Зачем шептать такое на ухо, когда на нас устремлены десятки любопытных глаз. Моё лицо красноречиво выдаёт весь спектр эмоций, вплоть до вспыхнувшей похоти в глазах.
Трясу коробкой, чтобы хоть немного отвлечься. Характерный звук позволяет понять, что внутри.
— Каштаны? Ммм… это же так вкусно, — прикусываю губу, сдерживая желание броситься ему на шею и расцеловать за милый сердцу подарок.
— Ещё джеропигу будешь?
— Хочу… — шепчу, не разрывая наши взгляды.
— А меня?
— И тебя хочу… — проговариваю одними губами, забывая об окружающих. Всё-таки это наш уикенд, наше первое романтическое свидание, наша притягивающая и неописуемая «химия», поэтому я отпускаю все ненужные мысли из головы и растворяюсь в нашем маленьком мире…
— Бессовестная ты ведьма, Софи, — доносится сквозь вату хриплое урчание и следом зубы Волка жалят мочку моего уха укусом. Обжигающим и распаляющим страсть в крови. — Идем? Купим свитера с оленями для рождественского ужина. Нужно следовать семейным традициям. Как считаешь?
— А рога в этот раз нам обойдутся подешевле?
— Хахаха… — его бархатный смех рассыпается мурашками по коже, — ты невыносимая заноза моя…
Алекс.
«Олени» нам обошлись наполовину дешевле рюкзаков, учитывая высокое качество стопроцентной овечьей шерсти, но и от этой суммы моя Ведьма превратилась в маков цвет. Помнится, кто-то вымогал ботфорты и стильную сумку от «Valentinо», а когда пришло время получать подарки — притихла, смущаясь, ещё больше разжигая азарт баловать её.
— Хочешь ещё ликёра?
Чищу запечённый плод от кожуры и скармливаю его Софии. Она с аппетитом съедает каштан, запивает его горячительным напитком и вкусно облизывается, призывно глядя в мои глаза.
— Нет, хочу съесть ещё одну вкусняшку, прокатиться на канатке и домой, греться у камина, — последнее произносит настолько вкрадчиво, что я прислушиваюсь к каждому её слову, окунаясь с головой в какие-то щемящие ощущения. Похоже я влип окончательно в то, что Гаур называет любовью. Иначе как объяснить состояние эйфории, в котором я сейчас пребываю рядом с ней. Выгляжу, наверняка, так же смешно и нелепо, как влюблённый в Елену Artemio.
— Греться будешь со мной?
— С тобой… — хрипло соглашается, обнимая меня за поясницу и притягивая к себе. Прохладные пальчики Софии ныряют под пояс джинсов, касаясь моей разгоряченной кожи. Вздрагиваю, вжимаясь в неё пахом. Отправляю коробочку с остатками каштанов на каменный выступ и обхватываю ладонями очаровательное лицо, неспециально пачкая сажей порозовевшие щёки.
— Теперь ты похожа на сказочную замарашку — растягиваю улыбку, наклоняясь к её сладким губам. Прижимаю Софию к башне, у которой мы развернули небольшой пикник и целую её с такой нежностью, с какой ещё никогда и никого не целовал. Шквал эмоций накрывает меня с головой, и я временно теряю связь с реальностью, вдыхая её, не в силах сдерживать страсть. Мы растворяемся друг в друге, неторопливо и тягуче скользя языками. До того крышесносное чувство, что кажется ещё миг, и наши тела затопит абсолютной негой. Стоны вне контроля и полоснувшие кожу царапины отрезвляют мой разум. Отрываюсь от неё. Оба делаем жадные вдохи, впуская в лёгкие такой необходимый прохладный воздух.
— Господи… — задыхаясь, произносит Софи. — Я и не подозревала о твоих захватывающих способностях. Так может целоваться только…
— Влюблённый мужчина? — заканчиваю её мысль, заходясь недолгим хриплым хохотом.
— Да! И можешь не притворяться, Волк, — девчонка наигранно фыркает, вытаскивая из меня очередной добродушный смех, а затем вгоняет ногти в кожу, затрагивая ими ягодицы. Соединяю наши лбы, внимательно всматриваясь в её осоловевшие и такие невинные глазки.
— Даёшь отчёт своим словам и действиям? Канатка может закончиться в любую секунду.
— Я тебя раскусила ещё вчера, Алекс. Можешь и дальше переводить темы и врать, но с каждым днём ты становишься… другим… таким…
Тяжело дыша, делает вынужденную паузу, додумывая речь.
— Каким? — спрашиваю, касаясь кончиком языка её губ. Медленно и неторопливо врываюсь в неё снова, чтобы в очередной агонии сорваться и прикусить мягкую плоть. Ведьма… Моя маленькая, горячая заноза…
— Наглым и невыносимым паршивцем… — выдыхает в лицо, как только я снова прихожу в себя.
— Может, пойдём домой? Я бы с удовольствием погрелся у камина…
— Наглым дровосекам там не место, — хохочет Софи, подныривая под руку и заключая меня в объятия со спины. Становится слишком уютно… От её дыхания в шею каждый волосок на теле встаёт дыбом. — Но я подумаю насчёт твоего предложения. После канатки. Идём? — отпускает меня, делая в сторону шаг.
— С одним условием, Софи, — оборачиваюсь, ловя её за запястье.
— С каким?
— Сегодня вечером ты будешь покорной и послушной девочкой.
— А до этого?
— Ты срывала мои предохранители на середине пути…
— Ух ты ж… Ели ты будешь любить меня также, как только что целовал, тогда я не против.
Глава 27. Канатка
София.
— Ты сегодня разоришься по полной программе, — довольная целую Лекса в щёку и запрыгиваю в кресло, подвешенное к тросу. Алекс усаживается рядом. Обнимая меня за плечи, притягивает к себе.
— Может опустишь ограничительную планку? — озадаченно изучаю конструкцию и высоту кресельной канатной дороги над землей. Впереди спуск. Глубокая горная долина с отвесными склонами, покрытыми снегом, завораживает и одновременно пугает. Для меня это первый опыт. Когда-то мечтала прокатиться на канатке в горах, но как только села в кресло, так сердце сразу же забилось вне ритма. А вдруг такая «махина» не выдержит и оборвётся? Ох, мамочки…
Страх и азарт в одном флаконе вызывают в теле озноб, вынуждая прильнуть плотнее к Алексу и обнять его, что есть силы. Эмоции просто хлещут по нервам. Единственное, что удерживает меня в сознании — это согревающее тепло его тела и личный мужской аромат, от которого я стала зависимая с нашей самой первой встречи.
— Боишься? — его объятия становятся крепче, надёжнее, вытесняя беспокойство на задний план.
— Немного, — шепчу, прижимаясь щекой к его груди.
— Софи… — раздаётся проникновенный голос Лекса у моего виска. — Можем сойти, пока не поздно. Пообедаем в ресторане и домой, греться у камина.
— Шутишь? — ловлю его непривычно заботливый взгляд, чувствуя, как волнующий трепет заполняет до края моё нутро. — Я не собираюсь отступать! Лучше держи меня крепче, Волк, а вечером я буду самой послушной девочкой на свете. Обещаю…
— Тогда с тебя ужин, Зубная фея, — глубокий бархатный смех проникает под кожу, покалывая возбуждением. — И не вздумай врать, что ты вегетарианка. Предполагаю, готовить ты умеешь так же хорошо, как и накалять страсть.
— А если и вправду не умею?
— Я съем всё, чем ты меня порадуешь, — довольный собой, запахивает потуже воротник моего пальто, как в детстве делал мой отец, — а вот за то, что не взяла шапку — отшлёпаю, — заявляет на полном серьезе, от чего я ещё больше схожу с ума. Его надо почаще волновать, тогда Волк становится добрым, заботливым и покладистым.
— Самоуверенный, да? Я ведь могу пересолить.
— Вот и проверим, насколько сильно ты в меня втюрилась, — подмигивает, оголяя белоснежные зубы в улыбке.
— Тебе говорили, что ты наглый тип? — смотрю в его глаза и не могу оторваться. В них поблёскивает целая вселенная: таинственная, тёплая, затягивающая слишком глубоко и безвозвратно.
— Если бы я не был наглым, я бы не имел всё самое лучшее в жизни, у меня не было бы тебя, а у тебя не было бы свитера с оленями, домашнего дровосека и увлекательного отдыха в горах. Смотри, какая красота! — прислоняется ко мне виском, указывая рукой на заснеженные холмы, в верхушках которых резвятся солнечные лучи, оживляя мрачные, величественные камни.
Рядом с ним у меня свой мир. Другой, который настоящий, для меня перестаёт существовать. За разговором не замечаю, когда канатка приходит в движение и плавно поднимает нас в воздух над горами. Вцепляюсь мёртвой хваткой в его запястье, наслаждаясь пейзажем с высоты птичьего полёта. Воздух вдали от точки посадки становится морозным, пробирающим до костей.
— Если бы знала, что так высоко, выбрала бы другую альтернативу.
— Хочешь, сделаем селфи?
— Нет! — вскрикиваю я, испытывая некую долю паники. — Даже не думай меня отпускать!
— Трусиха, — хохочет несносный, находя мои губы своими, целует их, согревая дыханием. Я расслабляюсь, уютно располагаясь в его крепких руках. Пытаюсь не думать ни о чём, только о нём, о его чувственных губах, о сладких судорогах внизу живота. Единственное, что сейчас имеет значение — мужчина, который рядом, потому что он действует на меня лучше любого успокоительного средства.
Неожиданный рывок стопорит движение кресла над обрывом в несколько десятков метров. Сердце обрывается, как только осознаю, что руки Алекса до боли сжимаются на мне в кольцо.
— Только не паникуй, родная, всё хорошо… — обжигает висок полушёпотом, а мне уже хочется взорваться на крик. Замираю, слушая его учащённое дыхание. Страх сковывает тело, сдавливая горло. Не могу сделать вдох. Если эта конструкция сорвётся вниз, что с нами будет?
Алекс.
— Мы разобьёмся? — писклявый голосок напуганной девочки вынуждает ещё крепче стискивать на ней свои объятия.
Дёрнуло же нас именно сегодня взобраться на эту чёртову канатку! Дрожащая и беспомощная ещё глубже пробирается в моё сердце, занимая в нём всё больше места. Осознаю — я влип с ней окончательно.
— Не паникуй. Даже не думай об этом. Что за мысли, Софи? Нам с тобой ещё детей рожать. Не забыла? — пытаюсь отвлечь её от происходящего хоть чем-то приятным. Именно в такие острые моменты рядом с ней у меня срабатывает инстинкт продолжения рода. Каждое моё слово, которое твердил Артёму на его мальчишнике, оборачивается против меня же, подчёркивает, насколько я бы