Даже пьяные, его руки для меня лучше любых на свете.
Чувствую его тело, не могу пошевелиться.
В следующий момент он снова падает на матрас, только на этот раз вместе со мной!
Успеваю только взвизгнуть, и в тот же момент оказываюсь под ним. Его колено жестко разводит мои ноги, бедра втрамбовываются между моих, а рука сжимает запястья над головой.
— Алекс! — визжу, вертясь под ним.
— Привет, — тихо произносит Немцев, склоняя голову и потираясь своим носом о кончик моего.
Дыхание с примесью мяты касается моих губ.
— Не надо… пожалуйста… — шепчу я, закрывая глаза.
В ответ на этот жалобный плач, мой лучший друг накрывает мои губы своими.
Глава 8
Его язык с жадным напором раскрывает мои губы и пробирается внутрь, а потом выманивает мой станцевать с ним пошлую сальсу. Я забываю о своем желании сопротивляться… Я вообще обо всем забываю! Даже дышать...
— М-м-м… — проходит сквозь меня стон Алекса, и я отвечаю собственным стоном, потому что не могу… не могу не ответить!
Мне всегда будет его мало... Где бы он ни был... Всегда будет мало...
Хочу его трогать…
Пытаюсь высвободить руки, но он не позволяет.
Его тело на моем тяжелое, и это так потрясающе, что я поджимаю пальцы на ногах, пока его пальцы сильно, грубо и с варварской настойчивостью сжимают мои запястья. И вся эта неотесанная мужланская попытка подчинения взрывается внутри восторгом! Таким, от которого я издаю протяжный жалобный стон, и этот пьяный неандерталец реагирует мгновенно — безумным напором своего языка.
Боже… его язык…
Он не джентльмен! Алекс Немцев не джентльмен! А я никакая не леди, поэтому выгибаюсь и дрожу с головы до ног, когда он вжимается своим твердым пахом между моих ног один, а потом второй и третий раз… Выпустив мою руку, сжимает ладонью мое бедро, продолжая толкаться в меня своей твердостью опять и опять, пока под веками у меня не начинают плясать фейерверки, и я не впиваюсь пальцами в его плечо.
Я никогда не трогала мужскую эрекцию, а если и трогала, то помню это чертовски смутно! Но то, что я чувствую — это обжигает с головы до ног, а еще пугает. Мое тело реагирует, как предатель. На его запах, его голодный поцелуй, на этот каменные бугор в его штанах.
Выпустив мои губы, Алекс делает шумный вдох, прижавшись носом к моей щеке.
— Я освежил твою память? — шепчет, водя по ней носом и рвано дыша.
— Слезь с меня… — шепчу, силясь сделать собственный вдох. — Пьяный идиот.
— А ты меня заставь, — бормочет этот дурак, водя носом по моей шее.
Чтобы его сдвинуть мне потребуется супер-сила!
— Ты серьезно? — возмущаюсь, саданув ему в его плечо свободной рукой. — Это твое примитивное мужское эго проснулось?! — ерзаю под ним, пытаясь увернуться от настырных теплых губ, но кажется делаю только хуже, потому что у него эрекция, и она прямо у меня между ног!
Черт!
Черт!
Черт!
— Твою ж… не вертись… — стонет, приподнимаясь на локте.
Его лицо искажено такой страдальческой гримасой, что я кусаю губу и выпаливаю:
— Убери от меня эту здоровенную штуку.
Его лицо расплывается в нахальнейшей усмешке.
— Вчера ты ей очень обрадовалась, — его рука снова сжимает мое бедро. — М-м-м… охереть как обрадовалась… рассказать как?
О, нет…
Смотрю на него в панике, лепеча:
— Только попробуй…
— Ты так обрадовалась, что…
— Алекс! — извиваюсь, прекрасно зная, что он собирается рассказать.
Обрывки моей памяти кружат в голове, как цунами! Я помню... помню...
— Что, твою мать, каждый мой сантиметр языком пересчитала, — рычит, снова вколачивая в меня свои бедра. — Ах, да. Этого же не было. Ха-ха.
— Иди к своим… подружкам. Сколько их у тебя? Понедельник, вторник, среда... — ругаюсь, продолжая вырывать свои руки.
Алекс шумно дышит мне на ухо, и я вдруг слышу смешок!
Обессиленно выдыхаю, закрывая глаза.
— Очень смешно... — бросаю в сердцах. — Тебе бы только смеяться...
— А у нас что, конец гребаного света? — злится, вскидывая голову и опаляя мое лицо зелеными глазами.
Увидев отчаяние на моем лице, он ругается сквозь зубы и, зыркнув на меня зло, проговаривает:
— Ничего не было, зануда, успокойся. Вообще ничего не было.
— Вот и отлично... — отвернувшись, смотрю в окно, за которым видна крыша дома напротив, а еще снег, который валит и валит.
Уже сама не знаю, чего хочу. Того, чтобы ничего не было, или наоборот. Я путаюсь в своих установках, уже ничего не понимая. От этого хочется кричать, ведь если сделать неправильный выбор, дороги назад уже не будет!
Он тоже это знает, но он свой выбор уже сделал, а я... я должна взвесить... все взвесить...
— М-м-м... — по телу вдруг проходит электрический разряд, потому что Алекс скользит языком по моему уху, а язык у него очень умелый.
— Ничего не было... — бормочет, спускаясь поцелуями ниже и останавливаясь напротив моих губ. — Вот так тоже не было.
Он опять меня целует. Медленно, но так же жадно.
Выпустив мои запястья, накрывает ладонью грудь через тонкий свитер.
Я сдаюсь...
Со стоном и не открывая глаз, сдавливаю его голову руками, зарываясь пальцами в мягкие волосы.
— И так не было….
Сжимает мое бедро, приподнимая, чтобы точно впечаться в мой пульсирующий центр.
— Боже мой…— выгибаюсь дугой, потому что я хочу почувствовать это давление еще раз.
И еще раз… и еще…
— И этого не было…
От ощущений меня прошибает горячей волной, которая устремляется вниз. Туда, куда он давит своим твердым пахом. Раскачивает бедрами и ударяет опять, так, что я, запрокинув голову, шепчу без остановики его имя.
— Алекс…
— Ага... и этого... не... было...
Немцев находит мою ладонь и кладет себе между ног. На абсолютно каменную эрекцию, жар которой я чувствую даже через его джинсы!
— Сожми меня, Адель, — стонет мне на ухо. — Давай, блин… хватит думать…
Подчиняюсь, потому что нахожусь под долбанным гипнозом! С восторгом сжимаю каменную длину, от чего урчит, как кот!
— Вот так… м-м-м… — звуки его удовольствия сводят меня с ума.
Интимные. Возбуждающие до дрожи. В моем белье такой потоп, что его можно будет выжимать и вешать сушиться на батарею, если я сумею выбраться из под Немцева сегодня вечером. Но… отголоски разума и логики уже во всю пакуют чемоданы.
Хнычу, ерзая под ним и… о ужас! Поднимаю вверх свои бёдра, безмолвно прося о добавке. О том, чтобы он тоже потрогал меня!
Вместо этого он вдруг замирает и бормочет, поцеловав мой висок.
— Захочешь еще, придется хорошенько попросить…
После чего скатывается с меня и, перевернувшись на живот, начинает громко сопеть.
Глава 9
Раздражающие лучи утреннего Манхэттенского солнца бьют по глазам, когда хмуро провожаю взглядом желтые шашечки такси.
Злая, нервная, психованная… и неудовлетворенная.
Я никогда не бываю психованной. Это вообще не свойственное мне состояние! Мой инструктор по йоге говорил, что залог здорового духа — избавляться от отрицательной энергии через раскрытие чакр, раньше, чем она тебя сожрет. Я пыталась раскрыть их с самого рассвета, два часа мучаясь на ковре в номере отеля, но моя аура по прежнему настоящее дерьмо.
Меня не радует даже свежий круассан и стаканчик кофе, зажатые в руке. Меня вообще ничего не радует!
Бредя по какой-то Стрит, номер которой не запомнила, достаю из кармана телефон и, немного подумав, фотографирую утренние сугробы и невысокие кирпичные дома. Заливаю фотографию в инстаграм, проваливаясь в сторис своей старшей сестры. На фото она лежит в кровати, обложенная своими детьми и мужем, который смотрит в камеру из под густых темных бровей. Хмурым неприветливым взглядом.
Он тоже Немцев, и он совсем другой, не такой баламут как Алекс! А вот Федору Немцеву я неоднократно советовала задуматься о своих чакрах, потому что они у него явно забиты.
“Дом, милый дом *смайлик крейзи*”, — гласит комментарий.
Это странно, но моя сестра и ее муж… они практически никогда не расстаются. Они будто приклеенные друг к другу. Разве это не опасно? Разве любви не нужна свобода? А чувства не остывают, когда вы вместе столько лет рука об руку?
Это то, что не дает мне покоя и терзает. Кучи пар вокруг меня выглядели, как намагниченные, а потом разбегались, швыряясь друг в друга упреками и удаляя совместные фото из социальных сетей.
Перепрыгивая через кучу мусора, пишу в ответ на историю сестры:
“Вы спите? Позвонить хочу”
“В душе. Пять минут”, — тут же отвечает она.
За это время я успеваю сфотографировать кучку рабочих в оранжевых спецовках и несколько бомжей, от которых стараюсь держаться как можно дальше. Они меня пугают, хотя в мире есть вещи и пострашнее Манхэттенских бомжей. Например, знать, что после секса со мной Алекс Немцев на другой день примется смотреть на тот берег, где трава зеленее. Ну… может и не после первого, а… тридцать первого…
Боже.
От отчаяния скулю, запрокинув голову. Вчерашний день забыть у меня уже точно никогда не получится! Потому что я, в отличии от своего лучшего друга, была трезва и при памяти!
Где он, черт его дери?
Я не звоню первая, потому что… я трусиха!
— Привет, мелкая, — мокрая рыжая голова Тони появляется на экране моего мобильного. — Как там… м-м-м… музейная жизнь города?
— Мы были в баре, — насупившись отвечаю. — Дважды.
Весь этот толстый троллинг моей семьи меня достал!
— О-о-о… это меняет дело, — посмеивается она, пристраивая телефон на на своем туалетном столике. — А где твой вундеркинд?
— Наверное, подыхает от похмелья, — говорю сердито, а потом напряженно замечаю. — Ты сказала “твой”.
— А? — переспрашивает непонимающе, точечно нанося на лицо крем, а потом кричит куда-то в сторону. — Немцев, я разговариваю с Аделькой!