…Увлекшись воспоминаниями, Капабланка не заметил, как подошел к театру. Еще издали он всматривался в стоящих у входа женщин. Капабланка боялся не узнать изменившейся Кончиты и обидеть ее этим. Зря они договорились встретиться на улице. Но волнение оказалось излишним – все произошло совсем просто: еще несколько шагов, и статная женщина в легком платье безмолвно бросилась к нему навстречу.
О, эти первые минуты встречи после долгой разлуки! Мучительны они своей напряженностью, смущением, растерянностью. Не знаешь, что сказать, клянешь себя за то, что стоишь растерянный, безмолвный.
– Как вы живете, Хосе Рауль? Я так рада, что вы приехали! Наконец-то! – твердила Кончита.
Время изменило Кончиту, однако придало ей новую прелесть. Смуглое лицо ее, когда-то отличавшееся матово-коричневой кожей, как будто увяло, стан не был так гибок, как раньше, пышные, жгуче-черные волосы поредели, вместо детски наивной улыбки – грустная улыбка усталой женщины. Но опыт жизни дал ей уверенность в себе, сложную науку кокетства, умение каждым жестом, действием, словом своим показаться с выгодной стороны, подчеркнуть свое обаяние, внушить людям чувство восхищения. Все еще стройная, с высоко и гордо поставленной головой, с затаенной улыбкой на полных чувственных губах, она плыла в толпе, не замечая никого.
Капабланка узнавал и не узнавал новое для него лицо Кончиты. Она тоже всматривалась в возмужавшего за тринадцать лет возлюбленного.
Хосе Рауль мало изменился – в тридцать девять лет он выглядел еще совсем молодым человеком; однако появившаяся седина в черных как смоль волосах да некоторая тучность невольно напоминали о годах. Мальчик стал самоуверенным статным мужчиной.
Месяц, проведенный Капабланкой в Буэнос-Айресе перед началом матча, оказался для них не менее счастливым, чем былое блаженное время. Сердца их вновь потянулись друг к другу. Безрассудная любовь молодости сменилась искренней дружбой. Когда кто-то из приятелей полушутя заметил: «Зачем вы, дон Хосе, встречаетесь со старой женщиной, когда вокруг столько прекрасных молодых девушек!» – Капабланка вспыхнул и резко оборвал его:
– Я прошу вас с почтением отзываться о Кончите. Она мой друг, и я не позволю никому говорить о ней плохо!
В то время как чемпион мира купался в лучах всеобщего поклонения и любви, прибывший в Аргентину Алехин сразу понял, что трудное соревнование ему придется провести не только без моральной поддержки зрителей, но скорее в обстановке всеобщего недоброжелательства, а может, и ненависти. Да и что его могло ожидать в стране, где Капабланка был божеством, кумиром? Ведь в жилах Хосе текла кровь отважных испанских мореплавателей! А он, Алехин, кто он такой? Одиночка, русский, оторванный от родной земли! Правда, в шахматы он играет интересно: его замыслы полны сверкающих комбинаций, но разве может этот пришелец сравниться с доном Хосе – непобедимым шахматистом всех времен? И как осмелился он посягать на шахматную корону Капабланки?
Внешне все выглядело благополучно: за Алехиным и его женой ухаживали, предоставили им все необходимое, но русский шахматист ни на минуту не мог отделаться от ощущения, что он приехал в чужую страну, что здесь никто не желает ему успеха.
Пятнадцатого сентября тысяча девятьсот двадцать седьмого года цвет высшего аргентинского общества собрался на открытие матча. Корреспонденты, кинооператоры, фотографы спешили описать каждую мелочь, запечатлеть на пленку каждый жест противников. Они передали миру, что Алехин и Капабланка представляют собой живописную пару: блондин с мягкими волосами и голубыми глазами – типичный славянин – и испанец с горящим взором серо-зеленых глаз. Оба стройные, немного выше среднего роста, с мягкими манерами хорошо воспитанных людей.
Правда, некоторые газеты писали, что Алехин весь вечер как-то растерянно улыбался, держался немного неестественно. Он был явно стеснен, его движения – лишены свободы и непринужденности; создавалось впечатление, что он не знает, куда девать руки. Одет Алехин был в черный фрак и полосатые серо-черные брюки.
Костюм Капабланки – гладкий, черный – идеально сидел на его статной фигуре. Держался кубинец превосходно: самоуверенные мягкие движения, обаятельная улыбка.
Когда настал момент жеребьевки – нужно было определить, кто играет первую партию белыми, – президент взял белую и черную пешки, подержал их у себя за спиной и, сверкнув бриллиантовыми запонками, предложил чемпиону мира выбор. Хосе Рауль мягко дотронулся до левого манжета президента, тот разжал кулак. На раскрытой ладони лежала белая пешка. «Счастливец, – зашептали кругом, – и здесь ему повезло!» Начинать первую партию белыми, когда матч играется до шести выигранных, несомненное преимущество, особенно для Капабланки. Давно известен его девиз: «Белыми выигрывать, черными стремиться только к ничьей».
Потом начались речи. В пышных, цветистых выражениях ораторы славили обоих выдающихся шахматистов и, конечно, особенно Капабланку. Порою увлекались, расхваливая чемпиона мира, его непобедимость. Никто не допускал даже возможности поражения Капабланки. Алехину тоже досталась часть похвал, но лишь во вторую очередь, после обожаемого кумира.
«Ну что ж, молодой человек, – угадывал Алехин мысли ораторов, скрываемые за вежливыми речами, – хотите поиграть в шахматы – пожалуйста, денег нам не жалко. Против кого вы играете, сами знаете, потом уж пеняйте на себя. Мы вас предупреждали».
В речах выступающих сквозила уверенность в том, что каких-нибудь двух недель будет вполне достаточно, чтобы Капабланка выиграл необходимые по условиям шесть партий. Победа его будет встречена ликованием всей Аргентины. Конечно, к русскому отнесутся с должным великодушием, пощадят его самолюбие. Но после разгрома Алехина вряд ли кто посмеет еще раз оспаривать у Капабланки мировое первенство.
Сам Хосе Рауль, по-видимому, тоже был такого мнения. Вот почему, когда президент после жеребьевки, обняв обоих противников, сказал: «Можно теперь начинать, сеньоры. Завтра за работу», – Капабланка ответил: «Мне не нужно работать. Пусть сеньор Алехин трудится».
Прошел еще один день, и противники заняли места за шахматным столиком. Простой маленький столик, такой же, как во многих гостиных, только в темно-коричневую ореховую поверхность вделаны тридцать два желтых пальмовых квадрата. Свидетелем каких больших событий суждено ему стать! За этим столиком должна решиться судьба первенства мира, сюда два сильнейших гроссмейстера принесут весь свой опыт, знания, результат многолетнего труда над освоением премудрости шахмат. Здесь одному из них суждено испытать торжество победы, в то время как другой будет терзаться горечью поражения. Многое дано было историей узнать и увидеть этому маленькому шахматному столику!
Буэнос-Айрес, 1927год. Матч Капабланка – Алехин.
Сосредоточенные, внутренне собранные, сели друг против друга чемпион мира и смельчак, захотевший отобрать у него корону. На лицах застывшая улыбка, с трудом скрывающая неимоверное напряжение нервов. Последний раз вспыхнул магний фотографов, пророкотали аппараты кино. Карлос Кваренцио пустил часы.
Медленно передвинул Капабланка белую королевскую пешку на два поля вперед. Битва шахматных гигантов началась.
О, эта ужасная первая партия, сколько неприятностей она доставила Капабланке, сколько тяжелых минут пришлось ему пережить!
Он сел играть первую партию спокойный и уверенный: у него белые фигуры, он в отличной форме – всего несколько месяцев назад завоевал первый приз в Нью-Йорке, далеко опередив Алехина и выиграв у него матч из четырех партий.
Казалось, ему ли бояться русского гроссмейстера – правда, шахматиста талантливого и интересного, но…
До сих пор Алехину не удалось выиграть у кубинца ни одной партии; почему же он должен выиграть сейчас, когда чемпион мира в расцвете сил, когда весь шахматный мир считает Капабланку непогрешимой шахматной машиной, непобедимым «чемпионом всех времен»?…
Так рассуждал кубинец в начале матча; вот почему он ничуть не расстроился, когда, просмотрев в первой партии несложную комбинацию Алехина, потерял пешку. «Ну что ж, начнем матч с ничьей, – успокаивал сам себя Хосе Рауль. – Все равно выигрыш Алехина в этой сложной позиции весьма проблематичен».
Однако вскоре Капабланка убедился, что даже при лучшей защите спастись не так-то просто. Алехин играл неподражаемо, находил ходы, которые Капабланка не предвидел. И тогда уверенность начала покидать кубинца, его настроение резко ухудшилось.
…Алехин надолго задумался над ходом. Устав бродить по залу, Капабланка вышел на балкон. Весенний вечер был чудесен, после духоты турнирного помещения свежий ветерок приятно обдувал разгоряченное лицо. «Хорошая погода, – подумал Капабланка. – А тут играй, да еще проигранную позицию… Плохи дела! А может быть, все же спасу партию, неудобно начинать матч с поражения!» Но интуиция подсказывала, что дело его безнадежно.
Вдруг под балконом раздались аплодисменты, послышались крики: «Браво, Капабланка! Ура чемпиону мира!» Вглядевшись в полутьму, он увидел толпу любителей, собравшихся на улице у входа в клуб. Ничего не зная о ходе партии, а может быть, просто не разбираясь в тонкостях игры, аргентинцы шумно приветствовали своего любимца.
Смущенный неуместной овацией, Капабланка был вынужден принимать поздравления. Когда его глаза после яркого света освоились с темнотой, он заметил недалеко от балкона группу танцовщиц из театра «Батаклан» и среди них Кончиту. Женщины старались кричать громче всех, считая своим долгом поддержать знакомого своей подруги.
Поспешно вернувшись в зал, кубинец сел за столик. Мозг его лихорадочно искал спасения. Алехин еще не сделал очередного хода и более двадцати минут обдумывал варианты. Но вот он сделал ход. Русский не зря терял драгоценное время – его тридцатый ход был ошеломляющим. Капабланка не учел этого ответа черных в своих предварительных расчетах. Алехин возвращал лишнюю пешку, зато его фигуры занимали грозные атакующие позиции. Пока черные старались сохранить свой материальный перевес, у кубинца еще теплилась надежда на спасение, но теперь его позиция сразу стала безнадежной. Ферзь и ладья противника врывались по открытой линии, чтобы начать решающее преследование белого короля.