Что касается второго пункта анкеты, следует уточнить, что 5 марта 1920 г. в Москве был зарегистрирован брак между Александром Александровичем Алехиным и Александрой Лазаревной Батаевой, вдовой. Кстати, в упоминавшейся выше газете «Правительственный вестник», в заметке о награждении знаком Красного Креста, наряду с Александром Алехиным упоминается некая Александра Батаева, жена присяжного поверенного. Вполне возможно, что это и есть будущая супруга Алехина, знакомая с ним еще по Земгору. Однако брак их продлился недолго. И ровно через год, 15 марта 1921 г. Алехин женился повторно — на 42-летней швейцарской журналистке Анне-Лизе Рюэгг, девице, с которой познакомился во время ее командировки в Россию. Зимой 1920/21 г. Алехин и Рюэгг принимали участие в поездке гостей и делегатов Коминтерна по городам России, включая Урал и Сибирь.
По прошествии месяца после второй свадьбы, в апреле 1921 г. Наркомат иностранных дел выдал Алехину документ следующего содержания: «Народный комиссариат иностранных дел не встречает препятствий к проезду в Латвию через Себеж гражданина Алехина Александра Александровича, что подписью и приложением руки удостоверяется. Заместитель Народного Комиссара — Карахан. № 01139 — 29 IV-21 года».
В мае 1921 г. Александр Алехин, потерявший уже к тому времени обоих родителей, был с новой супругой в Риге. С собой он привез несколько чемоданов вещей, среди которых была и та самая ваза, Высочайше пожалованная ему как победителю турнира в Санкт-Петербурге в 1909 г.
Обратим внимание, что разрешение на выезд было получено в Латвию. Но если бы гроссмейстер действительно собирался съездить в соседнюю Латвию и вернуться обратно, едва ли он повез бы с собой огромную фарфоровую вазу. А это значит, что решение покинуть страну было в тот момент вполне осознанным и продуманным. Его отъезд интересен не сам по себе — мотивы отъезда проливают свет на личность Алехина и помогают объяснить другие его поступки, а также правильно оценить утверждения отдельных недобросовестных исследователей. Дело в том, что среди заграничных выступлений и публикаций Алехина так и не нашлось безусловных и неопровержимых его высказываний против Советской России. Поэтому утверждать, что Алехин покинул Родину, будучи убежденным монархистом, антисоветчиком и кем-то там еще, нельзя по причине безосновательности таких утверждений. Кстати, на то, что монархистом Алехин не был, указывает анкета, заполненная гроссмейстером при вступлении во французскую масонскую ложу «Астрея» в 1928 г. В отчете одного из руководителей ложи Н. Тесленко, написанном на основании сказанного Алехиным, говорится, что гроссмейстер накануне революции 1917 г. определенных политических убеждений не имел. От Октябрьской революции ждал обновления, но постепенно разочаровался, убедившись, что существует огромная разница между идеями и действительной жизнью. Ко времени вступления в ложу в возможность и эффективность монархии не верил и был сторонником демократического строя. Масоны-эмигранты описаны в романе М. А. Осоргина «Вольный каменщик» как люди, пытающиеся найти хоть какую-нибудь духовную опору и смысл в существовании. О том же поведал и Алехин, заявив, что вступает в ложу, «тяготясь духовным одиночеством».
Еще до вступления в ложу Алехин сам отчасти объяснил, почему принял решение об отъезде из России. Так, отвечая на вопросы анкеты австрийского журнала «Wiener Schachzeitung» в 1926 г., Алехин сказал: «Цель человеческой жизни и смысл счастья заключаются в том, чтобы дать максимум того, что человек может дать. И так как я, так сказать, бессознательно почувствовал, что наибольших достижений я могу добиться в шахматах, — я стал шахматным маэстро. Все же я должен отметить и подчеркнуть, что профессионалом я стал лишь после отъезда из России и что я намереваюсь продолжать работу на юридическом поприще». В 1928 г., уже после матча с Капабланкой за чемпионский титул, Алехин заявил французским журналистам: «Францию я люблю за оказанное русским гостеприимство и за то, что она дала мне возможность оправиться после пережитого в России лихолетья. Я получил свое шахматное развитие в России, но пребывание во Франции способствовало мне в получении звания чемпиона мира, чем я, прежде всего, горжусь, как русский». Следуют ли из этих высказываний какие-то политические утверждения? Можно ли понять слова Алехина как выражение политических убеждений или некоего кредо? Нет, потому что речь совсем о другом. И в момент своего отъезда, и спустя пять лет Алехин не верил, что, оставшись в Советской России, сможет: а) стать чемпионом мира по шахматам, то есть воплотить в жизнь свою заветную мечту; и б) сделать карьеру юриста. Не верил прежде всего потому, что не видел условий ни для того, ни для другого. Когда-то он работал в правовом отделе Министерства иностранных дел, а стал следователем Центророзыска. Когда-то получал первые призы на международных турнирах, а что теперь?.. Да, шахматная жизнь в первые годы советской власти хоть и начала восстанавливаться — в Москве открылся новый шахматный клуб, прошла Всероссийская шахматная Олимпиада, — но все это пока находилось в стороне от мировых шахмат, от соревнований лучших мастеров планеты, все это пока напоминало разбор руин. И кто скажет, когда завершится разбор и начнется строительство нового здания? А чемпионом мира хочется быть теперь, не дожидаясь, когда поднимется экономика молодой республики, прекратится голод и восстановятся отношения с другими странами, когда возродится шахматная активность в родной стране, а с советскими шахматистами будут считаться во всем мире. Да и будет ли все это? Быть может, все образуется, но к тому времени гроссмейстер Алехин окажется не в той форме, да и не в том возрасте, когда можно побороться за чемпионскую корону. Так неужели все зря? Неужели его судьба — зарыть свой талант в землю?..
Вернемся к воспоминаниям Л. Д. Любимова: Алехин явился за границу с намерением стать шахматным королем и вершителем судеб. Его отъезд из России был очередным гроссмейстерским ходом в игре с судьбой, нацеленным на полную реализацию своих природных возможностей. Гениальный шахматист, человек выдающихся способностей — он был умнее, образованнее, сильнее, да просто на голову выше окружавших его людей и сам прекрасно осознавал это. Он верил, что может быть лучшим не только в шахматах. Зачем такая одаренность, если нельзя стать лучшим, признанным во всем мире?
Но обратим внимание на еще одну фразу, сказанную Алехиным французским журналистам: он благодарен Франции и даже признается в любви к ней за то, что она дала ему «возможность оправиться после пережитого в России лихолетья». Не исключено, что в этом случае он имеет в виду не общее для всех лихолетье, не хаос и разруху Гражданской войны и последующих лет, а то, что пришлось пережить и чего натерпеться лично ему. Ведь общение Алехина с советскими органами безопасности не ограничилось одесской тюрьмой. 21 февраля 1921 г. Алехин был вызван для дачи показаний в ВЧК, которая, как выяснилось, 16 ноября 1920 г. завела на Алехина дело № 228. А началось все с телеграммы из Одессы: «У тов. Лациса от тов. Тарасова получена была подлинная расписка шахматиста Алехина от деникинской контрразведки в бытность его в Одессе на сумму около 100 000 рублей. Адрес Алехина полтора месяца назад: Тверская ул., Гостиница „Люкс“, Москва. В прошлом году он выехал из Одессы сюда. В настоящее время в Москве следователь Уголовно-Следственной комисс. Живет на 5–6 этаже. Приметы: выше среднего роста, худой, очень нервный, походка нервная, лет 30–34, найти можно через Клуб шахматистов. Сообщил бывший председатель ГЧК Одессы». Началось разбирательство, для чего Алехина и вызвали на допрос. Но после того, как он подробно в письменной форме ответил на все предложенные вопросы, его отпустили. В 1938 г. дело № 228 снова достали — то ли ввиду намечавшегося матча Ботвинника с Алехиным, то ли с связи с процессами внутри НКВД — в 1938-м, например, был расстрелян Лацис; возможно, из-за Лациса вспомнили и об Алехине. 25 сентября 1938 г. капитан государственной безопасности Федотов и старший лейтенант государственной безопасности Краев направили дело Алехина в 3-й отдел I управления НКВД. На что получили ответ: «Возвращаю. Непонятно для чего эту переписку послали в 3-й отдел?» После чего дело № 228 ушло в архив и было заинвентаризировано под номером р28167.
На допросе в 1921 г. Алехин заявил, что никаких денег не получал, а с товарищами Лацисом и Тарасовым не знаком. Но кроме того он указал, что «с октября 1918 по апрель 1919 г. (перехода Одессы в руки Советской власти) находился с ведома тов. Мануильского в Одессе, жил на шахматные сеансы, шахм. игру в кафе Робина, закладывал кое-какие свои вещи и проч. Нигде не работал». Кстати, здесь же он написал, что «с апреля 1919 работал в Инотделе Одесского Губисполкома», что опровергает утверждения О. О. Грузенберга, вспоминавшего, будто Алехин служил в Одесской ГубЧК. Ведь на допросе в Москве Алехину было бы даже выгодно представиться сослуживцем своих визави. Однако он этого не сделал и, скорее всего, потому, что такое заявление не соответствовало бы действительности. Но тот факт, что в Одессе он нуждался в деньгах, гроссмейстер подтвердил. Вспомним, что в ожидании несостоявшегося турнира Алехин поддерживал отношения с Малютиным, явившимся в Одессу прямиком с совещания в Яссах. Там же, в Одессе, появлялись и другие деятели антисоветского движения — например, В. В. Шульгин, в то время руководивший одной из разведывательных структур Добровольческой армии под названием «Азбука» и знававший когда-то отца Алехина — Александра Ивановича, избиравшегося, как и Шульгин, в IV Думу. В 1920 г. «Азбука» в Одессе была ликвидирована, а Шульгин едва успел покинуть город и переправиться в Крым.
Если предположить, что нуждавшийся и вынужденный закладывать вещи Алехин, общавшийся с антибольшевистскими деятелями, мог одолжить у них денег, то неудивительно, что его расписка или расписки где-то проявились. Так, разгромив одесское отделение «Азбуки», чекисты могли захватить ее архив, где среди прочих бумаг хранились и расписки. Конечно, это только предположения. Но после посещения ВЧК 21 февраля, Александр Алехин развелся с Батаевой и уже 15 марта женился на Рюэгг. 23 апреля он получил разрешение на выезд за границу и 11 мая был уже в Риге. На развод, женитьбу, получение разрешения и отъезд ушло меньше трех месяцев. И несмотря на то, что иные исследователи настаивают, что брак с Анной-Лизой Рюэгг был заключен по любви, доказательством чему якобы служит рождение в этом браке сына Александра, отмахнуться от очевидной спешки Алехина и, как следствие, отношения к браку с Рюэгг как фиктивному невозможно. Кстати, Гвендолина Изнар — дочь третьей жены Алехина, Надежды Васильевой, утверждала, что к Анне-Лизе и сыну Александру гроссмейстер относился совершенно безразлично, и если бы не помощь Васильевой, им пришлось бы туго.