего доброго.
Чёртов параноик! Припёрся только для того, чтобы изложить парочку своих вшивых мнений. Тоже мне философ. Энциклопедия задрипанных истин. Боится помереть и тешит себя мыслью, будто настал конец света.
Уходя из офиса, спрашиваю Милу, не забыла ли она про крыс.
— Нет, господин Кармин, — отвечает секретарша. — Вы уверены, что они вам нужны?
— На сто процентов.
— Хорошо. Как скажете.
Не знаю, существует ли Бог. Хорошо, если да. В конце концов, в мире столько всего, о чём мы и не подозреваем. Когда-то люди понятия не имели о существовании электричества, но это не значит, что его не было.
Иногда я думаю: если Бога нет, то откуда в нас тоска по раю? Можно, конечно, объяснить это стремлением вернуться в утробу, но я, например, не хочу снова оказаться во влажной темноте. Я мечтаю о… В самом деле, о чём? Никогда не думал об этом. Пределом моих фантазий было купить офис на последнем этаже небоскрёба. Во всяком случае, меня совершенно точно не интересуют зелёные кущи, лужайки и клумбы, среди которых разгуливают животные. Всё это можно получить, заплатив программистам.
Некоторые называют виртуальность раем. Я — нет. Моя дочь в больнице, сын в бегах, полиция скоро начнёт дышать мне в затылок, конкуренты наступают на пятки, радетели нравственности ненавидят — разве это похоже на тихий уголок, где можно, позабыв о проблемах, насладиться покоем?
В Киберграде есть церкви и храмы самых разных религий, но я сомневаюсь, что Великий Архитектор, какое бы имя он ни носил, заглядывает в виртуальность, чтобы послушать молитвы верующих. С другой стороны, может, для него и нет разницы, откуда к нему обращаются.
Будь Ева настоящей, я бы поставил за неё свечку, но она ведь только личина. И как бы ты ни погружался в виртуальную жизнь, полностью забыть о том, что происходящее — иллюзия, невозможно. Есть принципиальная разница между ней и действительностью, и заключена она в смерти. Смерть определяет истинное бытие. В Киберграде гибель временна и условна. Там всё поправимо. В реальной жизни конец окончателен.
Интересно, как долго Виктор намерен скрываться. Рано или поздно ему придётся объявиться. Если, конечно, он не купил себе новую личину, бросив прежнюю и оставив меня тем самым без сына. Впрочем, это маловероятно: люди обычно привязываются к своей виртуальной жизни и расстаются с ней крайне неохотно. Только страх мог заставить Виктор начать всё заново. Насколько он напуган? По идее, не слишком сильно, ведь наказание грозит ему только в Киберграде. С другой стороны, откуда мне знать, насколько сильно он погрузился в виртуальность?
Захожу в детскую проведать внука. Тристан — вот ведь имечко подобрали мои детишки — лежит в кроватке, а няня читает книгу, сидя в кресле. Ей лет сорок, и она похожа на какую-то актрису. При моём появлении няня встаёт.
— Всё в порядке? — я заглядываю в кроватку.
Малыш спит. Он бледен и худ, под кожей видны синие прожилки. Наверное, Тристан всё-таки симуляция: ну кому охота платить за виртуальность, чтобы валяться и ждать, пока тебя покормят или сменят подгузник?
— Да, господин Кармин, — отвечает няня бесцветным голосом.
Мила уверила меня, что наняла профессионала с многолетним опытом и блестящими рекомендациями.
— Кровотечение было?
— Пару раз.
— Вы справились?
Можно было и не спрашивать: ребёнок жив, значит, всё обошлось.
— Да, разумеется. У меня медицинское образование. Поэтому меня и выбрали на эту должность.
Мне остаётся лишь кивнуть.
— Из-за чего у ребёнка гемофилия? — неожиданно спрашивает няня.
Я бросаю на неё удивлённый взгляд: профессионалы не должны интересоваться подобными вещами.
— Не знаю. Наверное, таков выбор родителей.
— Обычно люди предпочитают иметь здоровых детей.
Резонное замечание, но мне нечего на него ответить.
— Я ещё зайду.
— Да, господин Кармин.
Няня садится в кресло и открывает книгу. Кажется, это «Волшебная гора» Томаса Манна. Когда-то я очень любил этот роман.
Оотаток дня можно посвятить «Алефу». С каждым днём работа продвигается всё лучше. Я ощущаю себя художником, чья работа близится к завершению, так что на холсте уже можно разобрать задуманное.
Ближе к вечеру раздается звонок извне. Это Стробов. Выхожу из Киберграда, чтобы поговорить с полковником.
— Алло. Чем могу? — я жду, что Стробов начнёт расспрашивать о том, как продвигается работа над «Алефом», и торопить, а потому мой тон, наверное, холодноват.
Но полковник заводит речь о другом.
— Нам удалось напасть на след Голема, — говорит он. — Кажется, мы знаем, где он скрывается.
— Правда? — я обрадован и удивлён одновременно. — И где же?
— Собственно, речь идёт лишь об одном из его клонов, — поясняет полковник. — Но мы рассчитываем, что он выведет нас на остальных. Должна же быть между ними какая-то связь.
— Если Голем не идиот, то вы её не обнаружите.
— Может быть, но проверить мы обязаны.
— Что ж, вперёд.
— Вам нужно с ним встретиться, — заявляет Стробов.
— То есть как? — к такому повороту я не был готов.
— Я предупреждал, что это может понадобиться.
— Помню, но зачем? Я уже близок к завершению своей работы, так что…