пах, ассоциирующийся с тлением и разложением.
— Что это? — спрашиваю я, указывая на сосуд.
— Попробуй, — Марна протягивает руку, и чаша оказывается у меня под носом.
Запах просто нестерпимый, и я отступаю на пару шагов.
— Не бойся, — говорит Марна.
Её формы соблазнительны, а глаза сверкают, как сапфиры, вправленные в чашу.
К вонище примешиваются сладковатые нотки, но желания вдохнуть поглубже от этого не возникает.
В нерешительности перевожу взгляд на Марию, а затем на Голема. Он улыбается, глядя мне в глаза. Сейчас ренегат напоминает одну из тех тварей, что зарубил.
— Ты должен выбрать, — произносит он тихо, но, несмотря на гул бушующего вокруг пожара и не приспособленную для артикуляции пасть, слова звучат на удивление чётко.
Зелёные глаза Марны смотрят сквозь меня. По лицу блуждает отстранённая улыбка, огненные волосы развеваются подобно факелу и тянутся к огненному кольцу, словно желая слиться с ним.
Мария стоит, сжимая в руке кровоточащее сердце. Я смотрю на её ладонь и вдруг с удивлением понимаю, что в ней — огромная распустившаяся роза! Пальцы раскрываются, и бархатные лепестки летят на песок. Горячий воздух подхватывают их и увлекают в сторону пожара. По мере приближения к огню лепестки чернеют и, в конце концов, исчезают в языках пламени.
Колизей исчезает — как и доспехи Голема. Теперь он одет в смокинг. На правом лацкане — живая бабочка.
Огонь бушует по-прежнему, но теперь он вырывается из металлических сопел, окружающих нас.
Голем распахивает полы смокинга и извлекает из-за пазухи младенца с зелёными глазами. Ребёнок криво ухмылялся, глядя на меня.
— Возьми его, — приказывает ренегат Марне.
Продолжая держать чашу, та принимает младенца свободной рукой. Кровь из сердца, лежащего на ладони Марии, струится на мраморный пол, выложенный чёрными и белыми плитами.
Ребёнок протягивает к сосуду пухлые ручки и делает глоток. При виде это я чувствую подступающую к горлу тошноту.
— Ну, разве они не прелесть? — спрашивает Голем. — Только взгляни, как трогательно. Если встанешь рядом, получится святое семейство, — его губы растягиваются в ухмылке.
Марна начинает хихикать. Мария стоит молча, глядя в пол. Ребёнок с чавканьем продолжает пить из чаши. Голем хохочет.
Я в ужасе закрываю уши ладонями, чтобы не слышать этой какофонии.
Кажется, я проспал пару часов. Встаю и потягиваюсь, чтобы размяться. Спина немного затекла. Кошмар прервался в самый неприятный момент, чему я крайне рад.
Выхожу в приёмную. Мила поднимает на меня глаза.
— Уходите, господин Кармин?
— Да. Хочу вернуться домой к ужину.
— Всего доброго.
Она тоже уйдёт чуть позже — рабочий день близится к концу.
Спускаясь на лифте, вызываю Генриха. Откуда в моей голове берутся все эти ужасающие и причудливые видения? Как понять, только ли это сон, или Кибергард неизвестными мне способом вторгается в сознание?
Дома Фёдор встречает меня сообщением о том, что звонил Виктор.
— Что он хотел? — спрашиваю я.
— Поговорить с вами.
— О чём?
— Не знаю, господин Кармин. Едва я сказал, что вы на работе, Виктор повесил трубку.
— Даже не поговорил с тобой? Со своим наперсником?
— Нет, господин Кармин. Это-то меня и удивило, — дворецкий пару секунду молчит, прежде чем добавить: — Я вот думаю, не случилось ли чего.
— Брось, — отвечаю я. — Если бы у него возникли ещё какие-то проблемы, он бы уже прибежал. Подавай ужин через полчаса.
Фёдор задумчиво качает головой и отправляется на кухню, а я поднимаюсь к себе. Раздевшись, иду в душ. Мне кажется, что я сам покрыт песком и кровью, а вонь из золотой чаши пропитала одежду насквозь. Долго намыливаюсь и тру себя мочалкой, дважды промываю волосы.
Наконец, вытираюсь белым махровым полотенцем и одеваюсь к ужину: белая рубашка, серые брюки, льняные носки, домашние тапочки. Простенько и со вкусом. Терпеть не могу официоза, но и являться на людях абы в чём считаю неприемлемым.
Спустившись в столовую, обнаруживаю Марну сидящей за столом. На ней лёгкое сиреневое платье, волосы убраны и закреплены на затылке неброской заколкой с жемчужиной.
— Привет, — говорит она.
— Добрый вечер, — подхожу, чтобы её поцеловать.
— Ты сегодня рано.
— Да, — я сажусь за стол напротив неё. — Сейчас мало дел. Вернее, мало возможностей их вести.
— Почему?
— Кое-кто решил поприжать наш бизнес.
— Это серьёзно?
— Ещё как.
— Но ты справишься?
Пожимаю плечами.
— Стараюсь выжить.
— Надеюсь, всё обойдётся. А я сегодня была в диспансере, — Марна расправляет на коленях салфетку. — Навестила твоего внука. Купила ему мягкую игрушку.
Я недоумеваю: зачем ей понадобилось заниматься Тристаном? Этак она, пожалуй, ещё и с Виктором меня помирит. Предприимчивая какая.
— Что за игрушку?
— Козлика, — произнеся это слово, Марна по-детски улыбается. — А может, барашка. Я плохо разбираюсь в животных.
— Ну, мне кажется, их трудно спутать.
— Вовсе нет. Очень даже легко. Кстати, зачем тебе крысы?
Вопрос задан совсем даже некстати, но это не значит, что на него можно не отвечать. Сказать правду или выдумать банальную отговорку? На принятие решения — считанные секунды.
— Наверное, ты слышала, что бегство крыс с корабля означает, что он скоро пойдёт ко дну?
Марна кивает.
— Поэтому, — продолжаю я, — можно выделить зависимость: крысы бегут — корабль тонет. Если расценивать поведение грызунов как признак, остаётся только спускать на воду шлюпки. Но что, если перед нами взаимосвязь причинно-следственная? Тогда, исключив побег, можно предотвратить гибель корабля. Понимаешь?
Марна сосредоточенно хмурится. Кажется, эта мимика присуща только личине, у Зои я её не помню. Хотя мы не так уж много общались, прямо скажем.
— Поэтому ты держишь их в клетке? — спрашивает Марна.
Я киваю.
— Знаешь, что я об этом думаю?
— Нет. Скажи.
— По-моему, у тебя едет крыша.
— Это суждение профессионального психолога?
— Угу. Оно самое. Хотя психиатру на тебя тоже не мешало бы взглянуть.
— Ладно, как только разберусь с делами, обязательно навещу кого-нибудь из них.
Марна недоверчиво усмехается. Интересно, как у киборгов с чувством юмора. Никогда не задавался этим вопросом.
В столовую заходит Фёдор и, извинившись, докладывает, что пришёл старший лейтенант Лемарский.
— Он ждёт в коридоре, — добавляет дворецкий.
— Полицейский? — встревожено спрашивает Марна. — Что ему нужно?
— Это по делам фирмы, не беспокойся, — отвечаю я непринуждённо.
Визит Лемарского в присутствии Марны не очень-то удачен, я ведь не знаю, насколько близки были их отношения со Шпигелем в качестве дочери и отца. В любом случае, мне не хочется, чтобы девушка заподозрила меня в его убийстве.
— Фёдор, проводи его в гостиную, я сейчас приду.
Дворецкий кивает и выходит.
— У тебя точно всё в порядке?
Марна знает, что полиция виртуальности не приходит по пустякам.
— Это насчёт безопасности. Оставайся здесь, а когда закончишь ужин, поднимись к себе и надень лучшее платье.
— Зачем?
— Увидишь.
Бросив на стол салфетку с монограммой, я отправляюсь в гостиную.
Полицейский ждёт меня в кресле, зажав пальцами дымящуюся сигарету.
— Добрый вечер, — усаживаюсь напротив. — Не ждал вас. Что-нибудь выяснили?
— Не так много, как хотелось бы.
— Чудесный эвфемизм.
Старший лейтенант слегка кивает. У него с юмором точно порядок.
— Мне бы хотелось задать вам несколько вопросов, — Лемарский извлекает из кармана плаща блокнот и ручку, вечные атрибуты сыщика.
Боже, как он похож на киношного детектива! Интересно, нарочно кому-то подражает?
— Дело в том, что получается неувязка со временем, — поясняет полицейский. — Давайте разберёмся по порядку. Правильно ли я понял, что Август Шпигель сперва звонил вам домой? У нас есть распечатка с телефонной станции, поэтому мы знаем, что он звонил в этот особняк, и разговор длился около двух с половиной минут.
— Подходил мой дворецкий, — говорю я. — Тот, который открыл вам дверь. Он записал номер Шпигеля и отдал его мне. Когда я вернулся домой, то позвонил по нему и договорился о встрече.
— Вы пригласили Шпигеля к себе в офис?
— Конечно.
— Сегодня я разговаривал с вашей секретаршей — застал её в последний момент, она уже уходила — и она сказала, что в тот день вы отпустили её домой раньше.
Я киваю. Надо быть очень внимательным: в виртуальной полиции служат парни не промах. Этот тип вполне может загнать меня в угол. Что тогда я предприму? Сдамся? Убью его? Вместо Лемарского явится кто-нибудь другой.
— Можно узнать, почему? — спрашивает старший лейтенант.
— Предпочитаю не решать деловые вопросы дома — тем более, с посторонними, в общем-то, людьми.
Брови у Лемарского удивлённо приподнимаются.
— Я спрашиваю не об этом, господин Кармин. Мне хочется понять, зачем вы отпустили секретаршу.
Чёрт! Кажется, я ещё обдумывал предыдущий вопрос. Или я на него уже ответил?
— Не хотел, чтобы нам мешали.
— А секретарша могла вам помешать?
— Кто знает.
Похоже, мои ответы Лемарского не впечатляют. Впрочем, меня тоже. Надо взять себя в руки и выдать что-то более убедительное.
— Если бы вам понадобилось оформить какие-нибудь документы, разве не было бы её присутствие, скажем так, полезно? — спрашивает полицейский.
— Ну, это я мог бы сделать и сам.
— Зачем тогда держать секретаршу?
Лемарский явно вцепился в меня, как клещ, и не собирается отпускать. А я ещё и даю ему дополнительный повод для подозрений своими дурацкими ответами.
— Вы сказали, у вас неувязка со временем.
— Ответьте на мой вопрос, пожалуйста.
— Насчёт секретарши? Хорошо, только прошу вас не афишировать то, что я вам скажу, — принимаю сконфуженный вид. — Многие обрадовались бы, завладей они этой информацией.