—О'кей,— отозвался я.— В Абуджу так в Абуджу.
—Благодарю за удивительную покладистость,— прошептала Аданна мне на ухо.— А вот и родственнички! Наверняка решат, что вы — мой новый бойфренд. Но я объясню им, что к чему, не волнуйтесь.
В доме родителей Аданны посетители проходили или проезжали во внутренний двор через задние двери гаража. Пока Аданна парковала машину на открытой парковке во дворе, я размышлял, каково быть бойфрендом такой женщины.
Во внутренний двор вышли два симпатичных улыбающихся подростка, похожие друг на друга как две капли воды. Они носили одинаковую школьную форму и белые рубашки с незавязанными галстуками. Отпихивая друг друга локтями, они боролись за право первым открыть дверцу с той стороны, где сидела Аданна.
Потом из дома неспешно вышли родители. Обнявшись с ними, Аданна представила меня своему семейству. По ее версии, я был полицейским, приехавшим из Америки, чтобы помочь ей в одном из журналистских расследований. Когда я официально утратил статус бойфренда, все стали весело смеяться над возникшими у родни ошибочными предположениями на мой счет, а Аданна — громче всех.
«Ха-ха-ха…— мысленно передразнил я молодую женщину.— Какая вы, оказывается, классная комедиантка, мисс Аданна».
Глава девяносто пятая
Я познакомился с матерью Аданны — Сомадиной, ее отцом Ученной, женой покойного брата Нкиру и с племянниками Джеймсом и Келвином. Мне показалось, что людей добрее и лучше их не бывает. А еще меня поразило то, что они встретили меня, совершенно незнакомого человека, как родного и позволили жить в их доме, сколько мне заблагорассудится.
Дом представлял собой отнюдь не роскошное одноэтажное строение — зато просторное и с множеством окон, откуда открывались интересные виды. Оказавшись в холле, я увидел сквозь оконное стекло обнесенный кирпичной стеной задний двор, где росли тамариндовые деревья и были разбиты многочисленные цветники. Даже находясь в помещении, я ощущал сильный запах гибискусов.
Аданна провела меня в кабинет отца. Как и в ее офисе в редакции «Гардиан», на стенах здесь висели нашумевшие репортажи и статьи в рамках.
Я отметил, что две или три из них посвящены банде подростков-убийц и возглавлявшему их человеку. Впрочем, прозвище Тигр ни в одной статье не упоминалось.
—Это все ваши материалы?— спросил я, окинув комнату взглядом.— Какой вы, оказывается, плодовитый автор…
Услышав эти слова, она смутилась и потупила глаза. Кстати, за все время, что мы с ней были знакомы, я впервые заметил у нее смущенное выражение.
—Скажем так: с тех пор как я работаю в «Гардиан», мне не приходится спрашивать себя, гордится ли отец моей деятельностью. Да и мать тоже.
Я также заметил стоявший на столе фотопортрет молодого человека в военной форме с такими же, как у Аданны, глазами и чертами лица.
—Ваш брат?
—Да, мой старший брат. Его звали Калу.
Она подошла к столу, взяла фотографию в руки и некоторое время всматривалась в нее. При этом глаза у нее затуманились.
—Он служил в инженерных войсках, и я обожала его. Он вам тоже очень понравился бы, Алекс.
Мне хотелось спросить, что с ним случилось, но я не решился.
—Я расскажу, что с ним произошло. Два года назад он отправился в Нику на встречу с министром урбанистического развития. Вечером состоялся праздничный обед в отдельном кабинете популярного ресторана. Никто точно не знает, как это произошло, но всех пятнадцать человек, обедавших там, нашли мертвыми. Одних застрелили, других зарубили мачете.
Интересно, кто это сделал?— подумал я. Тигр и его банда кровожадных подростков? Вполне возможно, что именно после этого Аданна сосредоточила на них внимание. Меня тоже очень интересовали эти люди, и по этой причине я оказался здесь. Можно сказать, нас свели общие интересы.
Аданна со вздохом поставила фотографию на стол, после чего рассеянно провела рукой по волосам, заплетенным в аккуратные тонкие косички. Я опять поймал себя на том, что любуюсь ею. Все-таки она потрясающе красивая женщина, и от этого не отмахнешься.
—Тогда я впервые услышала о Тигре. Но только потому, что на свой страх и риск занялась расследованием этого дела. Официальное расследование, проводившееся местной полицией, топталось на месте и никуда не продвинулось. Как обычно.
—Вы и сейчас продолжаете раскапывать эту тему?— спросил я.
Она кивнула.
—Возможно, в один прекрасный день я смогу сказать родителям, что убийство Калу раскрыто. Это чрезвычайно важно для меня. Как говорят сведущие люди, хороший материал о том преступлении обеспечит мне карьеру, но для меня важнее поймать убийцу брата… Да, чуть не забыла. Прошу вас в присутствии родителей не упоминать об этом деле. Надеюсь, вы меня понимаете?
—Понимаю. И буду молчать. А еще я хочу сказать, что искренне вам сочувствую.
—Нет нужды, Алекс. Я уже пережила это, а сейчас работаю над материалом, который куда глубже освещает проблему насилия, чем история одного преступления. Он рассказывает о людях, которые нанимают подобных типов, надеясь с их помощью контролировать ситуацию в стране. Честно говоря, то, что мне удалось раскопать, пугает даже меня, хотя я давно пишу на эту тему.
Когда Аданна закончила фразу, мы несколько секунд хранили молчание, что было для нас нехарактерно. Мы просто смотрели друг на друга, и я вдруг подумал, что в воцарившейся в комнате тишине кроется некий вызов.
Мне вдруг ужасно захотелось поцеловать ее, как наверняка и подавляющему большинству мужчин, которые оказывались наедине с Аданной. Я в этом не сомневался, равно как и в том, что не сделаю этого. Мне не хотелось оскорбить или унизить Аданну или ее родителей. О Бри я уже не говорю. Она точно этого не заслуживала.
Аданна тепло улыбнулась мне:
—Вы хороший человек, Алекс. И очень тактичный. Редкое сейчас качество. Особенно для американца.
Глава девяносто шестая
Я попросил разрешения отлучиться на несколько минут и, позаимствовав у Аданны сотовый, вышел в коридор и набрал номер Йена Флаэрти. Мне не верилось, что Йен снимет трубку, но надо было хотя бы попытаться восстановить отношения с ЦРУ.
К моему удивлению, Флаэрти ответил уже после второго гудка. Меня также шокировало то, что он мгновенно понял, кто ему звонит.
—Кросс?
—Флаэрти? Расскажите, как вы это делаете?
—Вы что — никогда не слышали об идентификационном коде абонента?
—Но…
—Мисс Танзи. Мы держим вашу подружку под наблюдением вместе с вами. Между прочим, я вас обыскался. Когда я говорю «вас», то имею в виду и мисс Танзи, поскольку она тоже человек в своем роде известный. Строчит противоречивые статьи одну за другой. Между прочим, считается здесь крупной специалисткой по части журналистских расследований. Кстати, нам нужно поговорить. Вы наконец пробудили у меня интерес. Как и ваш убийца по прозвищу Тигр.
—Не строчите как пулемет, Йен. Сбавьте скорость.— Я уже стал забывать, как ловко Флаэрти умел выставить меня идиотом.— Значит, вы разыскивали меня? И с какого времени, интересно знать? Я, например, звонил вам шестнадцать раз, но вы и не подумали снять трубку.
—С тех пор, как разжился информацией, которую вы хотели получить.
—Какую информацию? Что вы имеете в виду?
Он не ответил на вопрос прямо и сказал следующее:
—Я имею в виду, что выяснил одну интересовавшую вас вещь.
Мне вдруг пришло в голову, что он опасается прослушивания. Я помолчал, чтобы привести в порядок мысли, после чего взял со столика в коридоре ручку.
—Когда и где мы сможем встретиться?
—Давайте завтра — в то же время, что и в прошлый раз. Что касается места, взгляните на карточку, которую я вам дал. Надеюсь, вы поняли, что к чему, детектив Кросс?
Он намекал на банк на Брод-стрит, но явно не хотел называть его по телефону. Поскольку банк находился на острове Виктория, это подходило мне как нельзя лучше.
—Понял. Значит, там и увидимся.
—И еще одно, детектив Кросс. Оденьтесь получше. И галстук повяжите, что ли…
—Галстук?— удивился я.— Это еще зачем?
Но он уже отключил телефон.
Вот хрен собачий!
Глава девяносто седьмая
Аданна и ее родственники ждали меня в патио с бокалами пальмового вина в руках и с орешками кола на блюде. Интересно, что, пока я отсутствовал, никто из них ни к вину, ни к орешкам не прикоснулся. Я же говорил — чудесные воспитанные люди!
Когда я вернулся, отец семейства Ученна благословил орешки на языке йоруба — такая, оказывается, у этого народа традиция,— после чего племянники Джеймс и Келвин оделили орешками всех присутствующих.
У меня сложилось впечатление, что Аданна больше всех радуется моему визиту, поскольку она постоянно улыбалась и ее ротик ни на минуту не закрывался. Впрочем, возможно, она была счастлива, что вновь оказалась дома.
Потом племянники затеяли игру в футбол и вовлекли в это развлечение и меня. Судя по всему, они играли очень неплохо, но из вежливости позволили мне забить им пару голов. Впрочем, я и сам был в их годы неплохим футболистом и скоро вошел во вкус. Мне нравилось носиться с мячом по двору с симпатичными юношами, не похожими на подростков-убийц.
На обед подали тушеного цыпленка, называвшегося на йоруба egusi, и fufu — мясную похлебку с толченым ямсом. Вторая перемена состояла из жареных несладких бананов, сдобренных томатным соусом с такими острыми специями, что если бы кто-нибудь нанес эту жгучую смесь на крыло автомобиля, то с него наверняка облезла бы краска. Посиделки за семейным столом были для меня делом привычным и любимым, и хотя различия между «тут» и «там» все-таки были, я отлично проводил время и наслаждался экзотическими блюдами, показавшимися мне самыми вкусными из тех, что я пробовал в Африке.
Любимой темой разговоров Ученны была, конечно, его дочь Аданна, и я за несколько часов сидения за столом узнал о ней куда больше, чем за все проведенное вместе с Аданной время до возвращения в Лагос. Дочь поначалу тоже принимала активное участие в разговоре, корректируя рассказы отца о ее персоне, но когда в столовую вошла Сомадина с толстенным фотоальбомом, набитым фотографиями, запечатлевшими самые важные моменты жизни их дочери, Аданна сдалась и пошла на кухню прибираться и мыть тарелки.