ь тем самым сюрприз.
Когда Говард получил мое письмо, он изменил свои планы. Вышел, купил кольцо с бриллиантом и два билета на самолет до Тусона, заказал номер в Westwood Brook Resort, отеле, расположенном у подножия гор Санта-Каталина, около которых находится Тусон. Днем 8 мая он усадил Линду, встал, как и следует, на одно колено и предложил Линде выйти за него замуж. Он вручил ей кольцо вместе с билетами и рассказал о том, что собирается приехать ко мне в лабораторию. Как и всякая женщина, Линда была в восторге от предложения руки и сердца. «Я увижу Алекса! – кричала она. – Это так прекрасно!» Говард сказал со смехом, что он был немного удручен тем, что она произнесла эту фразу, а не «Я выйду замуж! Это так прекрасно!». Алекс был настолько знаменит. Говард и Линда вылетели в Тусон в тот же день.
Алекс нес свою популярность с легкостью и, казалось, упивался вниманием. Телеканалы США и других стран приезжали в лабораторию достаточно часто. Каждый раз для Алекса это была новая возможность показать себя, продемонстрировать свои умения, завладеть всеобщим вниманием. У него загорались глаза, он «надувался», играл роль звезды. Благодаря такому вниманию мы стали знамениты. И, как часто случается в академических кругах, это стало вызывать зависть у коллег. В то время я еще этого не осознавала.
Алекс стал знаменитым также благодаря людям, которые им восхищались. Так, Кэрол Самуэльсон-Вудсон (Carol Samuelson-Woodson), моя знакомая, работала волонтером в лаборатории, помогая мне с Алексом в День благодарения. Это было в конце моего пребывания в Тусоне. Кэрол впервые познакомилась с Алексом и детально описала свой опыт общения с ним в очаровательном эссе. Кэрол писала, как при входе ее обработали специальными дезинфицирующими лучами, чтобы предотвратить инфекцию. «Наконец я зашла в большую комнату, в которой раздавался шум, в ней находились три красивых попугая жако. Они поприветствовали меня, – написала она. – Птица, которая была ближе всего ко мне, играла на большом круглом столе. Содержимое стола было похоже на то, что обычно попадает в мусорные корзины. Кусочки бумаги, остатки кукурузы, ягоды, остатки овощей – это выглядело весьма колоритно. Клетки двух других попугаев размещались на другом столе, они были отделены друг от друга».
Студент, ответственный в тот день за лабораторию, рассказал Кэрол о режиме дня птиц, приготовлении еды и прочем. Наконец Кэрол, которая очень нервничала, набралась смелости и спросила: «Одна из этих птиц… Алекс?»
Студент ответил совершенно обычным тоном: «А, да, вот Алекс», – указывая на птицу, которая играла на круглом столе как раз напротив Кэрол.
Кэрол впоследствии писала: «Я была ошеломлена, села на корточки, положив руку на стол, и пыталась успокоиться… я не могла поверить, что прямо передо мной находилось это удивительное существо, что я могла детально его рассмотреть. “Это Алекс?” Я скорее была готова к тому, что увижу красную ковровую дорожку, ведущую к трону; золотую жердочку и надменную птицу в бордовом плаще и короне, усыпанной драгоценными камнями. Потом Его Сметливость сел ко мне на руку, пересел на плечо и наслаждался моим преклонением перед ним».
Алекс никогда не выставлял напоказ свое величие. Однако Кэрол была права в отношении надменности Алекса. Не всегда, но достаточно часто он подавал себя с большим апломбом.
С тех пор, как я начала работать с Алексом, с середины 1970-х годов, мои тренировки с ним были сфокусированы на произнесении и понимании Алексом слов, наблюдении за тем, как он реагировал на просьбы или же высказывал свои. Другими словами, между нами происходила двусторонняя коммуникация с использованием человеческой речи. Одна из первых моих студенток, окончивших университет, Диана Паттерсон (Dianne Patterson), изучала лингвистику, и ее знания позволили рассмотреть ряд вопросов, связанных с вокализациями Алекса.
Я выбрала в качестве своего научного «партнера» Алекса, поскольку знала, что у попугаев жако высокие способности к воспроизводству английской речи, они произносят английские слова четче, чем птицы других видов. Есть масса историй, рассказывающих о том, что серые попугаи не только прекрасно воспроизводят речь, но и произносят слова практически тем же тоном и в той же модуляции, что и их хозяева. У моих друзей Деборы и Майкла Смит (Deborah and Michael Smith) был серый попугай жако по кличке Чарли Паркер. Чарли был очень привязан к Майклу и произносил слова практически тем же тоном, что и Майкл. Иногда это ставило Майкла в неловкое положение, порой – помогало. Приведу пример.
Дебби как-то рассказывала мне, что ей звонил очень наглый страховой агент. «Он был очень груб и надоедлив, – сказала Дебби, – и я не могла с ним справиться». Чарли всё больше приходил в нетерпение от этого телефонного разговора, ходил туда-сюда по клетке. «И вдруг Чарли внезапно закричал голосом Майкла, повторяя его интонацию: “Я надеру тебе задницу, сукин ты сын!”». Агент был потрясен и замолчал. Дебби ответила: «Не думаю, что нам стоит продолжать наш разговор». «Так ситуация и разрешилась», – подытожила она.
У меня не было с Алексом подобных историй, но я отдавала себе отчет, что Алекс говорил с бостонским акцентом, который я подхватила в свое время, хоть мой акцент и был легким. Когда Алекс говорил «Want shower» (‘Хочу душ’), он произносил эту фразу как «Want shou-wah» с очаровательным бостонским акцентом, глотая согласные в конце слова.
Очевидным образом, у меня и моих студентов не возникало никаких проблем в понимании тех звуков, которые издавал Алекс. И наши исследования показали, что у Алекса также не возникало проблем в понимании того, что говорили ему мы. Диана и я задавались двумя вопросами. Во-первых, вокализации Алекса звучали как английская речь, но действительно ли они являлись английской речью по своим акустическим характеристикам? Филип Либерман (Philip Lieberman), известный лингвист, несколько лет назад высказал предположение, что попугаи воспроизводят человеческую речь с помощью хитроумной комбинации свистов, совсем не так, как это делаем мы с вами. В результате акустические характеристики звуков, производимых человеком, и звуков, производимых попугаем, очень разнятся. Второй наш вопрос заключался в том, каким образом Алекс издает звуки так, что наш слуховой аппарат воспринимает их как слова, несмотря на то что они произнесены при помощи речевого аппарата, столь далекого от человеческого – языком попугая, с использованием клюва и конечно же при отсутствии губ?
Чтобы ответить на все эти вопросы, мы использовали специальное оборудование для записи и анализа звуков, которые произносил Алекс. Мы использовали также рентгеновский аппарат, чтобы мы могли наблюдать, какие анатомические части его тела двигались или, напротив, оставались неподвижны при вокализациях. Не буду более говорить об этом подробно, поскольку лингвистический анализ может показаться вам достаточно сложным, мы рассмотрим лишь один момент. Фундаментальным акустическим компонентом человеческой речи является так называемая форманта, паттерн мощности (energy pattern). Он присущ каждому звуку, который мы произносим. Анализируя сонограмму говорящего, лингвист, например, сможет определить те части высказывания, которые содержат звуки «о», «и» или «а»[3]. Также он сможет идентифицировать эти звуки как присущие человеку.
Когда мы с Дианой увидели сонограммы вокализаций Алекса, мы обнаружили, что они очень близки к тем звукам, которые произношу я. В них были похожие форманты и другие части. Алекс воспроизводит звуки, которые с акустической точки зрения очень похожи на те звуки, которые произносите вы или я. Неудивительно, что мы можем понимать друг друга или, по крайней мере, услышать, что говорит другой. То, как именно он достигал этого, достаточно сложно и не столь интересно. Те из вас, кто хотел бы узнать об этом подробнее, могут обратиться к главе 16 моей книги The Alex studies.
Это поведение – лишь один из многих компонентов, «строительных блоков», на которых базируются языковые способности и которые мы обнаружили в мозгу Алекса. Я хотела бы подчеркнуть еще раз, что это не означает, что то, чем владел Алекс, было языком. Однако то, что он делал, заставило нас задаться вопросом о природе самого языка и того, как он стал таким, каким мы с вами его используем. Что касается Алекса, он вновь проявил способности, которых от него не ожидали. Умная птица!
К весне 1995 года я поняла, что долгосрочная работа с Ало невозможна. Скрепя сердце, я отправила ее в Солт-Лейк-Сити, штат Юта, чтобы она жила с моей подругой Дебби Шлутер (Debbie Shluter), которая могла заботиться о ней должным образом. Итак, мне нужно было подыскать замену Ало. Бренсон Ричи (Dr. Ritchie Branson), один из ведущих ветеринаров, занимающихся птицами, сказал, что его приятельница Терри Клайн (Terry Clyne) готова безвозмездно предоставить для моего проекта серого попугая жако.
Терри была адвокатом в Джорджии, но ее призванием было выращивание серых попугаев жако в Apalachee River Aviary. Мы поговорили по телефону. Она сказала мне, что у нее есть прекрасный кандидат – птица возрастом тринадцать недель, полностью оперившаяся и привыкшая обходиться без матери, готовая к переезду. Мы договорились, что я приеду на следующей неделе, чтобы забрать птицу. Поскольку я планировала быть в Вашингтоне на следующей неделе, заехать к Терри было бы совсем не сложно. Было начало июня.
Я приехала в замечательный дом Терри в Фармингтоне, к югу от Афин, она мгновенно провела меня к месту разведения птиц. Очень скоро я обнаружила себя сидящей на полу среди выводка молодых попугаев жако. Вот это было зрелище! А какие звуки раздавались вокруг! Не обращая внимания на всё это, Терри взяла для меня птицу из этого выводка, поставила на пол среди других птенцов. Я мгновенно услышала «чип, чип, чип, чип», это самый маленький птенец из стаи пытался пробраться ко мне. Он едва мог идти, на его худеньком тельце почти не было перьев. Он стал тянуть меня за джинсы, издавая приветственное «чик-чирик». Он был невероятно очаровательный, с маленьким тельцем, слишком большой головой, глазками и клювом. Он был маленьким сгустком энергии, был полон сил и тянулся ко мне. Терри посмотрела на меня и сказала: «Ну, Айрин, я думаю, что…»