Александр поднял руку.
— Бог с вами, братья! — громко сказал он и руку опустил. — Не крестом благословляю вас, но светом, ибо грядёт битва страшная с тёмной нечистью поганой. Из света сего вы сотворите огонь господен в коем та нечисть и сгорит.
Не готовился Александр к публичному выступлению такого рода, и речь получилась такой убогой, что Санька едва не скривился. Однако глянув на ауры окружающих, Санька заметил, как они действительно стали наполняться его светом. Причём он не старался свет передать. Свет старцы и служители монастыря брали у него самостоятельно и целенаправленно, словно зная, что он у него есть. Что источник света находится именно в нём, в Саньке.
— Едрит — Мадрид, — удивился царь, оценивая свои энергетические ресурсы.
Его личные силы катастрофически таяли, и Александр вынужден был подключить «внутренние резервы». Не хотелось при первой встрече «не оправдать доверие» братии. Его «внутренними резервами» были все «участники» его сети: кикиморки, лешие, и остальная нежить, подпитывающаяся от него силой.
— Ничего, один раз можно, — утешил сам себя Санька, однако подспудно понял, что одним разом, скорее всего, не отделаешься, и, если так пойдёт дальше, надо создавать более емкие аккумуляторы. Вопрос: «как и из чего?», сейчас его не волновал. Санька думал о другом.
Отдавая силу, он впадал в блаженное состояние и переживал, не свалиться ли в обморок, как от потери крови? Но голова, вроде, не кружилась. Да и чувствовал он себя совсем не опустошённым. Наоборот. Он словно стоял в потоке света. Свет Санька брал извне и из сети, а отдавал сразу в ста, минимум, направлениях.
Тогда Александр подумал о людях. Не будет ли им худо? Он оглядел собравшихся и понял, что «кормление» пора прекращать. И он прекратил.
— Всё, братья! Хорошего помаленьку! — тихо произнёс Александр. — Будет день, будет и пища!
— А будет сей день? — спросил один из старцев, стоявших рядом с Варлаамом.
— Как величать тебя, святой человек?
— Зосимой кличут, светлый князь.
— Не тот ли ты Зосима, что на Соловецком острове монастырь учредил и его первым игуменом был? — очень тихо спросил Александр.
— Не я один тот монастырь учредил и не я первым игуменом был, — очень тихо вздохнул старец.
— Так сколько же тебе лет, тогда? — прошептал Санька.
— Много, государь — снова со вздохом проговорил Зосима.
— Так тебя, вроде, как канонизировали Макарьевским церковным собором в пятьдесят пятом году[4] к лику преподобных.
— Бывает и такое, — пожал плечами старец, не меняясь лицом.
— И много тут таких?
Зосима невесело улыбнулся.
— Хватает.
Зосима подошёл совсем близко к царю и заглядывая своими мутными старческими глазами тому в глаза, спросил:
— А ты кто будешь, светлый князь, что предрекаешь день страшный?
— Я не предрекаю. Я знаю, что тот день настанет скоро, — сказал Санька и, не отводя взора, тяжко вздохнул. — Я вижу их.
Старец вздрогнул и опустил взгляд.
— Значит, пришёл и наш черёд, — проговорил он задумчиво. — Ну и, Слава Богу!
Потом старец снова посмотрел на Александра.
— Так кто ты, светлый князь?
— Веди в трапезную, старец. Вечерять станем. Там всё и скажу.
Зосима снова вздрогнул, и взгляд его спрятался за насупленные седые брови.
— Кого за стол свой вечерять зовёшь, государь? — спросил он едва слышно.
— Сами выбирайте. Но не многих.
— Двенадцать?
Санька пожал плечами и согласился.
— Пусть будет двенадцать.
Монастырская братия всё время разговора Зосимы и царя стояла молча, как бы прислушиваясь больше к себе. И взоры их были обращены вовнутрь, словно люди рассматривали в себе, что-то новое, необычное. На многих лицах присутствовало удивление, а на некоторых — испуг.
Александр огляделся. Вокруг него уже скопилось более ста человек, и люди всё прибывали и прибывали.
— Следуй за нами, — сказал Варлаам, развернулся и двинулся сквозь толпу, рассекая её, словно ледокол, разламывающий ледяной покров моря. Люди дробились на группки и расступались.
— Откуда столько цивильных людей в монастыре? — спросил Санька. — Ведь не монахи они?
— Не монахи, — вздохнул игумен. — Две лечебницы у нас по сорок коек, изба презрения на двадцать мест, мастерские, солеварни, таможня. Совсем погрязли в делах мира. Монахи в дьяков превратились. Нет в монастыре жизни монастырской. Оттого старцы и уходят в леса, что…
Варлаам махнул рукой.
— Везде так. Какую обитель не возьми, любая обрастает миром, как пёс шелудивый струпьями. Ещё бояре да князья повадились принимать постриг и жить в своё удовольствие. Строят за стенами хоромы, челядь перевозят, сами жируют и братию совращают. Да и лаются про меж собой, аки псы. Повлиял бы ты на них, царь-батюшка.
— Кто такие? — удивился Александр.
— Да Иванка Шереметьев, кого ты силком в постриг отдал, и Васька Собакин.
— Собакин, говоришь? — усмехнулся царь. — Лаются?
— Лаются, государь, — кивнул головой игумен.
[1] Замятня — смута.
[2] Тут сравнение с шарабаном придуманной Александром повозки не совсем правильное, т. к. шарабан — тип открытой повозки с поперечными сиденьями в форме скамеек, а в этих — «коробочкой» ногами наружу.
[3] Мыто — налог.
[4] 7055 год от сотворения мира — 1547 от Р/Х.
Глава 12
Так с тихими разговорами дошли они до деревянной двухэтажной постройки. В её стенах были пробиты маленькие, в ладонь шириной, оконца, над крышей курились дымами каменные трубы.
— Теперича только по белому топим, — сказал Варлаам, заметив заинтересованный взгляд царя. — Слишком часто горели.
— Давно пора, — буркнул Александр. — Сколько раз уже я указывал: «Претить топить по-чёрному», и до меня Иван Васильевич писал, ан, всё одно…
— За старину держатся, — пожал плечами игумен. — Боязно отступить.
Поднялись по лестнице в помещение, спаренными двухъярусными нарами очень похожее на тюремный постой. В центре «зала» стоял узкий длинный стол со скамьями. За него Саньке и предложили сесть. Александр, трижды перекрестившись на образа, которые он нашёл по лампадам, и прочитав короткую молитву, сел с края скамьи. Расселась на скамьях и братия.
Санька невесело оглядел присутствующих.
— Чтобы отринуть досужие домыслы, сразу скажу, что моё пришествие к вам не является долгожданным вторым пришествием Иисуса Христа, ибо сказано, что вернется на землю Христос во славе, как Господь и Судия. И его Второе Пришествие невозможно будет не заметить: «Ибо, как молния, сверкнувшая от одного края неба, блистает до другого края неба, так будет Сын Человеческий в день Свой»[1].
Александр снова оглядел сидящих за столом. Варлаам откашлялся.
— Однако сказано у Марка: «Тогда увидят Сына Человеческого, грядущего на облаках с силою многою и славою».
Санька улыбнулся.
— И что? Где я и где облака?
— Видели мы тебя, сидящим на облаке и глядящим на нас. Многажды раз видели.
Варлаам оглядел одиннадцать избранных, обращаясь к ним за поддержкой. Старцы закивали и загомонили, кивая головами: «Видели, видели…»
— Когда? — искренне удивился Санька, а потом вспомнил, что в те разы, когда искал старцев, он перемещался в тонком мире, чтобы чувствовать себя «самолётом», едва ли не материализовавшись. Это сегодня он «летел» невидимый, аки дух святой. А тогда он, даже «вися» над монастырём, не убирал себя полностью в подпространство. Очень ему нравилось, как ветерок обдувает его бестелесную оболочку. Все нервы были оголены, скольжение ветра возбуждало внутренние энергетические потоки и силовые вихри.
— Доигрался, — подумал Санька. — Довыёживался.
— «И тогда восплачутся все племена земные и увидят Сына Человеческого, грядущего на облаках небесных с силою и славою великою», — процитировал евангелие от Матфея какой-то старец. — А силу ты нам сейчас дал невиданную.
— Всё не совсем так, как вам видится. Я могу многое, но не всё то, что присуще Богу. Сказано ведь, что перед вторым пришествием произойдёт воскресение умерших во Христе и изменение верных, оставшихся в живых.
Санька победителем осмотрел оппонентов.
— А мы? — вдруг вопросил Зосима. — Ведь мы же умерли, но и воскресли. Только не в небеса отправились, а остались ждать тебя.
Старец сказал это так печально, что Александр понял, что это абсолютная правда. По спине у Саньки пробежал холодок, а по всему телу просеменили маленькими колючими лапками тысячи тысяч «мурашек».
— И нас таких ровно двенадцать, — продолжил Зосима, оглядев сидящих за столом.
— Ни хрена себе! — подумал Санька, начиная дрожать от страха. — Тайная Вечеря живых мертвецов.
— И мы теперь видим тебя. Твой свет и твою силу… И видим, что о приближающейся тьме ты говоришь правду. Мы тоже увидели ИХ.
Александр некоторое время сидел, понурив голову, потом тяжко вздохнул.
— Думайте про меня, что хотите. Кто я? — Санька тяжело вздохнул. — Я действительно не знаю, кто я. Зачем и кем мне дана эта сила — мне тоже не известно. Родился я такой. Быть может, Богу было угодно послать меня на эту землю, чтобы встретить тёмную нежить. Может быть. Не знаю. Но теперь вы знаете столько, сколько известно мне. Думайте и решайте сами, как мы будем оборонять Отечество.
— Думать тут нечего, — почему-то кивнул головой Зосима. — Как молились, так и продолжим молиться. Сил сейчас у нас много, да и молящихся прибавилось. А единой молитвой мы и горы свернём. Мы сейчас видим не только тебя, светлый князь, но и друг друга. Можем единым голосом молитву читать.
Санька посмотрел на окружающих его нелюдей, и увидел, что они и впрямь подключены к его энергетической сетке. Другие же старцы — те, что не умирали и не воскрешали пока — подключены к сети опосредованно через двенадцать избранных.
Поднесли хлеб и вино.
— Вкусим братия тела Христова и крови Христовой, — загнусавил один из ранее воскресших.