Перефразируя Толстого, могу сказать, что каждая несчастливая работа несчастлива по-своему, но у всякой несчастливой работы есть общая черта. Я имею в виду так называемый человеческий фактор – некоторые правила и устои людского сообщества, не способные сформировать ничего позитивного. Не буду утомлять вас подробностями, расскажу лишь одну забавную историю об Алексе.
В конце 1998 года, после того, как закончился мой творческий отпуск, я вернулась с одного из собраний усталая и разочарованная более, чем обычно. Я уже не помню почему. В любом случае я вся кипела от возмущения, когда уходила с этого собрания, проклиная судьбу, не видя перспектив, возможности выбраться из этой ситуации. Обычно, когда я иду по коридору в лабораторию, я всегда слышу приветственный свист Алекса. Он уже привык и мог различать звук моих шагов, свист же был началом его обычных приветствий. В этот раз, однако, свиста не последовало. Я резко открыла дверь и влетела в лабораторию. Алекс посмотрел на меня и сказал «calm down!» (‘успокойся!’). Возможно, он услышал что-то особенное в моих шагах, что-то, что его насторожило и помогло ему понять мое эмоциональное состояние. Я остановилась, когда услышала его слова. Если бы я не была встревожена, я бы сказала что-то типа: «Ух ты, вы слышали, что сказал Алекс только что?» Но я не сказала этого. Вместо этого я посмотрела прямо на него и сказала: «И не думай даже советовать мне успокоиться!» – и быстро прошла в кабинет.
Год спустя об этой небольшой пикировке написала New York Times, моя история стала «цитатой дня». Репортер рассказал эту историю, добавив комментарий от себя: «Иногда доктор Пепперберг и Алекс ссорились точно так же, как пожилая супружеская пара».
Месяцем позже нежданно-негаданно я получила письмо от Майкла Бове (Mike Bove), главы знаменитой Медийной лаборатории в Массачусетском технологическом институте (Consumer Electronics Laboratory at MIT’s Media Lab). В письме Майкл спрашивал меня, не хотела бы я прочесть лекцию о работе с Алексом в его лаборатории? Медийная лаборатория была создана в 1980 году Николасом Негропонте (Nicholas Negroponte), кибернетиком, сформулировавшим концепцию адаптивной архитектуры, и Джеромом Вайзнером (Jerome Wiesner), ранее занимавшим пост президента Медийной лаборатории. Медийная лаборатория стала одним из самых маститых научно-исследовательских институтов в США (по крайней мере, согласно мнению многих популярных изданий). У нее сложилась репутация организации, которая поддерживает блестящих, «сумасшедших» компьютерных гениев, создающих будущее. Именно так высказался о лаборатории Стюарт Брэнд (Stewart Brand) в 1987 году в своей книге. Он назвал дерзкой попытку связать мир технологий и коммуникаций.
Итак, я понимала, что это за место: я читала о нем в газетах, журналах и не могла представить, почему им захотелось послушать «ту женщину, которая разговаривает с попугаями». Тем не менее я согласилась. По крайней мере, я снова приеду в свой любимый Бостон, решила я.
Медийная лаборатория располагалась в известном футуристическом здании из белой плитки на Эймс-стрит, Кембридж. Местные жители называют его «Pei’s Toilet» («туалет мистера Пей») в честь знаменитого архитектора Иео Мин Пей (I. М. Pei).
Я приехала в лабораторию в начале декабря, меня встретил Майкл Бове. Он предложил показать мне окрестности перед тем, как мы вместе пойдем пообедать, и предупредил, что Медийная лаборатория часто вызывает шок у людей, которые никогда там ранее не были. Он оказался прав. Представьте, Вы выходите из лифта на третьем этаже и видите конструкцию, всю состоящую из стекла – такую, которую мог представить увлеченный высокими технологиями подросток в своих самых смелых мечтах. Повсюду компьютеры, везде, выражаясь лабораторным жаргоном, «хлам» – на полу, стенах, потолке. Майкл сказал мне, что ночью коридоры наводнены всякими диковинными вещами – минироботами, странными автоматами, снующими туда-сюда.
Дух свободы, царящий в Медийной лаборатории, прямо-таки провоцирует инновации, бунтарство в ней – норма. Существовать на грани возможностей не только позволено – этого ждут. Различные отсеки третьего этажа называются Сад, Джунгли и Пруд. Прудом это пространство называлось потому, что, образно выражаясь, считалось тиной, из которой могли выйти различные диковинные существа (имеются в виду изобретения). Ничто из того, что я читала о лаборатории, не могло подготовить меня к той реальности, с которой я столкнулась. То, что я увидела, было за гранью нормы и человеческого понимания. Я была заворожена.
Однажды за ланчем Майкл спросил меня: «Не думала ли ты остаться на год, чтобы поработать в нашей лаборатории?» Этот вопрос потряс меня. Мне никогда подобная мысль не приходила в голову. Но я мгновенно инстинктивно поняла, что именно здесь и нигде больше я хотела бы быть. Я произнесла что-то типа: «Как скоро ты хочешь, чтобы я перебралась к вам? Если хотите, чтобы я постоянно работала у вас, это можно устроить». Потрясающе! Я была в восторге. Вот наконец появилась возможность выбраться из той ситуации, в которой я находилась в Тусоне. Я чувствовала, что географически Бостон был моим городом, и интеллектуально тоже. Мне как ученому там нравилось. По крайней мере, у меня будет интересный год. Кто знает, что ждет меня впереди?
Была лишь одна проблема. Несмотря на то что я буду продолжать работать с попугаями, я не считала правильным везти Алекса через всю страну уже второй раз за этот год. Я приняла трудное решение оставить Алекса в лаборатории на noneчении моих квалифицированных коллег и студентов и на год расстаться с моим питомцем. В августе я ехала из Тусона в Бостон со смешанными чувствами. Передо мной открывалось многообещающее сотрудничество сроком на год. О таком я и мечтать не могла – применить передовую технологию к изучению когнитивных процессов, вопросам, над которыми я столь долго размышляла. К тому же свои исследования я могла проводить в обществе вольнодумцев – людей с широкими взглядами на жизнь и научную работу. Чего еще я могла желать в плане постоянной работы? Но как быть с Алексом? Я договорилась раз в месяц уезжать на неделю в Тусон, чтобы отслеживать работу лаборатории, успехи студентов, проверить, как там Алекс и другие птицы. Я всегда много путешествовала, поэтому мне не было сложно находиться вдали от Алекса на протяжении нескольких дней. Но в данном случае речь шла о долгой разлуке с ним. Это было тяжело для меня и для него тоже.
Одной из моих задач в Массачусетском технологическом институте было найти попугая жако для продолжения работы. На протяжении полугода я прикидывала, какими будут мои задачи в Медийной лаборатории. Причина, по которой меня пригласили, – общий интерес к изучению интеллектуальных обучающих систем. Несколько исследователей, изучающих возможности компьютеров как обучающих систем, надеялись использовать результаты моей работы с попугаями в качестве моделей. В этой области мы могли учиться друг у друга. Но я видела и другие возможности. Одной из моих многолетних научных задач было научиться избегать возникновения во время опытов скуки у моих питомцев-попугаев, что составляет проблему не только для меня, но и для многих исследователей. Попугаи высокосоциальные существа, птицы, обладающие высоким интеллектом. Если им не уделять внимания и не нагружать их постоянно выполнением различных заданий, они испытывают стресс, порой это доходит до психотических состояний. Попугаи могут начать кричать, выщипывать у себя перья. Многие люди, которые заводят жако, совершенно не учитывают этой особенности своих питомцев. Очень жестоко оставлять попугая одного в клетке и надеяться, что он будет занимать себя сам. На заседаниях клуба любителей попугаев я очень много времени уделяла этой проблеме.
Принимая во внимание ресурсы, используемые Медийной лабораторией, я задалась вопросом, можно ли использовать технологии, чтобы помочь домашним попугаям быть довольными жизнью и развлечь их должным образом. Для научной работы мне нужен был взрослый попугай жако, которого можно было бы обучить использованию простого оборудования. Птенец попугая не подходил для этой цели. Ким Годетт (Kim Gaudette), заводчик попугаев из Коннектикута, предоставила мне Варта – попугая жако. На самом деле мы назвали его Артур, но он скоро стал известен как Варт, под тем именем, которое волшебник Мерлин дал королю Артуру. У бедного Варта в результате несчастного случая была повреждена лапа. Это произошло, когда он был еще птенцом. Варт мог садиться на жердочку и брать пищу, но не мог стоять так хорошо, как другие серые попугаи. Мы немного обрезали ему крылья, чтобы позволить ему «спастись», упади он с жердочки. Это привело к тому, что Варт несколько раз летал вокруг Пруда. Он восхитил и одновременно испугал его обитателей. Ему также нравилось прилетать к секретарше, кормившей его чипсами и картофелем фри, которые Варту есть не разрешалось.
Философия лаборатории была проста: «у нас масса ресурсов: физических, интеллектуальных, поэтому займись интересными вещами». Я вскоре вошла в команду Брюса Блумберга (Bruce Blum-berg). В его задачу входило изучение механизма принятия решений у собак и создание компьютерных систем, которые можно обучить тем же вещам, которым легко обучаются животные. У Брюса был пес – австралийский шелковистый терьер. Брюс говорил, что пес его вдохновляет! Наши интеллектуальные интересы в значительной степени пересекались, поскольку Брюс был собачник – «dog guy», а я птичница – «bird lady». Мы называли друг друга «гав-гавы» (Woofers) и «чик-чирики» (Tweeters).
Через некоторое время я начала работать над проектом совместно со студентами Брюса, часть из которых уже окончили университет. В частности, с Беном Реснером (Ben Resner). В одном из моих проектов – он назывался Serial Tr-Hacking (словом «hacks» в MIT называли практические шутки, основанные на технологии) – мой попугай Варт должен был распознавать инструкции в форме простейших картинок. Как только Варт понимал инструкции, он должен был выполнить совокупность таких движений, как тащить, слегка ударять по рычагу, поворачивать его. Эти манипуляции он должен был совершать, чтобы получить пищу, которая подавалась ему с помощью рычага. В другом проекте разрабатывали электронную жердочку для птиц. Задача этого проекта заключалась в решении такой проблемы, как постоянный крик попугаев. Устройство состояло из экрана, на котором попугаю показывали