8 ноября армии Кутузова и Буксгевдена соединились. Теперь объединённые силы союзников насчитывали 86 тысяч. У Наполеона в тот день было всего 50 тысяч человек, но уже через три дня к нему подошло ещё 23 тысячи. Соотношение сил оставалось не в пользу Наполеона. Однако не арифметика определяет победу в войне. В Наполеоне история соединила императора и талантливого полководца. Он в своей армии был бесспорным и единственным вождём, в то время как в армии союзников находились в ставке два императора, опекавших Кутузова. К тому же к нему был приставлен австрийский генерал Вейротер, живо реагировавший на все решения Кутузова и ловивший на лету каждое замечание императоров. При таких условиях ни о каком единоначалии не могло быть и речи.
Сначала Александр и Франц решили ждать подхода с юга ещё одной австрийской армии, а с севера — пруссаков, обещавших выступить в поход со дня на день. Однако время шло, а подкреплений не было, и Александр вдруг приказал начать подготовку к наступлению. Кутузов был сторонником первого варианта действий, но Александр настоял на своём, и наступление началось.
26 ноября под Вишау произошло столкновение союзников с французами, которое близко наблюдал Александр, впервые в жизни оказавшийся на поле боя.
Атака Мюрата была успешно отбита, после чего союзники, контратакуя, захватили в плен 500 солдат и офицеров неприятеля.
Александр объехал верхом поле боя, наблюдая в лорнет, как мучились раненые и недвижно застыли убитые. Он был потрясён и испуган. Будто желая уменьшить свою вину перед Богом за всё происшедшее, Александр приказал помогать тем, кто ещё был жив, независимо от того, к какой армии тот или иной раненый принадлежал. Зрелище людских страданий оказалось для него настолько непереносимым, что он ничего не ел весь оставшийся день, а к ночи заболел.
Тем не менее победа под Вишау воодушевила Александра, и, когда в ставку прибыл посланец от Наполеона с предложением провести переговоры о перемирии, эта просьба была отклонена. Однако Александр послал в стан французов своего генерал-адъютанта князя Петра Петровича Долгорукова. С ним встретился Наполеон, объезжавший передовые посты. Впоследствии он говорил, что Долгоруков вёл себя как царь, разговаривая с опальным боярином.
Расспросив о здоровье Александра, Наполеон спросил: «Долго ли нам воевать? Чего хотят от меня? За что воюет со мной император Александр? Чего он требует? Пусть он распространяет границы России за счёт своих соседей, особенно турок, тогда все его ссоры с Францией кончатся».
Долгоруков слушал Наполеона, всем своим видом показывая, что эти речи ему отвратительны. Отвечая Наполеону, он не назвал его «императорским величеством» и известил, что император Александр вооружился на защиту независимости Европы и не может равнодушно взирать на бедствия Сардинии и Голландии, занятых французами.
«России нужно следовать совсем другой политике, — ответил Наполеон, — и помышлять более всего о своих собственных выгодах». В заключение Наполеон сказал: «Итак, будем драться»[88].
Долгоруков, вернувшись к Александру, заверил его, что заметил у французов робость, уныние и нерешительность, чем утвердил царя в правильности принятого им решения.
Александр и Франц тут же рассмотрели план генерального сражения, представленный Вейротером, и утвердили его. Союзники, наступая первыми, должны были обойти армию Наполеона с правого фланга и отрезать её от Вены.
В полночь 20 ноября в штабе Кутузова в Крженовице состоялось совещание русских и австрийских генералов. Оно началось с того, что Вейротер подробно изложил свой план, одобренный двумя императорами и, следовательно, не подлежащий обсуждению в стратегическом отношении и лишь корректируемый в частностях.
Кутузов откровенно дремал, сидя в кресле и сложив руки на животе. Так он выразил своё несогласие с планом двух императоров. Когда лекция Вейротера закончилась, Кутузов велел всем присутствовавшим генералам следовать к своим колоннам, а в штабе оставить адъютантов, для того чтобы они получили по экземпляру перевода диспозиции с немецкого языка на русский. Переводил диспозицию майор К. Ф. Толь и успел сделать это только к шести часам утра. Между тем по диспозиции вся армия должна была начать движение уже в семь часов.
В 1859 году в «Военном журнале» (в русском переводе) были помещены «Записки графа К. Ф. Толя, изданные на немецком языке Бернгарди». В части «Записок», названной «Война императора Александра I с Наполеоном в 1805 году», Толь не обошёл стороной вопрос о взаимоотношениях Александра I с Вейротером, Кутузовым и другими военачальниками.
Любопытна характеристика, данная Толем Вейротеру: «Генерал-квартирмейстером выбрали австрийского генерал-майора Вейротера, и это был самый неудачный выбор... Известно, что Вейротер находился уже при Суворове в русской армии, ознакомился со многими её особенностями и умел угождать русским генералам. Говорят, впрочем, что Вейротер не был лишён ума и познаний, но факты доказывают слишком ясно, что на поле битвы он был не больше как учёный систематик, пристрастный к устарелым взглядам на военное искусство. Во всех отношениях он стоял гораздо ниже Макка, но как ловкий выскочка, привыкший кланяться и льстить, и теперь сумел проложить себе дорогу»[89].
Рассказывая о военном совете накануне Аустерлицкого сражения, Толь отмечал, что только Багратион возразил против плана Вейротера, да и то сделал это перед офицерами своей свиты и штаба, когда военный совет уже завершился.
Утром 20 ноября армия союзников, ещё не начавшая выстраиваться в боевые порядки, была атакована на поле у деревни Аустерлиц. Кутузов был при четвёртой походной колонне, остановившейся на господствующих над местностью Праценских высотах. Солдаты этой колонны не только остановились, но и составили ружья в козлы.
Александр подъехал к Кутузову, и именно тогда между ними произошёл хорошо известный теперь диалог:
— Михайло Ларионович, почему не идёте вперёд?
— Я поджидаю, чтобы все войска колонны пособрались.
— Ведь мы не на Царицыном лугу, где не начинают парада, пока не придут все полки!
— Государь, потому-то я и не начинаю, что мы не на Царицыном лугу. Впрочем, если прикажете...
Александр приказал, и четвёртая колонна сошла с Праценских высот, которые немедленно занял Наполеон, прорвав таким образом позиции союзников в центре.
Расположив на высотах множество орудий, Наполеон начал наступление против обоих флангов и к вечеру наголову разгромил союзников.
Потеряв 27 тысяч убитыми и пленными (в том числе 21 тысячу русских), 158 орудий (из них 133 русских), армия союзников начала отступление, напоминавшее беспорядочное бегство.
В этом, втором для него, сражении Александр уже по-настоящему попал в пекло войны. Рядом с ним убило лошадь лейб-медика Виллие, его запасную лошадь. А упавшее в двух шагах ядро осыпало его самого землёй.
При отступлении свитские офицеры потеряли Александра, и он остался с Виллие, двумя казаками, конюшим и сопровождавшим его учителем верховой езды Ене.
Майор Толь заметил среди бегущих солдат четвёртой колонны Александра и пятерых сопровождавших его всадников. Он видел, как Александр остановил коня перед неширокой канавой, из-за того, что был плохим наездником. Ене несколько раз перескакивал канаву туда и обратно, показывая, как легко это делается, но Александр долго не решался пришпорить коня. Наконец он преодолел препятствие, но, как только конь перемахнул канаву, Александр сошёл с седла, сел под деревом и заплакал.
Спутники Александра в смущении стояли рядом. К плачущему императору подошёл Толь и стал утешать его. Александр вытер слёзы, встал и с благодарностью обнял майора.
Вскоре он случайно встретил Кутузова, отступавшего с войсками. В селе Уржиц, где со всеми удобствами расположился император Франц, Александра с трудом разместили на ночлег в бедной избе с соломой на полу.
Ещё не ложась спать, Александр пожаловался Виллие на озноб и расстройство желудка. Виллие решил, что лучшим средством окажется глинтвейн, но не оказалось красного вина. Тогда среди ночи отыскали обер-гофмаршала австрийского императора Ламберти, но тот отказался выдать союзному императору бутылку вина, сославшись на то, что личный запас императора Франца неприкосновенен и только с его разрешения что-либо выдаётся оттуда. Император Франц спал, и будить его Ламберти не решился.
Этот эпизод более чем красноречив и в комментариях не нуждается.
Вино нашлось у казаков. Виллие добавил несколько капель опиума, и Александру стало легче.
Утром следующего дня Александр приехал в Чейч, где собирались отступающие русские части. А ещё через день — 22 ноября — состоялось свидание Франца с Наполеоном, после чего было заключено перемирие, распространявшееся и на русских. Было условлено, что русская армия немедленно покинет австрийские владения.
Александр согласился с принятым решением и 27 ноября 1805 года, простившись с Францем, уехал в Россию. Следом за ним двинулась и вся русская армия. 13—15 января 1806 года русские войска перешли границу. Гвардия возвратилась в Петербург лишь 9 апреля. Сам же Александр был в столице уже 8 декабря 1805 года.
В тот же день Александр открыто навестил свою пассию — Марию Антоновну Нарышкину, урождённую Святополк-Четвертинскую.
Муж её обер-гофмейстер двора Дмитрий Львович Нарышкин получил при дворе прозвище «великий мастер масонской ложи Рогоносцев», так как безропотно делил своё супружеское ложе с императором.
Между тем многие оправдывали увлечение Александра. Мария Антоновна выделялась изумительной красотой. «Разинув рот, стоял я в театре перед её ложей и преглупым образом дивился красоте её, до того совершенной, что она казалась неестественной, невозможной», — писал один из современников. М. И. Кутузов называл Нарышкину «ангелом» и писал, что «если я боготворю женщин, то потому только, что она — сего пола...».