American Chess Bulletin.
Высокое давление разбомбило самый уникальный «шахматный мозг» того времени. Наступил коллапс, доктор отправил экс-чемпиона на карете скорой в больницу, где незадолго до этого умер Ласкер. Однако кровоизлияние, которое спровоцировала сильнейшая гипертония, оказалось настолько обширным, что спасти Капабланку не могли даже лучшие врачи (его зрачки стали разных размеров, что говорило о чудовищных процессах, происходивших в голове шахматиста). Смерть наступила в пять утра. Убитая горем Ольга Чагодаева вспоминала, как в момент, когда предположительно не стало любви всей ее жизни, она смотрела на небо и вдруг увидела гаснущую звезду. Мужчина, подаривший ей так много счастья, неожиданно покинул русскую княгиню навсегда.
Она попыталась узнать у Шварцера, как же такое могло случиться. И доктор дал исчерпывающий ответ в письме: «В конце 1941 года, и особенно в начале 1942 года, его кровяное давление внезапно подскочило и достигло угрожающей отметки. Я со всей определенностью посоветовал ему исключить все ненужные источники волнения, поехать куда-нибудь за город, постараться вести спокойный, тихий образ жизни. Еще я посоветовал ему оставаться в кровати днем как можно чаще и максимально расслабляться, как физически, так и ментально. Я даже предупредил, что невыполнение этих предписаний поставит под угрозу его жизнь, и степень этой угрозы будет наивысшей. К моему сожалению, Капабланка ответил, что в настоящий момент он совершенно не способен подчиниться моим приказаниям, потому что угодил в ужасные неприятности, в которых были замешаны его бывшая жена и дети, что они затеяли судебные тяжбы против него, что ему приходится как-то бороться с их неоправданно завышенными требованиями, и поэтому он отчетливо ощущает, что его здоровье ухудшается день ото дня, если не ежечасно. Вышеупомянутый разговор состоялся 6 марта 1942 года. Смерть наступила через два дня»9.
На похороны Капабланки пришли тысячи кубинцев. Организацией церемонии прощания в здании Национального капитолия Кубы занимался лично президент страны Фульхенсио Батиста. Гроб завернули в национальный флаг; уже на кладбище в Колоне катафалк был целиком покрыт свежими цветами. Среди скорбевших находилась и Ольга Чагодаева… Даже солдаты в больших фуражках и светлых мундирах, сопровождавшие похоронную процессию, утирали со щек слезы, что запечатлели фотографы. Умер, возможно, самый известный кубинец в мире, человек, который принес островному государству великую славу. Невероятной жизнью Капабланки интересуются и по сей день.
Каждому хочется понять, в чем заключался его шахматный секрет. Однажды он сказал, что мало занимался шахматами просто потому, что в противном случае другим бы не досталось ничего! Амбициозное заявление…
Быть может, Капа неправ. И хорошо, что он не уходил с головой в изучение теории, не звал коллег на домашние турниры, не имел карманных шахмат, – его голове нужен был простор, кристальная, ничем не замутненная шахматная ясность. Вероятно, фанатичная преданность делу Алехина, который готов был изучать премудрости игры дни (и ночи) напролет, напустила бы туману, не дала бы Капе четко видеть путь к уничтожению врага.
На его могиле установлена гигантская фигура в виде белого короля. Капабланка и был им по жизни – самой важной, самой светлой фигурой, сиявшей на шахматном небосклоне.
Его главный оппонент и сам в тот год тяжело болел скарлатиной. Чемпиона мира лечили в той же больнице Bulovka, что и Рихарда Рети, который скарлатину не перенес (позже Алехин заявил, что немцы после выздоровления якобы заставили его продолжать играть на турнирах, угрожая перестать выдавать продовольственные карточки).
Чемпион все-таки выжил – и как будто снова убежал от Капабланки, отсрочил поединок с кубинцем на небесах. Статистика их земного противостояния замерла навечно: 9 побед Капабланки, 7 побед Алехина, 33 ничьи10.
Узнав о трагедии, Алехин не стал в очередной раз говорить что-нибудь такое, из-за чего все бы почувствовали неловкость. Он сказал очень просто, но сильно: «Мы потеряли величайшего шахматного гения, равного которому никогда не увидим».
Таким образом, матч-реванш отменился навсегда. Алехин много раз мог выйти к барьеру, чтобы снова на практике доказать свое превосходство над Капабланкой, но… Надо все-таки признать, что он откровенно побаивался кубинца. Капабланка, шахматную суперсилу которого нельзя отрицать, вполне мог даже «разорвать» Алехина за шахматной доской, обозленный сначала фиаско в Аргентине, а затем и бесконечными отказами противника… И даже блеск в Сан-Ремо и Бледе не убедили Алехина, что он готов сражаться с кубинцем!
Если Капа представляется белым королем, то Алехин – черным. Капабланка жил в празднике, в атмосфере смеха и улыбок, красивых женщин, роскошных приемов. Он и сам являл собой праздник: там, где появлялся Капа, чувствовалось кипение жизни.
Алехин на его фоне как будто мельчает, но в его судьбе куда больше трагизма, внутренней борьбы, тяжелых решений, сделок с совестью. Не каждая душа может пройти испытание бурей, а в жизни Алехина она не кончалась никогда. Под гнетом обстоятельств в какой-то момент русский шахматист сломался, и в ситуациях, когда приходилось делать сложный выбор, он направлялся туда, где легче, проще, выгоднее.
Не оставалось сил бороться.
Спасение от нацистов пришло к Алехину, когда он, покинув рейх, в очередной раз попал на Пиренейский полуостров – увы, без Грейс Висхар, которой уехать вновь не позволили чересчур мнительные немцы. Очевидно, она оставалась для них гарантией, что Алехин не сбежит. Режим генерала Франко в Испании давал послабления – и надежду. Чемпион мира поехал туда в октябре 1943 года по приглашению Федерации шахмат Испании. Это совпало с кардинальными переменами во Второй мировой войне: немцы стали все чаще терпеть поражения на полях битв, очень тяжело им приходилось на территории Советского Союза. Сталинградская битва (17 июля 1942 – 2 февраля 1943 года) показала, что вермахт при поддержке армий стран «Оси» сокрушим. Гитлер надеялся добраться до кавказских нефтяных месторождений, но его армия потерпела крупное поражение. С этого момента наступил «коренной перелом» в войне – позиции стран-агрессоров начали стремительно ослабевать, а сопротивление им приобретало невиданный размах. С 5 июля по 23 августа 1943 года состоялась Курская битва, в которой участвовали около двух миллионов человек. Она сорвала крупное наступление сил вермахта и дала импульс для Красной Армии начать собственные полномасштабные атакующие действия, заполучить стратегическую инициативу. Неудивительно, что Алехин воспользовался первой возможностью, чтобы сбежать от агонизировавших нацистов. Вскоре после визита в Испанию Алехин попал в местный санаторий (видимо, для душевнобольных) из-за обострившихся проблем с психикой11. Он прекрасно понимал, что в условиях нового миропорядка все, что он делал на оккупированных немцами территориях, начнет работать против него – и оказался в реальном, а не шахматном цугцванге.
Во Франции осталась Грейс Висхар, с которой он больше никогда не виделся. Кажется, она ему действительно подходила – расчетливая, умная, хитрая, заботливая. И даже в 1944 году, «под немцами», выиграла чемпионат Парижа по шахматам.
Любил ли он? Ответ знает только Алехин. Теплые человеческие эмоции, если речь касалась не комфорта или шахмат, а конкретных людей, наверное вообще были ему малодоступны. Но Висхар обладала харизмой, мыслила схоже, понимала дело, которому он посвятил жизнь, и была в состоянии хоть немного растопить ледяное сердце чемпиона. Хотя вряд ли в том мраке, наставшем в период гитлеровской экспансии, они могли быть по-настоящему счастливы вместе – когда встает вопрос выживания, не до сантиментов… Их общение тогда стало нерегулярным, хотя Алехин возил супругу по разным странам, когда участвовал в нацистских турнирах, и иногда даже брал с собой любимых кошек.
В СССР скончались самые близкие родственники Алехина: брат Алексей – в 1939 году и сестра Варвара – в 1944-м.
Не было в живых многих, с кем он делил доску и к кому испытывал уважение. Те, кто не умер, отказывались общаться с «коллаборационистом», уничтожая его в интервью. Отворачивались даже самые близкие – например, Осип Бернштейн, который однажды отвел его в «Астрею» и часто захаживал в парижскую квартирку в надежде на радушный прием Надежды Семеновны.
Алехин остался и без щедрого финансового покровительства Ганса Франка, который после его отъезда продолжал развивать шахматы в Кракове вместе с Боголюбовым (киевлянин вернулся в Триберг в середине 1944 года), даже когда стало ясно, что дни генерал-губернаторства сочтены.
Когда журналист из Хихона спросил чемпиона мира Алехина, какие у него планы на будущее, тот понуро ответил: «А какие у меня могут быть планы? Лучшая часть моей жизни прошла между двумя мировыми войнами, покрывшими Европу руинами и крестами, которые взяли в кольцо мою волю, привыкшую побеждать. Обе опустошили меня, но по-разному: когда закончилась первая, я был молод и имел непомерное честолюбие, а теперь нет ни того, ни другого»12. В Испании Алехин не имел возможности много зарабатывать. В его услугах не нуждались так, как в Кракове, – и он соглашался на любую подработку (например, обучал шахматному ремеслу местного вундеркинда Артуро Помара).
Алкоголизм подорвал здоровье шахматиста окончательно: врачи, которые осматривали его, не видели просвета, не сулили ничего хорошего. Он страдал из-за проблем с печенью, воспаления кишечника, гипертензии (привет, Капабланка) и непроходимости артерий.
Осенью 1945 года Алехин уехал из Испании в португальский Эшторил. Экс-глава Всесоюзной шахматной секции Борис Вайнштейн в беседе с Сергеем Воронковым выдвинул теорию, почему чемпион это сделал: «В то время генерал Франко стал уже выдавать военных преступников. Алехин знал это – вот почему и вынужден был уехать в Португалию: тамошний глава правительства Салазар не выдавал военных преступников, и союзники смотрели на это сквозь пальцы. Когда же Алехин заявил, что он не причастен ни к фашистскому режиму, ни к антисемитским статьям, опубликованным в 1941 году в