ыло связано с тем, что он играл с температурой. В четвертом туре, сражаясь с Алехиным, Капабланка выигрывал пешку, но преимущество не развил. Все эти проблемы, однако, не помешали ему собраться и взять серебро.
Алехина прекрасно знали в Америке, куда он уже приезжал до турнира и успел понравиться местной публике. Из четырех нью-йоркских партий с Капабланкой и Ласкером русский эмигрант проиграл одну (немцу), а остальные свел к ничьей. В его игре все еще имелись резервы для улучшения. За третье место он получил 750 долларов. Затем Алехин побил в Нью-Йорке мировой рекорд венгра Дьюлы Брейера, который сыграл 25 партий вслепую. Алехину покорилось новое достижение в 26 «слепых» партий (16 побед, по пять ничьих и поражений). Он играл 12 часов, взяв паузу только для небольшого перекуса. «Сеанс, как обычно и бывает в США, хорошо организовали, – прокомментировал Алехин. – Для меня сюрпризом стал уровень оппонентов. На первых 11 досках были любители первого класса, лучшие представители американских клубов Manhattan и Marshall». Действительно, его соперники оказались очень сильными игроками. Например, он проиграл будущему двукратному чемпиону США Исааку Кашдану и участнику радиоматча против СССР Альберту Пинкусу. Как только напряжение сеанса спало, Алехин отправился в ближайший ресторан, заказав там легких закусок, а потом пополнил запасы сигарет. За свое чудо-выступление Алехин получил всего 250 долларов, но вряд ли это его расстроило. Будучи мальчишкой, он восхищался шахматным магом Гарри Пильсбери, который освоил искусство игры вслепую, а теперь превзошел своего кумира, причем на его же земле!
Турнир гроссмейстеров в Нью-Йорке, 1924 год. Участники слева направо, стоя: Фрэнк Маршалл, Савелий Тартаковер, Геза Мароци, Александр Алехин, Рихард Рети, Ефим Боголюбов; сидя: Фредерик Ейтс, Хосе Рауль Капабланка, Давид Яновский, Эдвард и Эмануил Ласкеры. 56-летний эксчемпион мира Ласкер выиграл турнир – это была неожиданная победа
После выступления в Нью-Йорке Алехин взял паузу до конца года, чтобы написать книгу об американском турнире, которую затем перевели на многие языки, а также заняться сборником своих лучших партий2. В том же 1924-м, с некоторым опозданием, вышла книга Алехина о турнире в Гастингсе.
Уже находясь в Париже, Алехин обратил самое пристальное внимание на учреждение в столице Франции Международной федерации шахмат (президентом стал Александр Рюэб из Гааги) – правда, вес новой организации был слишком мал, чтобы оказывать серьезное влияние на ключевые вопросы мировых шахмат. Членами ФИДЕ стали 15 государств: СССР среди них не оказалось.
Капабланка разозлился, что никто из претендентов на матч не смог опередить немецкого «динозавра» шахмат Эмануила Ласкера в Нью-Йорке. И хотя в то время понятия «эйджизм» еще не существовало, все-таки победа человека преклонного возраста над молодыми шахматными умами выглядела как насмешка. Так или иначе, кубинец сделал выгодное для себя заявление, что будет ждать сколько понадобится, пока не появится человек, действительно способный бросить ему вызов. А пока он бы с интересом посмотрел матч… Алехин – Ласкер.
Вторую возможность подтвердить свой чемпионский уровень сам Капабланка получил в 1925 году. Ефим Боголюбов провел с ним переговоры, приглашая шахматного короля посетить Москву. Кубинец не стал соглашаться сразу: он некоторое время раздумывал из-за рождения дочери Титы (более официально – Глория) и отсутствия денег на трансатлантическое путешествие. Ему долго собирали бюджет, который удовлетворил бы все финансовые запросы чемпиона, и даже бывший президент Кубы выворачивал карманы наизнанку, чтобы найти для него лишнее песо. Используя современную терминологию, была организована целая краудфандинговая кампания, которая завершилась успешно. В конце концов кубинец не устоял перед заманчивым предложением Советского Союза – поездка к загадочным большевикам, которых в газетах иные журналисты называли людоедами, обещала стать занятным приключением, а яркие эмоции Капабланка любил.
Алехин мог только досадливо качать головой, что в силу непреодолимых обстоятельств ему не выпала возможность громко заявить о себе в Москве как о главном кандидате на матч с Капабланкой. Но назойливый преследователь Капы к тому времени изыскал способ неплохо проявить себя! Газета Excelsior 10 января 1925 года написала, что 1 февраля «по случаю своей французской натурализации известный русский мастер Александр Алехин, рекордсмен мира по играм вслепую, любезно предлагает, в знак уважения к приютившей его новой родине, провести сеанс «слепых» партий. Он собирается побить собственный рекорд – сыграть 28 таких партий, а не 26, как было в прошлом году в Нью-Йорке»3. Звучало пафосно, вот только французом Алехин официально стал в 1927 году… Роль организаторов «волшебного действа» взяли на себя Французская федерация шахмат, а также газеты Excelsior иPetit Parisien.
Шоу имени Александра Алехина длилось почти 13 часов, за которые шахматист выкурил 29 сигарет! Александр Александрович сидел в удобном кожаном кресле, расположенном на полу «в шахматную клетку», за столом с приборами, и смотрел в большое окно. В это время у него за спиной за продолговатыми столами, на которых были расставлены доски, расположились участники сеанса. В зале было не протолкнуться – так удачно подогрела интерес к событию местная пресса. Периодически посетители с восхищением поглядывали на кудесника, блестяще руководившего своими шахматными армиями, – как генерал, отдававший распоряжения о перемещении войск из крытой палатки. Среди его соперников были как опытные любители, члены различных шахматных клубов Франции (например, Потёмкин), так и откровенно слабые игроки. Одна девушка просидела за доской почти до самого конца сеанса, отказываясь от замены, – так что не только Капабланка привлекал к своим выступлениям женскую аудиторию. Как писала местная газета Strategie, Алехину предлагали поесть, но он ограничился шоколадом, минеральной водой и большим количеством кофе. Когда все закончилось, шахматиста удостоили долгими и продолжительными аплодисментами, а один пожилой человек, расчувствовавшись, даже сказал, что после стольких часов игры гроссмейстер выглядел «свежим как роза». Из репортажа Figaro: «Огромный вестибюль Petit Parisien. Для всех шахматистов Парижа происходит священное действо. Александр Алехин играет 28 партий вслепую. Поворачивается спиной к игрокам. Мы объявляем о ходе того или иного шахматиста. Сразу тишина. Все взгляды устремлены к светловолосой голове, которая возвышается над креслом. И тихий, чистый голос скоро объявляет ответный удар. Какое внимание на всех лицах… И какое спокойствие у Алехина! Этот чемпион закуривает сигарету, скрещивает свои длинные ноги, снова ставит их прямо, и все это делает с каким-то презрительным, кошачьим выражением на лице. Побежденный встает и уходит с горькой складкой в уголке губ – яркий образ поражения. Безжалостный Алехин отвечает на все удары, и не без некоторого испуга мы наблюдаем чудеса, сотворенные его памятью. Это как некая непостижимая тайна, которая каждый раз появляется в голове, когда мы пытаемся постичь жизнь. Наконец, сеанс подошел к концу. Александр Алехин играл 12 часов 58 минут. Он выиграл 22 партии и проиграл трижды. Еще у него три ничьи. Он встал, провел рукой по глазам, словно пробуждаясь. У него загадочный, немного расплывчатый взгляд, какой можно представить себе у каких-нибудь морских чудищ, которых внезапно оторвали от их горькой жизни»4. Впрочем, по воспоминаниям самого шахматиста, из 28 партий он выиграл 23, сделал 3 ничьи и 2 проиграл5.
Александр Алехин в Нью-Йорке, 1927 год
На следующий день Алехин воспроизвел по памяти все сыгранные партии, чем снова восхитил французскую публику. Но через неделю 29 партий вслепую сыграл уже Рихард Рети. Мировые рекорды Алехину были необходимы, чтобы громогласно заявлять о себе как о претенденте на корону. Он пообещал однажды вернуться к вопросу отнятого рекорда и побить достижение Рети (что Алехин в блестящем стиле и сделал, но уже в 1930-е).
«Все окружающее становится абстракцией, – рассказывал о своих ощущениях от партий вслепую Алехин в интервью Petit Parisien. – В этот момент я уже не вижу ни цвета фигур, ни их формы, ни их размеров. А вижу идеальную шахматную доску: 64 неокрашенных квадрата, по которым перемещаются некие силы. Мои идеи становятся более оригинальными, чем когда нахожусь перед самой шахматной доской. Я чувствую себя совершенно непринужденно». (К слову, в СССР партии вслепую считали вредным для психики циркачеством – в 1929 году их официально запретили по решению Крыленко).
Тут же Алехин сыграл небольшой турнирчик в Париже (13 февраля 1925 года), первый для себя после Нью-Йорка, и легко победил (среди соперников оказались Савелий Тартаковер, Евгений Зноско-Боровский, бывший чемпион Чехословакии Карел Опоченский и чемпион Бельгии Эдгар Колле). «В этот раз играл с большой легкостью. Все казалось простым и естественным. Правильные идеи приходили в голову сами собой. Даже во всех ничьих у меня была примерно выигрышная позиция», – резюмировал Алехин6.
В 1925 году Алехин провел сеанс одновременной игры, находясь спиной к доскам; он победил в 22 партиях из 28.
Затем русский гроссмейстер блеснул на международном турнире в Баден-Бадене, куда не приехали Капабланка и Ласкер, зато собрались все остальные именитые игроки. Вот здесь Алехин должен был, что называется, палить изо всех орудий, чтобы показать, насколько он готов к вероятному матчу за звание чемпиона. Его выступление превзошло все ожидания – он одержал 12 побед, ни разу не проиграл, хотя среди его соперников числились Акиба Рубинштейн и Ефим Боголюбов, которые тоже мечтали зарубиться с Капабланкой. Тартаковер сказал, что Алехин играл в стиле истинного чемпиона мира. Зигберт Тарраш счел, что качество игры русского шахматиста было явно выше, чем у Капабланки в Нью-Йорке. После этого Алехин углубился в защиту докторской диссертации, и теперь уже Капабланка должен был «нанести ответный удар», доказать, что не зря он восседает на троне. Этот шанс кубинец мог всецело использовать в Москве… Но провалил задачу!