— А, ну да, — глаза постепенно привыкают к свету, и становится ясно, что он не такой уж и яркий. — Так вы заманиваете сюда бабочек, чтобы наблюдать за ними?
— Это очень успокаивает, — Марк подходит к окну и, подняв шпингалет, распахивает створки.
Свежий ночной воздух, напитанный недавним дождём, врывается в комнату, вызывая среди бабочек новое волнение. Десяток насекомых вылетает в темноту и растворяется в ней.
— Я исполнил своё обещание? — спрашивает Марк, оборачиваясь.
— Насчёт бабочек — да, — отвечаю я, садясь на подоконник.
— Не беспокойтесь о Големе. Он ещё не скоро узнает про гибель девушки. Хотите сигарету? — Марк протягивает мне изящный золотой портсигар.
— Нет, спасибо.
— Как угодно.
Проводник втыкает между губами сигарету, щёлкает зажигалкой и глубоко затягивается.
— Звёзды, — говорит он, указывая за окно, — это души умерших. Они смотрят на нас — на тех, кто ещё не успел присоединиться к ним. В такие ночи древние приносили богам кровавые жертвы. Теперь это считается варварством.
— В наше время религия вообще не популярна.
— Как сказать. Для кого-то она — настоящее спасение. Смотрите, что он сделал с мухами, — Марк показывает в угол комнаты. — Теперь они вряд ли когда-нибудь зажужжат.
В темноте я замечаю небольшую пыльную паутину с пойманными в неё насекомыми.
— Чем не алтарь? — спрашивает Марк.
— Паук не поклоняется богам.
— Конечно, поклоняется. Каждым своим движением он утверждает миропорядок, установленный ими.
— Как и мы.
— Само собой.
— Но в любом случае, паук делает это неосознанно, потому что не верит в богов.
— А вы?
Марк смотрит на меня секунд пять. Не дождавшись ответа, он проходит на середину комнаты и, поплевав на пальцы, поворачивает лампу.
Свет гаснет. Я не вижу ничего, кроме оранжевого огонька тлеющей сигареты. Зато слышу шелест порхающих вокруг крыльев.
— Идёмте, — говорит Марк, направляясь к двери. — Теперь пора.
Город освещён миллионами острых звёзд, электрических фонарей, окон, вывесок и автомобильных фар.
В чёрно-синем небе молочными пузырями проплывают рекламные таблоиды. На улицах полно людей. Большинство выглядят нарядно, даже слишком. Жители Киберграда спешат получить удовольствие, насладиться жизнью — сделать то, что не успели в течение дня.
Машины, уставив в темноту напряжённые глаза, с утробным гудением пролетают мимо, похожие на возвращающихся в улей пчёл.
Мы давно покинули Площадь Семи Консулов и идём мимо похожих друг на друга типовых домов одного из новых районов Кибергарада. Здесь растут эвкалипты, липы и кипарисы, а также экзотические деревья, названия которых мне не известны. В виртуальности нет нужды учитывать климатические условия — значение имеет лишь желание дизайнера.
Пешеходы, идущие навстречу, пялятся на меня: это из-за того, что меня до сих пор покрывает кровь девушки. Надо бы зайти в общественный туалет и помыться, но, как на зло, ни один не попадается.
По мере того как улица сворачивает влево, из-за домов появляются два одинаковых, симметрично расположенных здания, выделяющиеся среди остальных высотой. Подобно пропилеям, они открывают вход в недостроенный туннель, связывающий центральную часть города с периферией, строящейся за чертой индустриальных зон и спальных районов.
Наш путь лежит через тоннель. Мы входим под круглые своды и окунаемся во мрак.
Когда-то предполагалось, что этот гигант соединит два берега, обеспечив пешеходам и транспорту кратчайший путь из одной части города в другую, но денег на завершение строительства не хватило, и проект закрыли. Мало кто рисковал воспользоваться услугами незаконченного «моста».
— Голем на другом берегу?
— Он появляется там, куда мы направляемся, с определённой периодичностью. Из-за моего приступа мы пропустили его первый приход — поэтому пришлось ждать. Здесь самый короткий путь. Если пойдём через тоннель, то успеем вовремя.
Мы шагаем в темноте. В своде есть несколько проломов, а кое-где он попросту не достроен, и через отверстия проникает лунный свет.
Неровный, едва покрытый асфальтом пол, потрескавшийся и мокрый от поднимающейся снизу сырости, позеленевшие потолки и стены, не убранные леса и металлический лом. По всему этому с шорохом и писком бегают крысы. Мы видим сотни этих тварей, не обращающих на нас ни малейшего внимания. Только одна, тёмно-серая и очень крупная, поворачивает в нашу сторону голову и, недовольно дёрнув носом, переводит взгляд на пролом в потолке.
Марк спотыкается, и ему едва удаётся удержать равновесие.
— Это ещё что такое?!
Мы опускаемся на корточки рядом с бесформенной тёмной кучей грязного тряпья, сваленного у стены, и Марк чиркает зажигалкой.
— Бродяга, — констатирует он. — Ну и вонь!
Я поднимаюсь и перешагиваю через вытянутые поперёк дороги ноги. Меня обдаёт запахом кала, пота и мочи. Где-то рядом пронзительно вскрикивает крыса.
— Здесь они его и съедят, — замечает Марк. — Обдерут последнюю прогнившую кожу и обглодают кости. Крысы всегда подчищают баги виртуальности.
— Думаю, это просто бот, — говорю я. — Или брошенная личина.
— В любом случае, раньше здесь этого не было, — отвечает Марк.
— Что может заставить человека стать бродягой в Киберграде?
Мой проводник пожимает плечами.
— Желание провести эксперимент?
Мы идём дальше и спустя полчаса выходим из тоннеля.
Прохладный воздух наполнен гарью.
— Неужели пожар? — Марк с силой втягивает воздух ноздрями. — По-моему, там, — он указывает на север, где небо отливает красным. — Нам по пути.
Мы идём, и запах гари усиливается. Из-за домов показываются чёрные клубы дыма. Они стелятся низко, над самым асфальтом. Заворачиваем за угол, и нас обдаёт волной горячего воздуха.
Горит пятиэтажный дом. Пламя вырывается из нижних окон и лижет стены. Напротив стоят три пожарные машины. Из присоединённых к ним брандспойтов упругими струями бьёт коричневая пена.
— Не подходить! — кричит нам пожарный, дежурящий возле заграждения. — В любой момент всё может рухнуть! — его взгляд останавливается на мне. — О, Боже, вы ранены?!
Я вспоминаю, что после стычки с девушкой покрыт кровью.
— Нет, — говорю я. — Просто… испачкался.
— Да? — в голосе пожарного звучит сомнение.
— Со мной всё в порядке, уверяю.
— Давно горит? — интересуется Марк, наблюдая за происходящим.
— Второй час, — отвечает пожарный. — Огонь пошёл по центру, лестничные пролёты с первого по третий этажи рухнули, подъезды завалило.
— Там есть люди? — спрашиваю я.
— Были. Мы не смогли их снять. Залили в верхние окна пену, но огонь шел по центру, и струя до него не доставала.
— За час они, конечно, поджарились, — говорит Марк.
— Думаю, раньше задохнулись.
— А из-за чего пожар? — спрашивает мой проводник.
Мне кажется, этот разговор нас задерживает, но я не хочу выдавать нетерпение.
— Скорее всего, газ взорвался, — отвечает пожарный, стряхивая с одежды хлопья порхающей вокруг сажи. — Пошла отсюда! — рявкает он на собаку, с ошалелым видом подбежавшую к ограждению.
— Идёмте, — говорит мне Марк.
Мы обходим ограждения и оставляем пожар за спиной. На ближайших улицах — толпы народа. Жильцы соседних домов вышли посмотреть на редкое зрелище. Я даже не помню, чтобы в Киберграде случались пожары. Неужели системный сбой? Или кто-то испытал новый вирус?
— Человек — единственное животное, не боящееся огня и использующее его, — говорит вдруг Марк. — И тем не менее, пожар — враг людям.
— Как и всё, не поддающееся контролю, — отвечаю я.
— Вовсе нет. Разве вы контролируете своё сердцебиение? А развитие плода в утробе?
— Вы правы. Я поторопился с сентенцией.
— Если пожар начинается в лесу, он не так уж плох. Погибают слабые, не способные убежать особи. Но в городе он несёт смерть всем.
— Закон эволюции к людям вообще давно неприменим.
— Неужели?
— Возьмём, для примера, войну.
— Давайте, — кивает Марк. Он выглядит заинтересованным.
— Можно ли считать, что на войне выживают сильнейшие и самые приспособленные особи?
— Разумеется, нет. Здоровые и молодые погибают первыми, а для размножения остаются негодные индивиды, которым удалось отсидеться в тылу. Вы об этом?
— Именно.
— Что ж, вы правы. Да и вообще, введённая ещё в двадцатом веке практика сохранения ненужных и слабых особей дала весьма сомнительные плоды.
— Такова цена толерантности.
Марк пожимает плечами.
— Я практик, — говорит он. — Теории меня раздражают.
— Честно говоря, мне не мешают люди с девиациями. Тем более, я большую часть времени провожу в виртуальности, а здесь…
— Знаю, человек может стать, кем захочет, — перебивает меня Марк. — Но не каждый. Умственно неполноценный не превратится в Киберграде в гения. Даже в среднестатистического человека.
— Но он едва ли повлияет на эволюцию.
— Кто знает.
Я вдруг понимаю, почему для Марка так болезненна эта тема. Дело в нарколепсии. Очевидно, он видит причину в наследственности.
— Во всём виноват прогресс, — говорит мой проводник спустя несколько секунд. — Люди решили, что незачем становиться лучше, если можно компенсировать недостатки машинами. И вся эта виртуальность — просто очередной семимильный шаг в вырождению.
— Марк, я конечно знаком с теориями, ставящими под сомнение позитивный смысл прогресса, — говорю я, когда он замолкает, — но чтобы рассматривать его как причину…
Неожиданно Марк хватает меня за рукав и, указывая в сторону пожарища, произносит громким шёпотом:
— Этот дом поджёг я! И тот, который вспыхнет через несколько минут, тоже загорится по моей воле. А кроме них, ещё пятнадцать зданий взорвутся сегодня ночью. Они погребут под своими обломками и поглотят в огне несколько десятков, а то и сотен человек, — Марк поворачивает ко мне лицо, и я вижу удивительно спокойные гл