Александр Алехин. Партия с судьбой — страница 16 из 29

тал в Португалии лекции, где также высказывал вошедшие в статьи идеи. Можем ли мы сомневаться, что он писал эти статьи? Пожалуй, единственное, в чем можно сомневаться, так это в степени стороннего вмешательства в оригинальный авторский текст. Но есть еще одно очень существенное обстоятельство. Мы уже отмечали, что материал мог бы быть достаточно нейтральным, если бы написан был чуть более корректно. Кроме того, откровенно неприемлемым стало название статей. Но когда гроссмейстер опровергал свою причастность к публикации в «Pariser Zeitung», он ни словом не обмолвился о названии. А ведь название получилось довольно броским, кроме того, именно название в первую очередь и отдает нацистским душком, именно с этим названием статьи и вошли в историю. Логично предположить, что если бы Алехин написал нейтральное исследование под другим — нейтральным — заголовком, он не преминул бы сказать об этом, когда оправдывался перед шахматным сообществом. И все же, зная Алехина, делать из этого определенный вывод нельзя.

В 1992 г. в журнале «JAQUE» появилось интервью испанского шахматиста и друга Алехина М. Ди Агустина. Об авторстве статей испанец сообщил: «Я считаю, что основа статьи написана им, но не сомневаюсь, что текст подвергся грубой манипуляции со стороны редакторов газеты. Статьи наделили прогерманским характером, не присущим такому славянину, как Алехин; как он мог написать хвалебную песнь арийским шахматам, прекрасно зная, что нацисты думают о славянах? <…> Я считаю, что Алехин написал некоторые статьи, которые затем были изменены и искажены нацистской пропагандой». П. Моран приводит и другие слова Де Агустина о русском гроссмейстере: «Я уверен, что окажись он в какой-нибудь мусульманской стране, стал бы выигрывать и там — загоревший и облаченный в сандалии». Этому утверждению вторит и сам Моран: «главным для него была возможность играть: а против кого, как или где, было совершенно не важно».

Возможно, прав и переводчик А. Рат, считавший, что статьи писались одним человеком. А ядовитость и истерическая бессвязность могли объясняться не чем иным, как алкоголизмом, который, также, по свидетельству его знакомых, прогрессировал в то время. Это опять же не может быть утверждением, это всего лишь предположение.

Существует такое явление, как алкогольный психоз. То есть расстройство психики, развивающееся после длительного злоупотребления спиртным. Изменения в сознании происходят постепенно и не связаны с опьянением — даже будучи трезвым, человек испытывает симптомы болезни. Есть разные виды алкогольного психоза. Например, человек может переживать навязчивые идеи и, подчиняясь своему бреду, совершать странные, с точки зрения окружающих, поступки, в том числе и поступки, причиняющие вред самому больному и окружающим. «Еврейский заговор» вполне мог стать той самой навязчивой идеей Алехина, бредом, заставившим несчастного гроссмейстера написать загадочные и малопонятные статьи. Возможно, его критические идеи и наблюдения за игрой представителей разных культур, наложившись на бредовые мысли, вылились в агрессию и недовольство по отношению к тем, кого он ощущал своими обидчиками или обидчиками шахмат. Так родились по сей день необъяснимые тексты. Особенно, если учесть, что раньше гроссмейстер писал совершенно другое, иногда с точностью до наоборот. В жизни шахматного короля было неспокойно, одна необъяснимая странность сменяла другую.

В апреле 1941 г. португальская газета «Revista Portuguesa de Xadrez» сообщила своим читателям, что «португальским шахматистам вновь выпала честь встретиться с чемпионом мира. Мы до сих пор помним все удивительные партии, сыгранные гроссмейстером Алехиным в Португалии в прошлом году и ставшие ярким доказательством его великолепной подготовки. Выступления мастера всегда отмечены его неоспоримым талантом и широкой эрудицией». В апреле Алехин прибыл в Португалию, где пробыл до сентября. Скорее всего, в это время он вел переговоры о проведения матча с Капабланкой и, вероятно, хотел получить визу на Кубу или в любую другую американскую страну, чтобы уехать из Европы. Странность же заключалась в том, что, как мы помним из письма гроссмейстера Хаттон-Уорду, Алехин волновался в это время о жене, замок которой был разграблен, а сама она больна. Но в Португалию — скорее всего, хлопотать об американской визе — он приехал один. Грейс Висхар в то же время отправилась в Дьеп хлопотать о разграбленном имуществе. Но что она могла сделать против грабивших ее замок немецких войск — непонятно. Получилось почти как в песне: «Дан приказ: ему — на запад, ей — в другую сторону». Сложно понять и то, почему Алехин, тревожившийся за жену, не поехал в Дьеп вместе с ней или не увез ее с собой в Лиссабон. Особенно если учесть, что он хлопотал о визе в Южную Америку. И что было бы, получи он визу? Вернулся бы в Дьеп за женой? А может, из Португалии полетели бы в оккупированную немцами Нормандию телеграммы? Едва ли. Скорее всего, он в одиночестве отправился бы на американский континент и остался бы там.

А пока гроссмейстер проводит сеансы одновременной игры в Высшем техническом институте и в шахматной группе Лиссабона, выступает с докладом на тему «Истинное и ложное в шахматах», к концу лета дает сеансы одновременной игры в казино городка Эшпинью.

Ю. Н. Шабуров пишет, что «в связи с разрывом отношений между США и Германией, Грейс Висхар как американскую гражданку могли подвергнуть репрессиям. Обеспокоенный Алехин вынужден был обратиться в представительство Германии в Лиссабоне, где ему пообещали оградить жену от преследований, но опять предъявили условие — предложили участвовать в соревнованиях, организуемых „Шахматным союзом Великой Германии“». И все бы так и было, если бы не одно «но». Дело в том, что США и Германия поддерживали дипотношения до второй декады декабря 1941 г., то есть до тех пор, пока 11 декабря Германия не объявила США войну. Значит, исходя из написанного Шабуровым, Алехин мог обратиться в немецкое представительство в декабре 1941 г. Однако этого быть не могло по той простой причине, что 2 сентября 1941 г. гроссмейстер уже покинул Португалию и выехал в Испанию, где дал вышеупомянутые интервью о взгляде на шахматы с расовой точки зрения, а 3-го и 4 сентября провел два сеанса одновременной игры в Royal Madrid Club и в мадридском казино.

С 8-го по 21 сентября он участвовал в мюнхенском турнире, где занял второе место, в октябре одержал победу в турнире Кракова, а в декабре стал победителем турнира имени самого себя, проводившегося в Мадриде. В Испанию он вернулся в конце ноября, где провел в столице два сеанса одновременной игры. А после «Турнира Алехина» давал сеансы в Малаге, Севилье, Кордове, Витории и Сан-Себастьяне. Если же гроссмейстер обратился в немецкое представительство до декабря, иными словами, до разрыва дипломатических отношений США с Германией, то не очень понятно — зачем, и не проще ли было бы не разъезжаться с женой в разные стороны, ведь уезжал он не на фронт.

Несмотря на то, что война была уже в самом разгаре, а немецкие полчища только-только отброшены от Москвы, 1942 г. оказался для шахматного короля весьма насыщенным с точки зрения участия в соревнованиях. Надо сказать, что титул «короля шахмат» подходил Алехину как никому другому. Он и в самом деле жил и господствовал в какой-то своей стране — стране шахматных фигур и черно-белых клеток. Человек не от мира сего, но от мира шахмат, где не бывает войн и революций, где представления о добре и зле несколько отличаются от обычных, человеческих; где суета мирская и вековечные выяснения отношений не имеют никакого значения. Когда-то он хотел стать российским дипломатом и шахматистом, но судьба, грубо вмешавшись, оставила ему только шахматы. Не имея другого выбора, он смирился, и с тех пор шахматы стали его жизнью. Это отметили Набоков, Ди Агустин, Моран и другие люди, кто сумел понять этого странного и временами необъяснимого человека — «главным для него была возможность играть: а против кого, как или где было совершенно не важно». Да, в Европе полыхала война; в концлагерях гибли красноармейцы, евреи, антифашисты; ленинградцы умирали в блокаде, а в это время Александр Алехин побеждает на турнирах Зальцбурга и Мюнхена, Кракова и Праги, на сеансах одновременной игры с немецкими офицерами. Мог ли он не играть — сказать сложно, ведь шахматы и в самом деле давали ему средства к существованию и гарантировали безо-пасность ему и его жене.

В романе «Белые и черные» А. А. Котов описал эпизод, когда Алехин, игравший с немецким генералом, несколько раз разворачивал доску, меняясь с противником позициями, и несколько раз генерала обыгрывал. «… — Я грубо ошибся, — сказал генерал Алехину. — Сыграй я… — генерал посмотрел на бланк, где он записывал ходы, — сыграй я ферзем на дэ-пять вместо эф-пять, вам было бы плохо.

— Вы так считаете? — спросил Алехин.

— Это элементарно! — продолжал генерал. — А тут что ж, — показал он на свою позицию, в которой сдался. — Моя позиция безнадежна. Летит ферзь, я сдался вовремя.

Алехин присел на стул напротив генерала.

— Хорошо, — решительно произнес он. — Вы говорите, безнадежна. Играйте.

И он перевернул на сто восемьдесят градусов доску. Теперь ему достались черные фигуры. В положении, где немец сдался, Алехин сделал хитрый ход конем. Выяснилось, что ферзя брать нельзя, в этом случае белые получили бы мат. Генерал схватился руками за голову. Ничего себе положение! Такой срам — сдался в позиции, где еще можно было сопротивляться. Он долго думал, выискивая способ победить, доказать этим свою правоту и неправоту Алехина. Но что он мог сделать против такого шахматиста. Прошло три хода, четыре, и теперь уже позиция белых стала незащитимой. Алехин, взявшись за безнадежное дело, одержал верх.

— Сдаюсь, — пролепетал генерал. — Неизбежен мат в два хода.

— Играйте, — приказал Алехин, вновь перевернув доску и взяв себе белые фигуры. Умелым ответом он ликвидировал угрозы неприятеля — мата не получалось, — и затем в несколько ходов сам заматовал черного короля. Офицеры, стиснув зубы, чтобы не рассмеяться, следили за посрамлением самоуверенного начальника…» Эта сцена вошла и в фильм Ю. М. Вышинского «Белый снег России» (1980), и по сей день воспринимается как реальное событие из жизни шахматного короля, ставшее настоящей легендой. И несмотря на то, что сцена выдумана Котовым, воспринимается она совершенно органично и естественно, поскольку верна по сути, в художественной форме отображая возможности и пределы Алехина.