Отшвырнув на кресло куртку, Алекс стягивает с себя свитер вместе с футболкой, рыча:
— Опять за свое?
— Нет… — шепчу, не двигаясь.
— Нет? — требует он.
— Нет! — выкрикиваю, наплевав на соседей.
Остановившись надо мной, он берется за ремень своих джинсов, глядя на меня плотоядным потребительским взглядом, от которого горит кожа.
В отсветах ночников его кожа гладкая и идеальная. Его тату напоминают мне о том, что в его мире полно вещей, которым он придает особый смысл, и я точно знаю, что ни одну из этих тату он не стал бы делать, если бы не хотел оставить себе напоминание.
Я слишком хорошо его знаю…
Эта мысль вдруг меняет все… я сдаюсь окончательно.
Сглотнув, наблюдаю за проворными движениями его пальцев и, сжимая бедра, упираюсь глазами в его ширинку, которая топорщится до спазмов в моём животе.
Меня сжирают мои низменные желания… и это абсолютно взаимно! теперь я понимаю, что так и должно быть… без этого не было бы «нас»!
Облизываю губы, сжимая пальцы в кулаки.
— Твою мать. Ты в курсе, что “друзья” не смотрят так на мой член? — хрипло смеется Алекс, расстегивая ширинку.
— Мы уже не друзья, — шевелю я губами.
— Я рад, что ты это уяснила, — говорит жестко, выдергивая из петлиц ремень.
— Ты засунул в мой рот свой язык. Ты… меня напоил… — обличаю, сходя с ума от желания скорее его коснуться.
— С чего ты взяла? — заявляет он.
— Не строй из себя дурачка, Алекс Немцев… — хриплю я. — Ты меня напоил… ты… ты…
Стащив с себя джинсы, он бросает их на пол и медленно подходит к ночнику.
Мои глаза следуют за ним.
Приглушив свет, обходит кровать, и убавляет свет на втором ночнике, погружая нас в безумно интимный полумрак, в котором я вижу все, что нужно, но так, будто нашей кожи касается ночь.
Я чувствую себя разложенной на алтаре жертвой, только жду своего чудовища, задыхаясь от возбуждения и предвкушения.
— Два пива. Я подтолкнул тебя только к третьему…
Затаив дыхание, поджимаю пальцы на ногах.
Остановившись напротив моих колен, он опускается до тех пор, пока его тело не нависает надо мной, а он сам не упирается в матрас кулаками вокруг моих бедер.
— Мне… жарко… — мечусь глазами между его лицом, его подкаченным прессом и тем, что находится ниже и смотрит в потолок из под резинки его боксеров.
В мою кровь вливается неконтролируемая похоть.
Рот наполняется слюной.
— Разденем тебя? — его голос низкий и такой нежный, что я больше не боюсь ничего.
Подавшись вперед, Немцев захватывает мои губы своими, скользя по нижней языком. Вцепляюсь в его головые плечи и глухо стону ему в рот, приглашая пробраться в мой сию же секунду!
Не отпуская мой язык, берется за пуговицу на моих джинсах и расстегивает ее.
Его движения сумасшедше неторопливые!
Подстраиваюсь под Алекса и под его логику, потому что сегодня могу лишь подчиняться.
Он ухмыляется мне в губы, чиркая молнией, и выпускает меня из развртаного французского поцелуя только тогда, когда просовывает пальцы под пояс моих джинс и мягко тянет их вниз.
— Помоги мне…
Приподняв бедра, болтаю ногами, пока он стаскивает с меня джинсы. Когда голых бедер касается его взгляд, по коже проносятся мурашки.
— Не смотри на меня так… — закрываю руками лицо.
— Как? — усмехается Алекс, проводя костяшками пальцев по моей ноге.
От щиколотки к колену, и обратно.
Волоски на коже встаю дыбом.
— Как… будто два года не ел…
— Я не “ел” четыре месяца, просто ждал…
Возмущенно пихаю его ногой в бедро и обиженно говорю:
— Четыре месяца! Кто-то не “ел” еще ни разу!
— Мы это исправим, — ласкает меня его голос. — Смотри не лопни, Эйнштейн…
— Дурак, — смеюсь, снова ударяя его ногой.
Ловит мою лодыжку и дергает на себя.
Скольжу по простыне, упираясь попой в его бедра. От остроты ощущений забрасываю за голову руки, утыкаясь лицом в свое плечо.
Его щетина колет внутреннюю сторону моих икр, горячие губы скользят по коже, заставляя ее пылать. Пальцы на ногах опять поджимаются, когда я понимаю, что этот постившийся дурак задумал…
— Мамочки… — шепчу я в потолок.
— Здесь только я, — шепчет он.
— И твой… твой язык…
— Этот?
Он раздвигает мои ноги шире, втягивая в рот чувствительную кожу бедер.
— Да!
— И сейчас, м? — проводит языком у кромки моих трусиков.
— Да!
— Ты кончишь для меня? — отодвигает в сторону тонкую мокрую ткань.
— Только… с тобой… — хнычу, поджариваясь от удовольствия.
— Не упрямься… я хочу посмотреть…
Опять закрываю ладонями лицо.
— Тебе… понравилось?
— Я плакал… — бормочет. — Ты вырубилась и не сказала “спасибо”, — цокает языком и бьет им по моему пульсирующему центру.
Вцепляюсь пальцами в простынь, выгибаясь.
Тугой теплый узел стремительно закручиваться внизу живота, заставляя меня метаться под умелым ртом Алекса и бессвязно выкрикивать его имя, суча ступнями по его плечам.
Его пальцы внутри меня.
Извиваясь, стону.
— Тебе нужно кончить…— бормочет Алекс. — Иначе будет больно…
— Только с тобой! — упрямо требую я.
Привстав на руках, падает на меня и ударяет бедрами между моих. Впиваюсь пальцами в его лопатки, обвивая ногами талию. Его губы набрасываются на мои, ладонь сжимает грудь, пока его твердый член давит на мой клитрор через его трусы. Тяжесть его тела и жесткие толчки бедер заставляют кричать.
Оргазм опережает мои мысли. Не дождавшись Немцева, мечусь под ним по постели, кусая его губы и содрогаясь всем телом.
Откуда-то под моими бедрами появляется подушка. Я нахожусь на какой-то особой грани, разделяющий мой мир на «до» и «после». И когда он стягивает вниз трусы, мое возбуждение превращается в безумие.
Алекс тяжело дышит, а его член такой твердый и гладкий, что он входит в меня, даже не помогая себе руками. Медленно и осторожно, смотря мне в глаза. Упирается локтями вокруг моей головы, ловя губами слезинки, вытекающие из моих глаз.
Это больно, но я впитываю все!
Каждое ощущение.
Это больше никогда не повторится. У нас уже никогда не будет этого первого раза.
Кажется, это волнует только мою душу, потому что Алекс стонет…
— М-м-м… — падает на меня всем своим весом.
Содрогаясь с головы до ног.
Его удовольствие такое осязаемое, что я хочу вобрать его в себя до последней капли.
Не знаю, сколько времени мы лежим переплетенные и соединенные в одно целое. Тихо перешептываемся, говоря друг другу глупости и просто лениво молчим.
Алекс выскальзывает из меня и скрывается ненадолго в ванной, а потом возвращается, даже не собираясь прикрыться.
— Держись за меня…
Подхватывает меня с постели и несет в душ.
Между ног все пульсирует и неприятно саднит. Колени дрожат, и хочется немного побыть одной. Выгоняю Немцева из ванной, а когда выхожу, он сидит на полу под дверью, задумчиво глядя в окно.
Когда он уходит в себя, это всегда странно, но я давно привыкла. Иногда он может провалиться в себя на долгие минуты, не реагируя ни на что вокруг. В такие моменты я всегда ревновала его к его разуму, а сейчас я просто знаю, что мое место рядом с ним.
Усевшись рядом, устраиваюсь под боком на его плече. Касаюсь горячей кожи губами. Вдыхаю запах, который и так помню наизусть.
Он мой лучший друг, мой любимый мужчина, мой единственный мужчина… Рядом с ним я дома. И не важно, куда он попросит за собой отправиться. Уже не сомневаюсь в том, что он попросит. Его работа… не оставит выбора. И в этот момент я должна окончательно решить. Я буду идти с ним рядом, или нет.
— Если ты меня разлюбишь… — говорю сквозь слезы.
— То что? — спрашивает, откинув на стену голову и прикрыв глаза.
— То… — прижимаюсь к нему всем телом. — Катись ты к черту…
Там, за окном его квартиры, не видно ничего. Только ночь и перевернутый вверх тормашками безумный мир. Но это лучше, чем прятаться от этого мира. Лучше познавать его и брать тепло любимого мужчины. Кажется, этого чувства ничто никогда не заменит. Даже отцовская любовь.
— Зануда? — моего плеча касаются горячие губы Алекса.
Смотрю на него, подняв голову.
— С Рождеством.
Немцев внимательно шарит глазами по моему лицу так, что я вдруг начинаю волноваться, а потом… он целует меня так медленно и вдумчиво, что я опять сдаюсь.
Сердце начинает биться быстрее, потому что по безымянному пальцу моей правой руки ползет холодок.
— Алекс… — сокрушаюсь миллиметре от его губ. — Так уже никто не делает… никто не женится в… двадцать…
— Je t'aime, Adèle.
Конец