Увы, на войне Алехин побывал по разные стороны баррикад – и под ее конец стал персоной нон грата.
Восьмая шахматная олимпиада в Буэнос-Айресе проходила с 24 августа по 19 сентября на фоне тяжелейшей общемировой ситуации. Участвовали 27 стран. Алехин (Франция) и Капабланка (Куба) отправились в знаковые для себя места, где когда-то творили магию – матч за шахматное первенство, который до сих пор считается одним из самых необыкновенных в истории. Пароход Neptunia, на котором Хосе Рауль с супругой Чагодаевой прибыл в Буэнос-Айрес из Франции, всего через два дня потопили немцы.
К моменту прибытия шахматистов на южноамериканские берега Германия уже подвергалась нещадной критике со стороны всех, кто обладал критическим мышлением, за то, что аннексировала Австрию и оккупировала Чехословакию, проявив невиданную наглость. Последняя по милости немцев выступала в Буэнос-Айресе под названием «протекторат Богемии и Моравии» (в ее составе отсутствовал Сало Флор). Немцы предложили чехословакам использовать флаг со свастикой, но организаторы остановились на старом чехословацком варианте. Команда Германии приехала в Аргентину побеждать. Партии проходили в театре Politeama.
1 сентября участники турнира, пройдя предварительную стадию, готовились к финалам, но пришли в ужас: на европейском континенте развязывалась Вторая мировая война! Перед общепланетарной катастрофой сформировались два военно-политических блока – англо-французский и германо-итальянский. Советский Союз метался меж двух лагерей. Поначалу было намерение заключить соглашение с оппонентами Гитлера и Муссолини, но у французов и британцев оставалось к большевикам пренебрежительное отношение – переговоры фактически сорвались. В конце концов, в августе 1939 года появился печально известный пакт Молотова – Риббентропа о ненападении с секретным протоколом о разделе сфер влияния, который лишь отсрочил войну для Советского Союза… И уже в сентябре Германия, получившая гарантии, что СССР мешать не станет, вторглась в Польшу – так провалилась попытка стран-союзниц сохранить мир путем уступок агрессору. Накануне нападения переодетые в польскую военную форму солдаты СС[29] совершили провокацию – «атаку поляков на немецкую радиостанцию в Глайвице», дав формальный повод для начала боевых действий. «Немецкими жертвами» злонамеренной диверсии стали заранее умерщвленные узники концлагерей, которых гитлеровцы в ходе операции называли «консервами». Гитлер по радио объявил гражданам Германии, что поляки совершили нападение на немецкую территорию, и объявил войну, а затем в военной форме выступил в Рейхстаге с патетической речью. 3 сентября Франция и Британия (а также некоторые другие страны) объявили войну Германии… Постепенно в конфликт ввязались 62 из 74 государств мира, было впервые применено ядерное оружие, погибли более 70 миллионов человек.
Британцы покинули турнир в Буэнос-Айресе досрочно, как только узнали об агрессии немцев. Позже двое из них, Гарри Голомбек и Стюарт Милнер-Бэрри, помогли Алану Тьюрингу дешифровать в Блетчли-парке немецкую «Энигму». Хозяева соревнований ценой невероятных усилий уговорили капитанов команд продолжать участие. Германию не дисквалифицировали, хотя формально она уже находилась в состоянии войны с Польшей и Францией, команды которых участвовали в турнире. С немецкими шахматистами избегали общаться. Капитан сборной Франции – и заодно ее тренер – Александр Алехин призвал бойкотировать немцев. Французы не стали играть с представителями страны-агрессора. Командам присудили ничью.
Лидер «нерукопожатной» сборной Альберт Беккер после турнира писал своему коллеге-соотечественнику Максу Блюмиху: «Доктор Алехин был настроен против нас на протяжении всего времени. Он запрещал своим сокомандникам иметь с нами какие-либо контакты, оппонировал нам в прессе и на радио. То, как вел себя Алехин, – позор». Алехин также помогал в турнирной борьбе соперникам немцев, Польше и Аргентине, не участвуя в поединках против них6.
«Свои» тоже отвернулись от немецкой команды. Шахматистка Соня Граф, очень эмансипированная короткостриженая брюнетка, любившая переодеваться в парня, из-за критики нацистского режима выступала в дальнейшем в нейтральном статусе; она проиграла в Буэнос-Айресе только Вере Менчик (через два года уроженка Москвы погибнет в ходе бомбардировки Лондона немцами).
Мужская команда Германии, несмотря на давление, одержала победу – но ни один из игроков не вернулся на родину, как и некоторые европейские шахматисты с еврейскими корнями. Не всем это пошло на пользу: так, эстонский мастер Ильмар Рауд умер в Аргентине от голода в возрасте 28 лет. Поляки во главе с Савелием Тартаковером, поначалу деморализованные войной на их территории, совершили затем рывок, завоевав серебро. Эстония Пауля Кереса получила бронзу, а вскоре страны Прибалтики вошли в состав СССР по тому самому секретному протоколу с немцами – и уже в 1940-м талантливейший Керес участвовал в советском чемпионате (еще один участник олимпиады, латвиец Владимир Петров, погиб в сталинских лагерях).
1–2-е места за лучшую игру за «первой доской» в финальной части турнира в Буэнос-Айресе получили Капабланка и Алехин соответственно. Капа уже лечился от повышенного кровяного давления, сев на диету, – иногда у него прямо во время партий стирались воспоминания о том, что именно он намеревался сделать за доской. С возрастом участие в турнирах, где приходилось мобилизовывать все умственные способности, становилось для кубинца смертельно опасным – повышался риск инсульта. Однако он продолжал играть на самом высоком уровне, пренебрегая рекомендациями врачей.
В Буэнос-Айресе экс-чемпион мира отказался играть против Франции, заранее предупредив, что не желает видеть Алехина, – у них была своя «война», которая не прекращалась. Вместо ушедшего «отдохнуть» Капабланки к Алехину за доску сел худший кубинский игрок Лопес Арсе, быстро положивший своего короля на бок. Чагодаева вспоминала, что вновь поднимался вопрос о матче-реванше, и симпатизировавший кубинцу Керенсио – тот самый судья, у которого Капабланка жил в 1927-м, – даже вызывал чемпиона мира на дуэль, а тот якобы прятался от него в туалетной кабинке.
Переговоры о матче-реванше действительно продолжались, просто кубинцы и аргентинцы не могли удовлетворить финансовый запрос Алехина (призовой фонд размером в 10 000 долларов золотом). СМИ писали, что матч-реванш – дело решенное, даже называли дату его проведения – 14 апреля 1940 года. После начала Второй мировой войны организовать его стало делом крайне затруднительным. Пока суд да дело, Алехин отправился с женой в Бразилию, а 31 декабря 1939 года отбыл в нейтральную Португалию. Он уже не мог давать никаких гарантий Капабланке, сославшись на то, что ему надо исполнять гражданский долг во Франции. Теперь, когда Алехин отбыл на континент, Капа снова мог впасть в отчаяние, понимая, что «поймать» русского эмигранта будет очень тяжело.
Алехина встречали в Лиссабоне так, будто он был суперзвездой. На пристань пришел местный шахматист Франсишку Люпи, который позже стал последним настоящим другом русского эмигранта. «Однажды утром в середине января мы все вышли на пристань, чтобы поприветствовать его. Еще до того, как корабль был пришвартован, мы заметили на верхней палубе улыбающегося блондина с двумя котятами на руках»7, – вспоминал Люпи о той встрече. Интересно, почему у чемпиона было столь благодушное настроение? Неужели из-за того, что он снова убежал от Капабланки?
В феврале Алехин находился уже в Париже, где его мобилизовали. Шахматист стал не офицером, как это было принято считать ранее, а всего лишь рядовым8, стажером-переводчиком в запасе (требовались знания русского). С 29 февраля 1940 года его приписали к третьей роте управления по тыловому обеспечению.
Как выяснили французские журналисты из записей Алехина, весной он намеревался провести «монстрический» сеанс против 300 игроков в Лондоне с командами по пять шахматистов на 60 досках – нечто подобное Александр Александрович уже проворачивал в Париже в отеле Claridge восемь лет назад. Выручку с мероприятия он предлагал истратить на военные нужды Франции. «Будем надеяться, что это военное дело закончится победой как можно скорее, и тогда мы сможем организовывать регулярные соревнования, что будет полезно для шахмат наших стран», – писал он британскому шахматному руководителю Руфусу Стивенсону, супругу Веры Менчик. И предлагал конкретную дату для сеанса – 15 мая 1940 года. Но это мероприятие не состоялось. А 12 июля Алехина демобилизовали в Клермон-Ферране.
Франция очень быстро пала на колени: немецкий военный план «Рот» стал для республики роковым. Германский генерал-майор Эрвин Роммель без проблем препарировал французские войска, словно они оказались подопытной лягушкой; Гейнц Гудериан умело маневрировал своими танками на французской территории, точно первоклассный шахматист, владеющий убийственным позиционным чутьем. Летчики люфтваффе[30] доминировали в воздухе, немецкие асы справлялись с задачами любой сложности. Линия Мажино, которую считали неприступной, просто оказалась бесполезной. Французские генералы слабо координировали войска, их пытались менять, но сути это не меняло. Типичный блицкриг превратил в руины надежды союзников на скорое окончание экспансии немцев. Постепенно к французам пришло осознание, что война будет долгой и тяжелой. Франция потеряла 300 000 убитыми. Страну разделили на зоны влияния: немцам досталась северная часть, включая Париж. Было организовано правительство Виши, подчиненное немцам. Жизнь французских граждан изменилась разительно: немецкая пропаганда проникла во все сферы их бытия, в том числе появилась подконтрольная немцам пресса.
Алехин временно пропал с радаров Капабланки. Снова дал о себе знать в еще свободном Марселе, послав кубинцу срочный запрос на проведение матча-реванша. 8 сентября 1940 года в