— Поговорите с ним, присмотритесь. Потом в игру вступят наши ребята и повяжут его. Вы ничем не рискуете.
Ну, конечно! Вешай лапшу на уши кому-нибудь другому.
— Уверены?
— Иначе не просил бы.
— Неужели? — я несколько секунд раздумываю. Кажется, выбора у меня нет. — Хорошо. Где и когда?
— Завтра в Киберграде. В шесть вечера на Площади Искусств. Знаете, где это?
— Естественно.
— Вашего проводника зовут Марк. Он покажет дорогу к убежищу клона Голема.
— А тот нас ждёт с распростёртыми объятиями?
— Нет, но он доверяет Марку.
— Почему?
— Так получилось.
— Вы захватили чью-то личину? — догадываюсь я.
— Позаимствовали.
— Ясно. Мне нужен новый персонаж. Я не собираюсь рисковать… основной личиной.
— Ваше право.
— Как проводник узнает меня?
— Вы обменяетесь паролями. Он скажет «Здесь очень мило, не правда ли?», а вы ответите «Есть места и получше». Запомнили?
— Да. Но фантазия у вас так себе, полковник.
— Это не моя.
— Тогда всё в порядке, — отвечаю я с усмешкой. — Между прочим, мне пришлось поистратиться, выполняя за вас вашу работу.
— Назовите номер счёта.
Я диктую восемь цифр.
— Реальный или виртуальный? — уточняет Стробов.
— Естественно, реальный, — отвечаю я.
— Почему-то я не сомневался, — полковник бросает трубку.
Не знаю, сколько безопасники намереваются перевести на мой счёт, но пусть только попробуют пожадничать. Будут сами «присматриваться» к своему ненаглядному Голему.
Глава 12
Я придвигаю интерком и несколько минут смотрю на розовую кнопку, отполированную тысячами моих прикосновений. В ней есть что-то откровенное, даже бесстыжее. Протягиваю руку и кладу кончик указательного пальца на слегка вогнутую пластмассу. Нажим — и раздаётся щелчок.
— Да, господин Кармин?
— Проверка связи.
— Зайти к вам?
— Нет, мне ничего не нужно.
Дверь распахивается, и на пороге я вижу Милу. Она выглядит странно. Дело в выражении лица — оно не приветливо-сосредоточенное, а сладострастное. Именно такое, какое бывает у секретарш в фильмах для взрослых.
Отпускаю кнопку интеркома. Я заинтригован. Неужели Мила вдруг решила попытать счастья с боссом? Почему-то от неё я такого не ожидал. С другой стороны, в тихом омуте черти водятся.
— Вы меня звали, господин Кармин? — тягуче произносит секретарша томным голосом.
Я словно оказался на съёмках порнографии. Это даже забавно.
— Нет, случайно нажал. Можешь возвращаться к своим обязанностям.
Однако Мила не желает этого делать. Она снова игнорирует мои слова. Откуда столько смелости? В душу мне закрадывается беспокойство: вдруг её личина взломана? Я слышал о существовании зомби-вируса, превращающего аватары в чужие марионетки. Быть может, Голем подобрался ко мне ближе, чем я думаю?
Медленно встаю из-за стола и делаю пару шагов в сторону, чтобы иметь место для манёвра. Расстёгиваю пуговицу пиджака. За сколько секунд я успею выхватить револьвер? Что припасла Мила? Они не могла пронести сюда ничего опасного — лишь у меня в офисе есть право регистрировать оружие, которое пропускают сканеры охранной системы. И в списках числится только «Кольт Питон», висящий у меня в подмышечной кобуре.
Вдруг я слышу чавкающий звук. Скосив глаза на стол, замечаю движение.
— Всё так быстро меняется, господин Кармин, — говорит Мила, делая шаг вперёд. Её руки начинают гладить обтянутые чёрной юбкой бёдра, поднимаются к талии, скользят по шёлку нежно-розовой блузки. — Сегодня вы один человек, а завтра — совсем другой. Мы все меняемся. Так стоит ли удивляться, что кто-то оказался чуть сложнее, чем вы думали?
Пальцы ловко достают пуговки из петель, и становится виден белый кружевной бюстгальтер. Он поддерживает два гладких полушария плоти, между которыми залегла узкая ложбинка.
Интерком, отрастив суставчатые ноги, передвигается по столу, а его розовая кнопка вытягивается и начинает раскачиваться, пока на конце образовавшегося стебелька не открывается глаз. Стеклянно-голубой и начисто лишённый ресниц. Он находит меня взглядом.
— Я знаю, вы хотите владеть мной, — говорит Мила, подходя ближе. Чувствуется запах её духов в стиле ретро. — Возьмите меня здесь. Сейчас. Прошу вас, господин Кармин. Трахните меня на этом дизайнерском столе.
В её голосе нет восклицательных ноток, она говорит ровным томным голосом. Я сую руку под пиджак и с внезапным ужасом обнаруживаю, что пистолета нет!
Накрашенные алой помадой губы Милы растягиваются в удовлетворённой ухмылке.
— Только одно оружие понадобится вам сейчас, господин Кармин, — говорит она, протягивая руки, и неожиданно сильные пальцы впиваются в мои плечи.
Я пытаюсь вырваться, но секретарша держит крепко. Её глаза приближаются, и становится видно, что по красивому лицу идёт вертикальная трещина. Постепенно она становится шире — словно кто-то раздвигает левую и правую стороны Милиной головы. Глаза разъезжаются, и из образовавшегося разъёма с влажным звуком вываливаются длинные тонкие щупальца.
Извиваясь, они ощупывают моё лицо. Чувство такое, словно я окунулся в бочку с червями. Хочется кричать, но губы отказываются повиноваться, а нижнюю челюсть свело судорогой.
Красно-розовые отростки оплетают мою голову, норовят забраться в уши и ноздри. Запах старых духов становится нестерпимым.
— Так больше жить нельзя, — механическим голосом сообщает со стола интерком. — Трахни её. Трахни её.
Рывком сажусь в постели, весь в холодном поту. Сердце вот-вот выпрыгнет из груди, кожа на лице горит.
Сон! Всего лишь сон, чёрт бы его побрал!
С облегчением ложусь обратно на подушку. В темноте глаза различают идущую через потолок трещину. Надо будет её заделать. А лучше — переехать, пока дом не рухнул.
Закрываю глаза в надежде, что на этот раз увижу что-нибудь получше. Впрочем, всем известно, что прерванный сон невозможно досмотреть. И слава Богу.
Была зима, и падал снег. В последние годы мы видели его редко, так что это стало событием. Мы пытались лепить снеговиков, но они рассыпались. Из-под белого слоя просвечивали асфальт и земля.
Зима выдалась холодной и ветреной. Температура не поднималась выше «минус двадцати» почти две недели подряд. При этом иногда падала до «минус двадцати пяти — двадцати семи». Люди ползали как сонные мухи. Руки и ноги затекали, глаза закрывались.
Мария всё время беспокоилась, чтобы дети не простудились. Мы перенесли кроватки в свою комнату и поставили рядом с обогревателем. Маленький островок счастья, заснувший в преддверии весны. Четыре тела, ощущающие тепло друг друга через…
Хотя нет, я что-то путаю. Холодная зима была в реальности, а там детей мы так и не завели. Дети — это из виртуальности. Из моей другой жизни. Надо же, какие шутки с воспоминаниями порой выкидывает подсознание.
Но, так или иначе, суть остаётся неизменной: мы были семьёй, а эта чёртова дура всё испортила! Я ненавижу её. Не перманентно, нет. Однако иногда неожиданно наступает момент, когда это чувство накрывает меня, овладевая душой и телом. В такие минуты я даже чувствую тошноту. Ненависть, как и любовь, — не просто эмоциональное состояние, это ещё и физическое ощущение.
Как-то мы гуляли по парку и набрели на голубей, облепивших люк, из которого шёл пар. Настоящих птиц, небольшая популяция которых сохранилась в городе.
— Смотри, — сказала Мария, — они греются, — и сильнее прижалась ко мне.
Когда я вспоминаю этот случай, то ненавижу её сильнее всего.
Сегодня я звонил в больницу. Мне сказали, что Ева не пришла в сознание, однако состояние её стабилизировалось.
От Виктора нет никаких вестей. Однако я слышал, как сегодня Фёдор разговаривал с кем-то по телефону шёпотом. Думаю, он поддерживает с гадёнышем связь. Привязанность к отпрыскам похвальна, однако я бы предпочёл, чтобы дворецкий хранил верность, прежде всего, мне.
Утром снова приходили полицейские, и на этот раз я встретился с ними и объяснил, что Ева уронила на себя скульптуру, из-за чего и получила травму. Но было заметно, что детективы мне не поверили. Тем не менее, они ушли, выразив недовольство тем, что нигде не могут найти моего сына. Я предложил им объявить его в розыск и выразил всяческую готовность посодействовать, но они отвечали туманно. Ещё бы, ведь я заявления о пропаже не подавал, а без этого у них пока нет оснований искать Виктора. Вот если б Ева сказала, что он её ударил, или нашлись свидетели, обвинившие его в покушении — тогда другое дело.
Я вспоминаю разговор с полицейскими, когда Фёдор приносит мне на подносе письмо. Взглянув на штемпель, понимаю, что оно от Марны. Мне не нравится, что дворецкий видел его, но ничего не поделаешь. Отпустив Фёдора, разрываю конверт, достаю сложенный вдвое листок и читаю.
Марна сообщает, что намерена приехать и «всё мне объяснить». Надеюсь, она не собирается разыгрывать мелодрам. А то я могу испытать искушение отправить её вслед за папочкой. Благо, патронов у меня полно, а лес вокруг Киберграда большой — недостатка в уютных местах для могил нет.
Письмо отправлено четыре дня назад, так что сейчас она вполне может быть в пути. Надеюсь, она не завалится ко мне домой или на работу без предупреждения. Тем не менее, следует быть ко всему готовым.
Пожалуй, надо свозить её на то место, где я закопал останки её родителя — может получиться весьма забавно: дочь на могиле отца; при этом сама не знает, участницей какой трогательной сцены является. Возможно, я даже умудрюсь прослезиться. Впрочем, нет — лучше устроить там пикник. Заехать в «Bristolenium» и прикупить набор серебряной посуды — что-нибудь изящное и с шиком. К нему взять приборы (непременно с удлинённой ручкой) и полотняные салфетки. Потом посетить «Метвиль» — у них продаются замечательные корзины для пикников. Само собой, прихватить бутылку вина. Ну, а меню можно продумать позже.
Размышляя таким образом, я поднимаюсь наверх и захожу в комнату, где няня, похожая на киноактрису, чьё имя я не могу вспомнить, сидит с моим внуком.